Настроение:

hungry

бальмонт и честертон
То, что, как жаловался Бальмонт, ему в Ковне в 1930 году не с кем поговорить было по-литовски - насилу нашел какую-то пани на почте и еще эдаких гондольеров на Немане, - может отражать не только тактичность литовских писателей, переходивших на русский при его попытках поупражняться в литовском, но и о языковой ситуации "временной столицы". Когда же в Вильну приехал в 1927 году Честертон, то здешние литераторы приветственные речи произносили на французском, в котором тот был не силен, но по-польски было б еще хуже, а тот, в свою очередь, - на английском, в галломанском крае практически не известном.