Книга Фигля-Мигля оказалась под стать псевдониму автора — пестрая, кое-как сшитая на живую нитку и раскрашенная тяп-ляп.
После того как в финал премии «Национальный бестселлер» вышли «Волки и медведи» таинственного Фигля-Мигля и «Красный свет» Максима Кантора, все поняли, что шансы последнего понижаются. По нацбестовскому протоколу лауреат обязан лично подняться на сцену и произнести речь. А надо сказать, что за недолгое свое пребывание в нашем медиапространстве лондонский гастролер Максим Карлович уже успел намозолить глаза. Все знали, кто он, о чем будет говорить и в каких выражениях. А вот Фигль-Мигль — дело другое: секрет псевдонима сохранялся вплоть до финала, и мало кто знал, кто же за ним скрывается. Возможно, поэтому жюри и сделало выбор в пользу «черной магии с ее разоблачением». Ну хотя бы для того, чтобы добавить некоторой живости костенеющему «Нацбесту». Многие надеялись обнаружить под маской известную персону — бизнесмена, крупного чиновника или, на худой конец, депутата петербурского заксобрания, на самом же деле Фиглем-Миглем оказалась филолог Екатерина Чеботарева.
Правда, некоторые спецы по книжному маркетингу и критики считают, что попасть на Парнас автору с псевдонимом, восходящим к слову «фига», будет нелегко несмотря на лауреатство, но это уже другой вопрос. А вот если говорить о книге, то Екатерина Чеботарева по крайней мере поступила с публикой честно. Читатель получает от книги ровно то, на что его заранее настраивает имя на обложке. Подобно вещам гоголевского Собакевича, которые были похожи на хозяина и словно говорили: «И я Собакевич!», «Я тоже Собакевич!», тотальный фигль-мигль выглядывает изо всех складочек романа и подмигивает с каждой из 496 страниц.
По жанру «Волки и медведи» вроде бы претендуют на звание антиутопии и постапокалиптики, но на самом деле перед нами явный фигль-мигль — нечто пестрое, построенное без фундамента, кое-как сшитое на живую нитку и раскрашенное тяп-ляп. Апокалипсис, если здесь и был, вынесен за скобки. Следствия и причины, дрыгая ножками, озадаченно повисли в воздухе. Писательница не снисходит до объяснений, каким образом Петербург развалился на части (левый берег Невы — отдельно, правый — отдельно, на мостах — блокпосты) и отчего в это же время активизировался потусторонний мир с его мстительными призраками. Ну, короче, так совпало, и все. Почему? Нипочему, это же вам роман, а не научный трактат. Чего пристали к девушке?
Сюжет вроде бы авантюрно-политический и отчасти якобы детективный, но на деле — опять фигль-мигль. Значит, так, следите за руками: ученый по прозвищу Фиговидец отправляется в местные джунгли в компании с уникумом по прозвищу Разноглазый, который зарабатывает на хлеб, изгоняя привидений из снов клиентов, среди которых оказывается периферийный босс по прозвищу Канцлер, который хочет объединить город и окрестности, которые не хотят объединяться…
Те, кто не читал предыдущего романа автора, не поймет вообще ничего, однако и тем, кто вымучил это злополучное «Щастье», все равно не разобраться во всех хитросплетениях. Все воюют друг с другом — менты и контрабандисты, дружинники и анархисты, снайперы и сталкеры, — а ожившее неубиваемое привидение по кличке Сахарок воюет против всех. Но главное идолище поганое — не он, а бродячий призрак капитализма: «Пока прибыль покрывает убытки, космополитическая свободная торговля будет функционировать: рядом с пытками, рядом с убийствами, рядом с концом света...»
Стиль вроде бы изысканный, но при рассмотрении он тоже напоминает фигли-миглистые суфле да бланманже. «Узкоплечий силуэт» и «торопливый рыжий закат», «ядовитые искры истерики» и «воздух напряжения и тоски», «неожиданно клыкастые скалы» и «разбивавшие сердца скулы», «крепко плещущееся на ветру знамя гедонизма» и «булавки гневных и презрительных взглядов». Здесь «апофеоз той требующей неустанных попечений противоестественности», которая оттеняет «светлый ход отлаженной повседневности». Лапидарная мрачность (кровь, кишки и пр.) уживается с многословно-натужным юмором, и главным его объектом оказываются коллеги: писатели и филологи, достойные насмешек и «скрытого под слоем шутовства высокомерия».
Похоже, на выбор авторского псевдонима повлияло детское чтение Кати Чеботаревой — сказка Николая Носова «Незнайка на Луне», среди персонажей которой есть лунные полицейские Фигль и Мигль: «Несмотря на большое внешнее сходство, в характерах Фигля и Мигля было большое различие. Если Фигль был коротышка сердитый, не терпевший, как он сам утверждал, никаких разговоров, то Мигль, наоборот, был большой любитель поговорить и даже пошутить». Видимо, писательница так и не определилась, кто из двух сказочных копов ей больше по сердцу, — ну и взяла обоих.
