Югыд-ва-2


Попутчик в поезде рассказал историю. Сам – коренной интинец, лет около пятидесяти, лысина в капельках, стекающие черты лица, глаза смотрят немного сквозь. По-таежному грубые руки, но работает ювелиром. С юности ходит "по северам", часто – в лыжные походы, со своей давней, крепко сбитой компанией сверстников. Однако от одного маршрута отказался: вместо путешествия поехал оперировать сухожилие ладони – профессиональная усталость человеческого материала. Ушли пятеро – две девушки и три парня, две байдарки – трешка и двушка. Время – июль, ближе к августу. Руководитель – И., человек большой воли и упорства, переходящего в упертость. Маршрут – суровый: Заполярный Урал, Арктика. Вышли с Щучьих озер, сплавились по Байдарате, двинулись вдоль Байдарацкой губы – крупнейшего залива Карского моря, в сторону Ямала. Аскетический до нищеты пейзаж подчинен горизонтали власти: тундра, изрезанная руслами бесчисленных рек, стальная гладь Ледовитого океана и небо в полмира. Климат соответствует: средняя температура июля плюс 3-9 по Цельсию.
Погода хмурилась день ото дня. По дороге встретили оленеводов. Общение с аборигенами всегда требует деликатности, соблюдения ритуалов, амортизирующих контакт миров. Но И. очень спешил. Разговор вышел примерно следующий. Рыба у вас есть? Нет. Ладно, тогда мы пошли. Что ж, даже чаю не выпьете? Нет, спешим, погода портится.
И группа ушла. По дороге одна из девушек чуть не упала в реку. Если бы она вымокла, пришлось бы задержаться – на просушку. Плыть по тундре в мокром нельзя. Однако в последний момент ее удержали.
А утром настало удивительное затишье – день безветрия и чистых небес. Ребята снимали друг друга на камеру: девушка бросает в море цветы, в тихие волны, какие бывают только в самом зрачке циклона. К ночи чудовищное веко небесное опустилось, и с губы поднялся ветер. Все забились в одну палатку, укрепили ее вторыми дугами. Парни держали трубки из гнущегося металла, который норовило распластать по земле. А потом увидели, что вода прибывает. Бросаем байдарки, бежим! Нельзя, это смерть. Взгляд в сторону океана: там - ничего, шторм, чернота.
Оставив палатки, оставив вещи, три парня и две девушки стали двигаться в сторону континента. По исчезающим островкам, толкая лодки, проваливаясь по грудь в ледяную соленую воду, подтягиваясь на бортах, вперед и вперед - к белесой полоске, едва различимой на горизонте. Шли, ползли, выбивались из сил под лютым дождем и ветром - двенадцать часов. Байдарки разделились. И. остался с женой, товарищей потеряли из виду. Когда выбрались на очередной островок, сил перетащить лодку уже не было. Они легли рядом, обнялись, попрощались. Она стала терять сознание, он понял, что теперь – его черед, приплыли. Очнулся – вода убывала. И. двинулся в сторону оленеводов. Помогите! Тогда плати. Я заплачу, но сейчас денег нет… Что же, ты не видел, куда шел? Аборигены отвели И. – сам уже идти не мог - на место. Там же нашли вторую группу: едва прилив начал спадать, один из парней уронил голову, обмяк, поплыл. Переохлаждение, истощение. «Хотя бы кусочек сахара съели», – попутчик комкает пальцами воздух. Потом прилетел вертолет. В морге уже увидели, что тела от груди и до пяток превратились в сплошную гематому – все сбито о камни. Той же ночью в море перевернулась баржа, в устье погибло еще двое туристов из Москвы. Приливы на губе – обычное дело, но катастрофические случаются раз в пятнадцать лет. Бывает, ветер загоняет в устье ледяные торосы; такими глыбами вездеходы сминает, словно консервную банку.
Когда это случилось, спросил я. Лет шесть назад, ответил попутчик. Сколько же им было? Около пятидесяти. И. продолжает ходить и сейчас.
Не знаю, чем меня так приворожила эта история. Мрачный, величественный колорит: черная жадная пасть за спиной, бездна под ногами, последнее «люблю» на острове, который уходит под воду. Бесстыдная театральщина невыдуманного, наконец, – пленка в гермомешке, на которой мертвая, но еще живая девушка бросает в море белые цветы. Сцена словно снята на выцветшие восемь миллиметров, вся в запятых и царапинах.
Слепая витальность вдовца.
Неугаданный возраст героев, наконец.
Или щекочущий потаенный восторг от того, что ты-то здесь, и - пусть не лез в такую мглу – хоть до какой-то степени представляешь ее непроглядность, ибо только что неделю мерз и греб под мокрым снегом.
Нет, конечно, что-то еще. Мифологический ритм отречения от спасения предполагает троекратный повтор: невыпитый чай, непромокшая одежда… Я понимаю, что рассказчик выговорил финальный аккорд еще в самом начале: та, что осталась в живых, признавалась – быть может, если бы ты пошел с нами, ничего бы не случилось. Водянистые глаза смотрят сквозь - устало, печально, смиренно.

В общем-то, я хотел сказать, что мы вернулись с Приполярного Урала, самой высокой системы Уральских гор, живы-здоровы, чего и вам желаем. Открыли сезон в нацпарке Югыд-ва, забросились в этом году первыми. Вышла нормальная водно-пешая трешка по Лимбекою, Манараге, Косью, с перевалом 1б. Вольфрамовых пружинок, правда, не видели, но и других чудес хватило. О них позже.