Хоронилка
Иногда я в своем журнале рассказываю истории из тех времен, когда я была журналисткой. Почему была? Можете считать это корпоративным снобизмом, но журналист для меня все-таки тот, кто пишет буквы и публикует их периодике, а не тот, кто рассказывает буквы устно в камеру. Телевидение - отдельная профессия. Даже документальное расследование в этом агрегате имеет свои законы, очень отличающиеся от того, как это выглядит в редакции "пишущей". Может быть, я не права, но ведь имею право...

Ну и вот, бабка снова решила вспомнить, как девкой была, и рассказать о том,

Можете верить, можете нет, crianza, jeronimob, ladyzed, zhemchuzhina и еще пара человек меня точно поймут, но журналисты, особенно ежедневных газет, больше всего не любят, когда умирают известные люди.

Буквально только что ты шел на работу весь в планах выпить кофе, покурить с родным отделом культуры "за жизнь" и в охотку дописать ругательную рецензию на новый фильм Геннадия Чебурашкина "Козы и розы". Но сообщение информационного агенства уже поджидает тебя на столе редактора. Первые минуты после горькой вести напоминают начало устного опроса на школьном уроке. Пока учителький карандаш ползет по журналу в выборе жертвы, ученики пытаются съежиться за партой в соринку и прикрыться учебником. Фамилия наконец названа, и по классу разносится шумный выдох. Нет, бывает, что шумный выдох разносится и по отделу в газете, если умирает какой-нибудь малоизвестный или забытый деятель, требующий только одной журналисткой жертвы. Но так бывает редко. Чаще весь отдел, побросав рецензии на Геннадия Чебурашкина...

... берется за телефонные трубки. Потому что требуется:
а) позвонить вдове(вдовцу), матери, отцу, дочери, племяннику и выяснить подробности последних минут жизни покойного. Зачем эти минуты нужны для публикации в газете, для меня так и осталось профессиональной тайной. Зачем нужны вот эти строки "в 21 час 16 минут приехала "скорая" - я не искренне не понимаю. Что они прибавляют к портрету народного артиста? Да ничего. Но это основная фигура обязательной программы, по которой будет оцениваться успех работы. Но ведь не всякий, не всякий циничный работник "пера и топора" способен набрать номер убитых горем родственников. Я, например, так никогда и не научилась, поэтому мне всегда доставалась менее почетная обязанность.

б) позвонить коллегам и выспросить "каким он парнем был". Как правило, они тоже могут сказать немного связных предложений и даже иногда плачут, что заставляет журналиста чувствовать себя последней сукой. Ведь он обязательно напишет потом строку "когда я позвонил Сидору Петровичу, который снимался с дорогим Петром Сидоровичем в 55 году, Сидор Петрович не смог подавить рыданий." От коллег требуется выжать не только общие слова сожаления, но "случай". Журналисту без "случая" вообще никак. Кстати, поэтому опытные интервьюируемые имеют в своем запасе десяток дежурных "случаев" со съемок, спектаклей и концертов. Когда интервью стали брать у меня, я тоже быстро заимела такую коллекцию - ведь не отстанут.
В случае некролога особенно ценятся начальством мистические подробности. В результате рождается заголовок "Он предчувствовал свою смерть за две недели, когда кошка его тещи отказалась от сметаны".
Кое-кому из отдела предстоит самое легкое.

в) подготовить публикацию "последнего интервью". Если вы заметили, когда умирает известный человек, выясняется, что сразу пятнадцати-двадцати изданиям он умудрился дать "последнее интервью, которое мы не успели напечатать".
Это все очень и очень просто. Вполне возможно, конечно, что одной газете из списка и правда "повезло", а остальные делают это так. Когда-то давно интервью, действительно, было взято, но при подготовке к публикации фигурант половину текста вычеркнул. Эта половина будет извлечена и пущена в ход. Или - при подготовке к публикации текст не поместился на полосе и был сокращен. Обрезки сейчас очень пригодятся. Иногда бывает так, что интервью в силу разных причин было забраковано его героем или редактором полностью. Все пойдет в дело...
"Высший пилотаж" - опубликовать телефонный разговор, в котором человек отказал журналисту в интервью, снабдив его ремарками вроде "мне показалось, что у него был очень грустный голос".

И все эти пункты а), б), в) надо исполнить быстро. Очень быстро. Часа за два. Нервный, изможденный отдел отирает пот и цинично выражается в сторону усопшего. Результатом этой работы, как правило, является дежурная, сухая, суконная полоса, пестрящая штампами.

За всю свою карьеру я могу перечислить всего несколько достойных некрологов. Это происходило тогда, когда какой-то журналист редакции действительно хорошо знал умершего человека, много и неформально общался с ним и действительно - был очень расстроен. Тогда было меньше подробностей про "скорую" и наследство, но больше искреннего горя и сочувствия.

И ведь на этом, скоростном некрологе, проблема не рассасывается. Через пару дней, к похоронам, нужно подготовить развернутый вариант. Просто неудобно говорить нормальным, здоровым людям про что. Про семью и наследство.

Поскольку журналисты, в целом, не имею в виду новую формацию, тоже нормальные люди, представляете, как они всячески желают долгой жизни и здоровья ньюсмейкерам?

Я, например, вспоминаю один из последних своих вящих кошмаров - смерть телеведущего Р. Макушка лета - никого в Москве нет. Отдел тоже в отпусках. Кое-как, в одиночку, узнаю требуемое. И тут - ночной кошмар материализуется, Фредди Крюгер на марше - выясняется, что Р. в последний год не жил со своей женой. У него была другая женщина. Дело чести для нескольких главных редакторов получить эксклюзив с этой женщиной! Ох, меня и гоняли, как мышь по паркету... Я даже попыталась, но у меня нет таких способностей. Может, и к лучшему.

Каждый такой случай вызывает в моей памяти дикое унижение. Да, это нелегко позвонить Тине Канделаки, "болеющей свинкой", и вежливо спросить ее, как она попала в аварию в Ницце. Хорошо, конечно, что все остались живы и это не некролог, но все равно страшно неудобно. Я знаю, как это офигенно нелегко, поэтому, когда и у меня появилось немного подчиненных, я старалась на них это сваливать по минимуму. Жалко. Уж лучше сама.

Поскольку в КП была рубрика про рождение детей у известных людей под названием "Родилка КП", между собой мы называли вышеописанную деятельность "Хоронилка КП". Также был традиционен при получении заданий визг и нытье:
- Почему я? Я в прошлый раз "хоронил"!

Ну и классический случай, который для некоторых моих френдов, конечно, боян, но они меня простят. Да, френды, я про него, про Александра Демьяненко.

С самого утра мы непросто трудились над полосой про исполнителя роли Шурика. Я уже не помню, что именно было в тот день непросто, но дело шло на редкость тяжело. Часа в четыре дня весь отдел без сил приполз в кабинет заместителя главного редактора. На столе лежала готовая верстка первой полосы с большим потретом Александра Дмьяненко и крупным заголовком "Умер...". Внутри ушедшего в типографию номера скрывался разворот про артиста.
Вдруг заместитель главного редактора посмотрел на первую полосу и задал вопрос в воздух:
- А он вообще точно умер? По телевизору ничего не объявляли. Кто-нибудь слышал?
Никто не слышал. Все оцепенели. Я сказала:
- Если он не умер, то самое хорошее из того, что с нами со всеми сделают, это увольнение.
В нехорошей тишине шеф набрал номер питерского собкорра П.
- Мы тут... Короче - ты первый сообщил, а ты уверен?
В попытках "черного юмора" наша компания провела следущие минут пятнадцать. В сущности понятно, что живой человек, увидевши такую обложку про себя, вполне может и правда... Того...
Наконец П. отзвонился. Говорил он громко, из трубки было слышно каждое слово:
- Я только что разговаривал с его женой - Демьяненко правда умер.

В этот момент отдел культуры навек поразил питерского собкора своим цинизмом. Потому что мы невольно, но дружно загалдели:
- Ну - слава Богу!

Люди, которые это вскрикнули, на самом деле не являются потерявшими все святое, отвратительными стервятниками и журналюгами. В конце-концов - у врачей тоже присутствует чисто профессиональный цинизм в речах.

И вот что вдруг я поняла. Из всех многочисленных участников этой истории, включая питерского собкорра, в редакции до сих пор работает один человек. И то я не помню, он участвовал или нет.