Можно условно разделить общество по отношению к власти на элиту, контрэлиту, антиэлиту и всех остальных. Контрэлита часто объединяется с антиэлитой в борьбе с элитой, но, в отличие от контрэлиты, способной в любой момент занять место элиты, антиэлита стать элитой не может и скорее отвергает сам иерархический принцип, нежели борется с конкретной его реализацией.

В контексте современности к контрэлите можно отнести политическую оппозицию, а к антиэлите – современное искусство. Все большая политизированность современного искусства, фиксация не только на социальных проблемах, но и политических, подталкивает его к оппозиции.

Современные художники объединяются с политиками в борьбе с властью. При этом политики жаждут власти, а художники – отмены иерархического расслоения. Если побеждает оппозиция, для антиэлиты ничего не меняется, она остается в оппозиции к теперь уже новой элите. А старая элита часто становится новой контрэлитой.

Такое, казалось бы, незавидное положение антиэлиты компенсируется постепенным вытеснением ее дискурсом всех остальных дискурсов. В первую очередь к художественному дискурсу (современного искусства) прибегает контрэлита. Политические акции все менее отличимы от перфомансов, а художественные акции от политических жестов.

Теперь же пришло время, когда языком искусства заражается и власть. Элита реагирует на акции оппозиции, пытаясь выглядеть современно. Консервативная составляющая, основа государственной власти, прячется за иллюзорной легковесностью перфоманса.

Элита обзаводится собственными современными художниками, которые едят у нее с рук, чтобы вытеснить конфликт из области политики в область искусства. Нет больше напряжения, социального, экономического и политического оппонирования, все погружается в нескончаемый художественный процесс.

Дискурс антиэлиты распространяется на весь мир. Его использует и власть, и оппозиция, и художники. И даже немного все остальные, потому что отныне это универсальный язык, на котором изъясняются современные люди. Или, более грубо, идиоты.