Семейный альбом

В какой-то момент жизни мне пришлось принять принципиальное решение. Я перестал ходить в гости и начал встречаться с приятелями и даже с родственниками исключительно в кафе. Я всем врал беззастенчиво, врал что попало. Говорил, что у меня аллергия на домашних животных, на детей, на стариков, на ковры, на рыбий корм — на что угодно, в зависимости от особенностей жилища приглашающего. Говорил, что ко мне надолго прилипает аура личностного пространства или что у меня рваные носки — в зависимости от особенностей мозга приглашающего. Говорил, что дома существует некая определенность и заданность, а в кафе всегда может случиться какое-нибудь радостное приключение. И так далее, так далее, так далее.

Я принял решение, и с тех пор я счастлив. Потому что перестал смотреть все эти многочисленные любительские фотографии, которые обязательно совали в руки каждому пришедшему.

«Семейный альбом» — как уютно и мило звучит. И какая же в действительности это гадость. У каждой московской семьи была стопка семейных альбомов. Давнишних — пузатых, картонных, с приклеенными черно-белыми снимками. Прием в пионеры, последний звонок, походники на станции на фоне электрички, экскурсанты на фоне волгоградского Мамаева кургана. Московские реалии — Красная площадь, ВДНХ (сегодняшний ВВЦ), Новодевичий музей-монастырь, музей-усадьба «Останкино». Многочисленные застолья — салат оливье, винегрет, мужчины пьют «беленькую», женщины — красное. Задний план — стенка, кресло-кровать, телевизор на тоненьких ножках. На стене — ковер, на ковре — любительская инкрустация, такая же бессмысленная, как все эти фото.

Обязательная программа — человек на борту теплохода, курит, задумчиво глядя на воду. Находились любители фотографировать похороны. Впрочем, это скорее из области психиатрии.

Затем очередной виток прогресса, и все то же самое переместилось на экран. Слайды, слайды, многочисленные стопки слайдов в серых пластиковых рамках, будь они неладны. Слайды круче, ведь они цветные, проецируются на особенный экран на тонкой ножке. Экран и ножка покупались в тех же фотомагазинах, что и сами слайды — на Калининском проспекте (в наши дни — Новый Арбат), на «Соколе», в Столешникове.

Нет экрана — дело поправимое. На упомянутый уже ковер булавками пришпиливалась простыня (любительская инкрустация, конечно же, снималась, но по окончании просмотра, к сожалению, вывешивалась вновь).

Слайды — зло гораздо большее, чем обыкновенный альбом. Альбом, как правило, держал в руках сам гость, он мог хотя бы перелистывать все это пошустрее. Слайдами руководил хозяин, комментарии его были пространны, церемония затягивалась на часы. Страшнее всего, если тот хозяин был человек простой, насчет экрана вообще не заморачивался, а проецировал свое художество на потолок. Гости сидели запрокинув головы, как будто в планетарии. Затекали шеи, ныли спины, воздух спертый — окна-то закрыли и зашторили, слайды смотрели в абсолютной темноте.

Затем альбомы снова взяли верх, только уже другие — аккуратненькие, полиэтиленовые, с дурацкой розой на обложке. Тематика сменилась, но не сильно. Место Мамаева кургана занял Карлов мост, и только-то. Но главная проблема оставалась: гостю хотелось побыстрее закусить и выпить, а вместо этого ему показывали, как на снимках выпивают и закусывают совершенно чужие мужчины и женщины.

А после появились интернет и цифровые фотоаппараты. А также новые противные словечки — «фотка», «фоткать». «Фоткают» нынче все, а значит, это больше не предмет для гордости. Почему-то больше всего любят «фоткать» кошек и закаты (для подобных незамысловатых «фоток» даже термин появился — «кошкозакаты»). Дети, цветы на могилах родителей — куда же без них. Многочисленная заграница — композиция все та же, «я и памятник». Но шут бы с ними.

Главное — теперь все это в интернете. Хочешь — смотри, а хочешь — нет.

Я теперь и в гости бы к комунибудь сходил. Да только вот никто не приглашает. [А.М.]

Алексей Митрофанов — писатель, исследователь московского быта. Автор книг об улицах столицы и городах России.