Богородица, нато прогони!
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Monday, July 20th, 2009
| Time |
Event |
| 9:45a |
| | 10:19a |
Фашизм на итальянский манер Для тех кто думает что только в России срут на права и свободы вот хорошее от Мальгина про ползучий фашизм в Италии: http://avmalgin.livejournal.com/1557633.htmlТолько там политическая система вполне себе соревновательная, и мразь принимающую эти законы реально избирает народ. Я не знаю что нужно сделать чтобы люди очнулись и перестали голосовать за правых в каком угодно соусе и обличии, потому что это не может быть чем-то иным нежели добровольным опусканием самих себя, как в практических, так и в моральных координатах. | | 12:33p |
Тарковский и Лем
Некоторые апологеты Тарковского уверяют что глубинный смысл его творений, столь труднопостижимый из них самих, раскрывается через прочтение книг, по которым он снимал некоторые свои фильмы.
Дабы соблюсти интеллектуальную честность взял на себя труд их прочесть. Лавины смыслов, как и следовало ожидать, не обнаружилось.
Про «Пикник на обочине» обсуждать вообще нечего. Это макулатура по всем мыслимым критериям. При этом сценарий имеет мало общего с книгой. Поэтому ответственность за квазиинтеллектуальный трёп, которым весь фильм обмениваются герои, невозможно списать на то что режиссёр почтенно следовал дискурсивным линиям первоисточника. Как бы ни распределялось в процентном отношении авторство сценария, режиссёр (если предполагать что он практикует высокое искусство, а не заработок любой ценой) может и должен влиять на то что в сценарии написано либо отказываться от съёмок.
«Солярис» я, если честно, уже читал лет в двенадцать, но следы в памяти с той поры затёрлись начисто. В данном случае книга действительно проясняет некоторые туманные места фильма. То есть, другими словами, с задачей внятно передать фабулу Тарковский не справился. По сравнению с книгой в фильме акцентирована лирическая линия и опущены обильные «научно-фантастические» элементы, тошнотворные для любого человека с десятью классами образования. Отчасти это пошло в плюс, но негативно сказалось на сюжетной связности.
Ничего шедеврального в книге, разумеется, нет. Её успех в советские годы был спланирован курирующими инстанциями по очевидным идеологическим мотивам. Научная фантастика на фоне гонки космических вооружений почиталась правильным жанром, тогда как Лем, будучи представителем дружественной соцстраны, оказался эталонным кандидатом в его корифеи. В то же время железный занавес серьёзно ограничивал переводы качественной литературы – снижая тем самым художественную планку.
Те мне менее, как артефакт своей эпохи «Солярис» занятен и поучителен. Лем пытается обратиться (пусть и провальным образом) к донельзя интересной и продуктивной теме: что будет если желания человека начнут материализовываться? Развить эту линию можно далеко и в разные стороны, потому что желаний человеческих – необъятная бездна, и, если разобраться, вся художественная литература посвящена их виртуальному воплощению и анализу. Тем невероятней насколько куцыми и беззубыми оказываются желания Криса Кельвина. Более того, даже эта малость столь откровенно спроецирована на внешний объект (океан Соляриса) что трудно придумать более хрестоматийную иллюстрацию к соответствующим тезисам психоанализа. Смелость желать недозволительна для героя (а также для автора и читателей). Желания навязываются Кельвину извне, квазиматериалистическими силами, и только поэтому отдельные, обрывочные элементы запретного проходят через внутреннее (авторское) и внешнее (редакционное) Супер-Эго. В нормальной, неподцензурной литературе нет нужды возводить громоздкие псевдонаучные схемы, объясняющие как это так фантазии могут материализоваться. Автор просто берёт и материализует их в своём слове, назовём ли мы это «сюрреализмом», или «магическим реализмом» или как угодно иначе.
Тарковский же в данном случае транслировал посредственного качества книгу в посредственного качества фильм. И не более того. | | 2:41p |
Азиатчина в кинематографе
Посмотрел – устраняя пробелы в культурном образовании – ошимовскую «Империю чувств». Однозначно, узкоглазая культура, с её камикадзе, харакири, кароши и иероглифической письменностью должна была понравиться Ницше.
Христианство, при всех его издержках, впечатало за две тысячи лет в подсознание европейца императив к хотя бы минимальному милосердию и гуманизму. Этот минимум выражается лучше всего в понятии «утешение». В самых тяжких страданиях человеку должен остаться лучик света, будь то прощение в загробном мире или последняя сигарета перед казнью. Этот императив может соблюдаться формальным или даже издевательским образом, как если, например, еретика «милосердно» удушают перед сожжением, и чисто практически лицемеры обретают через него удобный способ сохранить моральное лицо в самой изуверской жестокости. Но этот императив помнят, почитают и хотя бы внешне блюдут.
Поэтому что бы за ужасы ни снимал западный режиссёр – войну, мор, концлагерь – и как бы циником или эпатёром он не был – он всегда оставит, а-ля «Список Шиндлера», момент радости и надежды, что-то типа «умерли не все» или «все, но достойно». Узкоглазые свободны от подобных ограничений. Для них нормально обосрать ВСЁ погрузив зрителя в кромешный экзистенциальный мрак. Не обязательно они так думают, но для них это приемлемый художественный выверт. Потому что человек не имеет в их видении той имманентной ценности, которая делает его достойным, как минимум, утешения. В сущности, это реликт варварства, как китайские пытки. Но не в стиле абреков, или каннибалов племени мумба-юмба, когда варварство тотально и всепроникающе, а скорее точечная лакуна на фоне довольно высокой общей культуры. |
|