Это не совсем к теме сегодняшнего начала "инквизиционного" процесса над девушками-"ведьмами" из Pussy Riot, хотя отношение имеет.
Мало люди стали думать сейчас о том, что хорошо, а что плохо, что высоко, а что низко. Ради выгоды и удобства многие на все готовы, не так ли? Некоторые на все готовы даже ради саморекламы.
А с другой стороны - вот это раздувание сверху "священной войны путинистов против пуссинистов" - ну не спекуляция ли это на мракобесии? Где тут христианское милосердие, где прощение? Нынешние привластные деятели типа чаплиных-гундяевых дают совсем другие примеры.
Мощный нравственный заряд был в первоначальном христианстве, но его потом обмирщенные и обогатившиеся при власти клирики просто предали.
Кстати, о предательстве и прощении. В Новом Завете есть два апостола-предателя, Иуда и Петр. Но судьбы у них очень разные.
Иуда сдал за 30 сребряников Иисуса тогдашней "партии власти" (его поцелуй был сигналом для "задержания лидера несогласных"). Потом он вдруг осознал тяжесть и несправедливость содеянного, бросил назад полученные деньги, "пошел и удавился". Тем не менее, он так и остался в веках символом предательства.А Петр, когда Иисус был арестован, просто испугался, когда в нем заподозрили "сообщника". Перед лицом тогдашних "силовиков" он трижды публично отрекся, сказав: "Я его не знаю!". Но потом, преодолев колебания, он стал самоотверженно служить распространению нового учения.
(На фото: Троекратное отречение Петра (левая часть); Греция; XVI в.; местонахождение: Афон, монастырь Дионисиат).
Закончилась его жизнь тоже трагически. Согласно легенде, Петра распяли в Риме после пожара 64 года, когда Нерон обвинил в поджоге города христиан. Согласно этой легенде, Петр попросил лишь, чтобы его распяли не как Христа, а "менее почетно", вниз головой. Христос, согласно НЗ, завещал именно Петру "ключи от царствия небесного"...
Два предателя-апостола, "два мира..." В чем же между ними принципиальная разница?
Вот попалось на эту тему интервью одного украинского священника, которое стоит выборочно процитировать:
Предательство — это когда кто-то обманывает доверие другого человека, относясь к нему, как к средству, а не цели
Предательство... От этого слова холодеет в груди. Сразу вспоминается предательство Иуды, а потом ещё много других: исторических и личных. Наверное, мало кому повезло вообще не иметь личного опыта в этом вопросе. Большинство из нас либо сами предавали, пусть ненароком, случайно, по стечению обстоятельств, либо ощущали боль от предательства ближних, окружающих — тех, от кого зависела если не жизнь, то бытование.
Трудно оказаться в роли преданного, ещё труднее — в роли предателя. Но, порой, мы даже не отдаём себе отчёта в том, что это уже случилось...
О предательстве мы беседуем со священником ФЕОДОРОМ ЛЮДОГОВСКИМ, преподавателем и клириком МДАиС.
— Давайте попробуем определить, что такое предательство.
— Я бы сказал так: предательство происходит тогда, когда кто-то обманывает доверие другого человека, относясь к нему, вопреки категорическому императиву Канта, не как к цели, а как к средству.(...)— Предательство Петра и предательство Иуды — в чем разница?
— Разница, во-первых, в причинах. Мы не знаем всех мотивов и мыслей Иуды, но очевидно, что деньги сыграли здесь существенную роль. Поступок Иуды был обдуман, спланирован и успешно осуществлён. Отречение же Петра имело причиной страх — в общем-то, извинительное чувство. С его стороны это было спонтанной реакцией на опасность. Осознав свой проступок, своё предательство, Пётр со свойственной ему эмоциональностью и порывистостью тут же раскаялся в нем. Во-вторых, есть разница в дальнейшем поведении. Иуда, видя, какой оборот приняло дело (возможно, для него это было неожиданностью), «раскаявшись», как говорит Писание, вернул деньги первосвященникам и старейшинам со словами: «Согрешил я, предав кровь невинную». Он осознал свой грех, но ему, судя по всему, даже не пришло в голову попросить прощения у Учителя. И, скорее всего, причиной тому был не страх ареста, пыток и казни (как это было с Петром): муки совести, которые он претерпевал, были значительно сильнее тех мучений, которые могли причинить ему палачи. Нет, он просто решил: «Такое не прощают». Конечный итог нам известен: Иуда покончил с собой.
Пётр, напротив, как будто не проявляет никаких внешних признаков раскаяния, кроме горьких рыданий — но дорого ли они стоят? Он не пытается более следовать за Иисусом; он, как и прочие ученики (кроме Иоанна), побоялся подойти ко кресту. Не он снимает с креста тело Учителя; не ему приходит в голову мысль помазать тело благовониями. Но он остаётся вместе с другими учениками, с общиной, главой которой до недавнего времени был Иисус. В сердце Петра есть скорбь, есть стыд, но нет отчаяния. Он помнит, хотя и не постигает, слова Учителя о воскресении. Он не теряет надежды на прощение. И он получает желаемое: его, уже и не ученика вовсе (ангел, явившийся мироносицам, говорит: «Идите, скажите ученикам Его и Петру...»), Иисус сам спрашивает... — о чем? О причинах предательства? О гарантиях того, что подобное не повторится впредь? Нет — о любви. «Симон, сын Ионы, любишь ли ты Меня?». И ответ у Петра может быть только один: «Да, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя».
(...) — А что сложнее: простить другого или простить себя? На чем основано прощение в том и другом случае?
— Что сложнее — не знаю, ситуации могут быть очень разными. А на чем основано прощение... Тут надо сперва понять, что значит простить. Может быть, разобраться в этом будет легче, если мы посмотрим вот с какой стороны. Каждый христианин совершает те или иные грехи. Он приходит на исповедь в надежде на прощения Богом этих грехов. Что значит, что Господь простил грех? Это значит, как мне представляется, что Господь относится к нам так, как если бы этого греха не было вовсе. Можно сказать даже так: Своим прощением Бог изменяет прошлое. Вот стоят Иван или Марья, очищенные от грехов в таинстве покаяния. Ведь нет на них греха? Нет. Ну так и не было ничего! И не морочьте голову. Вот так же, думается, и мы должны относиться к обидчикам и к себе. После каждого греха, после каждой обиды, после предательства даже — вновь и вновь, вопреки очевидности, вопреки логике, — верить человеку, вновь и вновь строить с ним отношения с чистого листа, вновь и вновь изменять прошлое. Не было греха! Не было предательства! Ничего не было. Вот он, мой ближний, предстоящий Богу. Вот я грешный, я — и мой Спаситель. Он пришёл, чтобы спасти меня и его — и, я уверен, Он спасёт нас. Трудно выработать в себе такое отношение к человеку? Не то что трудно — невозможно. Но невозможное человекам возможно Богу.
— Когда-то где-то мне довелось прочесть утверждение, что простить можно только того, кто просит прощения, кто осознаёт свою вину и раскаивается. А как вы думаете, если человек причинил страдания и вред, но не раскаивается, не извиняется, можем ли мы его простить? В чем разница между двумя видами прощения: кающегося и нераскаянного человека?
— Разница существенная. Дело в том, что Господь настаивает на активном выяснении отношений, а не на молчаливом всепрощении. «Если, — говорит Он, — согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрёл ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою ещё одного или двух, дабы устами двух или трёх свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18:15—17). Т. е. упорство в грехе, гордость, нежелание признать свой проступок — всё это ведёт к разрыву отношений. Человек с милостивым сердцем, конечно, даже и в таких условиях может простить своего обидчика — но последнему, скорее всего, это не принесёт никакой пользы, а лишь подаст повод для озлобления.
(...) — И в заключение: можно ли сказать, что в наши дни представления о предательстве изменились по сравнению с предыдущими эпохами?
— Не совсем так. Я бы сказал, что изменилось восприятие поступков, которые раньше однозначно бы воспринимались как предательство. Если вернуться к началу нашего разговора, то мы определили предательство как обман, надругательство над чьим-либо доверием. Так вот: сейчас, как кажется, люди меньше склонны верить друг другу, раскрываться навстречу друг другу. Муж ушёл от жены — ну что же, их брак исчерпал себя. (И, что характерно, так думают не только «третьи лица», но и сами супруги.) Человек перешёл на другую работу — ну что же, каждому необходим карьерный рост, прибавка в зарплате и проч. И уже исчезает отношение к работе как к общему делу, как к служению. Мать отказалась от ребёнка в роддоме — ну что же, зато родила, не сделала аборт; это, в конце концов, её право. И так далее. Т. е. существенным образом изменились представления о некоторых типах человеческих отношений. Налицо желание максимально освободить себя и других от ответственности: «так сложилось; это его право; лучше так, чем по-другому».
— А надо ли стараться вернуться назад, к более острым и более ответственным человеческим отношениям?
— Думаю, что да, хотя и не во всем это возможно и желательно. Выше я привёл пример с работой — он, наверное, создаёт диссонанс рядом с двумя другими, куда более трагическими. И в самом деле, отношение к работе сильно зависит от типа общества, от взаимоотношений людей. Для японца фирма, корпорация — это (говорят) как семья. А для американца — only business. И здесь вряд ли имеет смысл что-то менять. Но именно в межличностных отношениях — да, конечно (...)
Беседовала Светлана Коппел-Ковтун
Конец цитаты.
Можно, конечно, в чем-то не согласиться. Но задуматься, наверное, стоит?