суточные щи -

Лев Толстой как зеркало русской революции, а также единство и борьба противоположностей, или верхи не хотят жить, а низы не могут не.

----

Современное деликатесное, научно сбалансированное, себялюбивое веганство часто путается с вегетарианством Льва Толстого. Это серьёзная ошибка, нравственный просчет.

Вегетарианство Льва Толстого - это намеренное самоистязание, мучительное раздражение пищеварительной системы с подоплекой безуспешно подавляемой сексуальности, аналог флагелляции Лоуренса Аравийского. Достоевский описал подпольного человека, тайно расчесывающего язвы и извлекающего наслаждение из сочащегося гноя. Лев Толстой истязал себя не только в частном порядке, но и очень публично, как индийский факир, и получал двойное или даже тройное наслаждение, - от публичных оваций и гонораров безусловно, ибо горд он был и самоуничижение его было насквозь фальшивым, но еще и из садистического, но притом типично русского, самодурственного измывательства над окружающими, родными и близкими. Приятно накалить обстановку и быть главным сатаной в своем частном аду. Еще приятнее, когда терзаемые грешники при этом тебя малюют иисусиком.

Лев Толстой например не ел ни масла, ни икры из самобичевательного принципа, но чтобы как-то поддержать свой могучий, деятельный организм, он съедал целую гору сухих блинов, или целый горшок каши, а потом мучался неописуемо. Ну то есть по тем временам неописуемо, а после Чехова и далее ко временам Сорокина русский язык приспособился такие вещи описывать. Аккуратно перечитывая дневники самого Льва и Софьи, можно восстановить картину. Толстой непрерывно пердел, стараясь конечно вести себя пристойно на людях, как это подобает графу и великому писателю земли Русской, отчего ему, любителю человеческого общения, приходилось то и дело замыкаться в кабинете и нюхать собственные бздехи и писать письма и дневники. Либо же идти с собеседником на прогулку, стараясь чтобы ветер отгонял запашок серы. Но гуляя, Толстой нагуливал зверский аппетит, и опять блины и.т.д. На следующий после блинов день, чтобы хоть как-то просраться, Толстой наедался сухофруктов и запор сменялся поносом, но еще пуще его пучило, или как выражалась Софья, дуло, - из нужника он бежал в кабинет и обратно, в зловонии как в нимбе. Отшибать смрад недр благовонными курениями, духами и одеколоном Лев не пытался все из тех же гнусных принципов.

Жена любила музыку и театр; любил музыку и театр и сам Толстой, тонко чувствовал и понимал, - но как можно слушать длинные пьесы и тем более сидеть в ложе, постоянно попердывая? Невозможно никак. Поэтому Толстой заявлял, что ненавидит музыку и театр, и срывал раздражение на жене. Залпы кишечных газов он маскировал вспышками иррационального, то есть священного гнева. Когда полубог производит громкий выхлоп, ему требуется быстренько отогнать от себя жену страшным криком, а потом убежать, как бы в расстроенных чувствах.

Так он и написал "Отца Сергия", удивительно тонко-человеконенавистническую повесть, красивую и издевательскую. Чтобы правильно прочесть толстовский текст, надо тоже понимаете ли, хорошенько наесться гороху или высечь себя, как унтер-офицерская вдова.

Затем Лев Толстой наедался черного хлеба с квасом, - опять обильно. И шел пахать, косить, а зимой - кататься на коньках. Привольно пукать на просторах необъятной России. С крестьянами общаться тоже это ничаво. В избе и так хоть топор вешай.