Герасим и гастарбайтер.
Герасим, то есть Серёга Герасимов, он сам-то нашенский. Лет в пятнадцать он, как восьмилетку закончил, так в город подался. И там сразу в боксёры пристроился. Блазнилось ему рукоприкладством зажиточность снискать. Да не задалось.
Но тут – трах-бах – Советская Власть кончилась, и понесли ботинки Митю.
Случаем встретил Герасим дружка своего старого, Вовчика Малого, а тот ему и грит:
«Ну чё ты, Герасим, сопли мотаешь, иди ко мне, службу тебе денежную определю.»
Так и стал Герасим бандитом-рекетом, сбылась его мечта мордобойством богатство стяжать. Это ему впервой временно повезло.
Понятно, Герасим, как пареван деревенский, деньгу с весёлыми девками в кабаках не юрдонил, а под спуд складывал. А тут ему Светка Макарова подвернулась, волейболистка. Тут, надо сказать, Герасиму повторно временно повезло. Свадьбу сыграли, значит, а на день вторый грит она Герасиму: «Мол, пора б тебе, муженёк законный, из рекетов перейти в купцы-бизнесмены, чтоб мне, дескать, на вопросы следственные не отвечать.» Подумал Герасим недолго – дело баба бает, да и развязал мошну, и, глядь, через год-другой у него тут лесопилка, там – колбасная фабричка, да три рынка, где коробейники рухлядь предлагают. Живут оне, значит, посвистывают.
И тут Герасиму по третьему разу временный фарт улыбнулся. Приметил его сам Дерипаска. Хитёр Дерипаска непомерно, оттого и богатства его немыслимые. Он, слышь, как приспособился? Сначала ископатором синюю глину копает, а в конце самолёт получается! Где б такой умище обрести, тям такой животворящий?
Позвал он Герасима к себе, усадил в мягке кресла, чаем с ватрушками напоил, а потом заглянул ему прямо в самое нутро. И увидел он там душу пустую, ничем не озабоченную, к подлости потому не расположенную. И сказал Дерипаска так: «Хватит, грит, Герасим, по мелочи тягать, иди ко мне в шестёрки, будем грабить по божески».
Вот тут-то и зажил Герасим по-настоящему, Светку Макарову в шелка укутал, брильянтами увесил, и котежд себе отгрохал трёхэтажный, на берегу Каменки, в родных пределах, а при котежде ещё барак для дворни. А на камин мраморный он парсунку дерипаскину поставил в золочёной рамочке и кланялся ей по три разу на дню.
Живут оне, поживают, а тут Светка в город съездила и грит: «Щас, грит, мода пошла у приличных людей – гастарбайтеров нанимать для попечения над имуществом. Давай и мы также устроимся».
Гастарбайтер им попался неказистый, в очочках, однако ж старательный и уважительный. В дворовом бараке поселился и хлопочет себе по хозяйству, даром что магометанского вероисповедания.
Однако же, время проходит, и стал Герасим примечать, что Светка Макарова всё около того гастарбайтера вертится, разговоры разговаривает и хохочет заливисто. Дальше – больше, взяла манеру в барак шмыгать, а уж когда увидал Герасим, как она под утро оттудова в дом крадётся, тут уж у него решение проявилось. Светке-то он что сделать может? Ты ей слово – она тебе, мол, а ты за ноги держал? А сунешься ближе – как потом разгрести? Беда…
Ну, встал как-то с уторка, кликнул того гастарбайтера, поехали, грит, на рыбалку, одному несподручно. Сели оне в катер белый, да и за остров, на самую стрежень. Тут Герасим, слова худого не говоря, берёт того гастарбайтера и кидает его прям в перекат. Для верности ещё катером сверху поездил да и домой возвернулся.
На другой день проснулся, глядь во двор, а там тот гастарбайтер с грабельками бегает, кошенину третьеводняшнюю гребёт. Ладно, думает Герасим, в воде, выходит, не тонешь.
Зовёт он , значит, его сызнова и грит, бросай, дескать, грабли, надо, грит, колодец копать, старики сказывали, жила тут залегает с целебной водой. Взял тот лопату безмолвно и копать принялся. Ждёт-пождёт Герасим, да и дождался, когда ямина в четыре сажени углубилась. Только гастарбайтер туда по верёвке залез, завёл Герасим бульдозер, в кустах на тот случай припасённый, и завалил его сырой землицей, а для верности ещё поверху поездил.
На другое утро встал Герасим, принял первача, закусил рыжиком и к окну подходит. Глядь, а по двору гастарбайтер расхаживает, пустые бутылки собирает. Так, думает Герасим, получается, и мать-земля тебя не принимает. Ладно.
Ещё стакан, значит, принял, выходит, собирайся, грит, магометанин, в тайгу поедем. Ну, тот зырк по сторонам да деваться некуда. Сели оне в джип-машину и понеслись.
Приезжают на заимку, там зимовьюшку ещё прадед Герасимов ставил, из листвяка векового. По-старинному ставлено, окошки с ладонь, не влезть, не вылезть. Заходи, грит Герасим гастарбайтеру, а сам за ним дверь захлопнул и брёвнышком подпёр. Полил он зимовьё прадедово бензином и подпалил с четырёх углов. Полыхнуло так, что потом в народе даже песню сложили, слыхали, может: «В тот лютый год, когда Шойгу тушил за Каменкой тайгу»? В такой геенне кто выживет? Только птица-Пенис, да и то не наверняка.
На другой день просыпается Герасим, подходит к окну – нету гастарбайтера! Ну, на радостях только он себе стаканчик налил, тут кусты поодаль зашевелились и оттудова Светка Макарова выбирается, а за ней он самый.
Засмурнел Герасим не на шутку, да что ж это такое, ничто не берёт магометанина, даже в пламени не горит.
И поехал он до города, к дружку своему старому. Ну, Вовчик Малой выслушал Герасима внимательно и сказал ему раздумчиво:
«А поезжай-ка ты, грит, Герасим на Москву, да сыщи там килера-убивца, и тот киллер-убивец за мзду великую твою кручину успокоит».
Долго ли, коротко ли, поехал Герасим на Москву и сыскал там киллера-убивца, и торг с ним держал. А когда по рукам ударили, то срок выговорил: в три дни.
Вот первый день проходит – гастарбайтер ходит как ни в чём ни бывало.
Вот второй день минует – поёт гастарбайтер, приплясывает, цел и невридим.
Вот и третий день истекает – гастарбайтер Светку Макарову за бока хватает, жив да здоров.
Почернел Герасим тучей и к реке подался. А от уреза ему встречь киллер-убивец поднимается:
- Не вели казнить, Герасимушка! Поверишь ли, как вижу я эту гниду, так руки у меня деревенеют, тело каменеет, а сердце леденеет. И ни из ружья я его стрелить потому не могу, ни финкой запырять. Это же не просто гастарбайтер, а самый главный гастарбайтер на Руси, и имя ему Багиров Эдуард.
А тут и Светка Макарова по бережку подбегает:
- Что ж ты творишь , ирод! – криком кричит. – На кого руку поднимаешь, мракобес! Это же гений всех времён, а ты со своей ревностью, как кур в ощип прёшься! Это жеж сам Эдуард Багиров, Великий Гастарбайтер и Антифашист всех гастарбайтеров-антифашистов ! А что давала, так не из похоти, а ради торжества антифашизма во всём мире и диктатуры гастарбартариата всех краин! – Так крикнула и аж захолонулась.
А тут и Сам Гастарбайтер Багиров с высокого берега спускается, весь в белых одеждах, выступает плавно и гордо, и речёт он так:
- Фашист ты, Герасим. А фашизм – не пройдёт!
И речёт он далее:
- А не проёдёт фашизм потому, что один закон у антифашизма: что моё – то моё, а что твоё – то тоже моё станет. А потому, как у фашиста, моей властью заклеймённого, отбираю я у тебя всё имущество и состояние, и Светку Макарову впридачу!
Взять он Герасиму только парсунку дерипаскину позволил, но без рамки золочёной.
И куда ж было горемыке деваться? Да не родился ещё богатырь-фашист, чтоб Багирова-гастарбайтера в честном бою одолеть смог!
Так и затерялся Герасим на просторах русских, сгинул безвестно средь прочих фашистов бродячих.