суточные щи -

Положительно, этот писатель сильно недооценен. Попадаются места почище Достоевского.


Ятауи — привилегированный тюремный житель. Он осужден на пятнадцать лет, из которых отсидел уже шесть. На его рукаве две нашивки: умбачи. Он заведует уборкой и доставкой воды. Каждое утро, ни свет ни заря, когда уважаемые химайя еще распростерты на своих матрасах, доносится шум: совершается чистка коридора. Десяток-другой "легких" арестантов передвигаются на четвереньках по полу и трут его мокрыми тряпками. Это первый отряд чистильщиков, второй отряд вытирает пол сухими тряпками. Всей операцией командует их умбачи. Командование происходит в основном при помощи криков. Но иногда применяется и палка, которой Ятауи угощает ползающего по полу арестанта. Всем своим видом он демонстрирует, что готов треснуть палкой по спине любого симулянта.
К вечеру вместе с прочими привилегированными арестантами Ятауи отправляется на внешний двор, чтобы подышать свежим воздухом, поболтать о том о сем, а главное — покурить. О, курение! В сущности, можно курить и в стенах тюрьмы, для чего не требуется никакого разрешения. Но если ты куришь с дозволения властей, на внешнем дворе, на глазах у надзирателей, — то это красноречиво свидетельствует о твоей принадлежности к избранной касте, к арестантской аристократии.
Каким образом уважаемый господин Ятауи попал в тюрьму?
Ятауи — феллах из деревни неподалеку от Хеврона. Как-то раз случилось ему идти по безлюдной дороге вдвоем с женой своего брата. Поразмыслив о предоставившейся ему возможности, Ятауи начал убеждать ее отдаться ему. Она отказалась. Что делает Ятауи? Силой тащит ее в придорожный сарай, в котором обжигают известь, и пытается изнасиловать. Она сопротивляется. Ятауи ударяет се несколько раз ножом. Женщина мертва. Ее муж сообщает в полицию об исчезновении жены.
Как известно, палестинская полиция славится тем, что умело и быстро выходит на след преступников... Тело несчастной крестьянки нашли не полицейские, а собаки, воспользовавшиеся услугами шакалов. Прохожие стали обращать внимание на то, что в последнее время придорожный сарай превратился в собачий клуб. Собаки устраивали там бурные дискуссии по вопросу о справедливом распределении мертвечины. Нашлись любопытные прохожие, которым некуда было спешить и которые не прочь были выяснить, чем вызваны столь бурные собачьи дебаты. Это любопытство и привело к обнаружению останков трупа. То, что осталось от тела крестьянки после того, как над ним поработали зубы собак и шакалов, предали земле в соответствии с мусульманским обрядом.
Итак, полицейских вывели на труп крестьянки собаки. Обычные собаки, не те аристократки, что состоят на полицейской службе. Но кто вывел полицейских на убийцу? Сие мне выяснить не удалось. Ятауи приговорен к повешению. Но большинство приговоренных к повешению так и остаются неповешенными. Им смягчают приговор либо в результате обжалования, либо в результате проверки, которую такого рода приговоры проходят у верховного комиссара. В конце концов Ятауи заменили смертную казнь пятнадцатью годами тюрьмы.
Материально обитатель Центральной иерусалимской тюрьмы обеспечен, может быть, лучше, чем феллах из окрестностей Хеврона. Здесь, в тюрьме Ятауи властвует над двумя десятками "легких" арестантов: мелкими ворами, дебоширами. У этой публики короткие сроки — считанные месяцы. С точки зрения "коренного населения" тюрьмы, эти люди — прохожие здесь, которыми и заниматься-то серьезно не стоит.
Ятауи не испытывает никаких угрызений совести. Это понятие вообще не присуще ни одному из десятков сидящих здесь убийц. Вообще, мой тюремный опыт свидетельствует о том, что Шекспиры, Достоевские и Толстые здорово преувеличивают, рассуждая о роли, которую играют угрызения совести в духовной жизни человека. Я во всяком случае не встретил ни одного Макбета. "Макбет" — это уровень, которого не достигли люди, обитающие в этих стенах. Арестант сожалеет о том, что очутился за решеткой, а не о том, что послужило причиной его пребывания здесь.
Тот феллах, чью жену убил его собственный брат, конечно же, давно уже утешился. Огорчен он был не тем, что лишился жены, а нанесенным ему финансовым ущербом. Ведь он выложил определенную сумму, покупая жену, а его брат взял да и убил ее. И теперь надо снопа копить деньги, чтобы купить другую жену. Если бы его брат более уважительно относился к чужому имуществу, он не убивал бы его жену. А несчастная эта крестьянка! Муж помыкал ею, словно рабочей скотиной, а погибла она из-за того, что хотела сохранить ему верность. После убийства ее труп служил объектом борьбы двух собачьих партий. Что за жизнь была у этой крестьянки? Кто знает...
Как мы знаем, проблематикой наказания занимаются многие. Но многие ли занимаются вопросом о том, что происходит "после наказания"? Тюрьма не только лишает человека свободы и изолирует его от нормального человеческого общества. Тюрьма делает его инвалидом физическим и духовным. И духовным, может быть, больше, чем физическим. Только люди, обладающие большой силой воли, не становятся духовными инвалидами.
К бедам своих собратьев арестанты относятся с равнодушием, граничащим с жестокостью. Они отличаются крутым характером. Их отношение к надзирателям — это отношение раба к господину. Большинство арестантов — доносчики. Что еще можно добавить ко всему этому? С медицинской точки зрения, арестантское тело есть вместилище полудюжины болезней: тут и чахотка, и почечные болезни, и язва желудка, и ревматизм, и выпадающие зубы... В приговоре следовало бы записывать: осужденный, мы лишаем тебя свободы, здоровья, твоя нервная система будет разрушена, тебе предстоит превратиться в существо с весьма низким моральным уровнем, ты лишишься инициативы и силы воли.
— Что же вы предлагаете? — спросит читатель. — Отменить смертную казнь, а тюрьму превратить в школу?
Было время, когда я действительно предлагал подобного рода решения. И даже более того. В те годы я зачитывался литературой девятнадцатого века. Но "удостоившись" провести лето 1917 года в России, я знаю теперь, что убийца все равно будет убивать. Сегодня я уверен, что общество нуждается в тюрьмах не меньше, чем в домах молитвы для взрослых и в школах для детей. Человечество не хочет избавления, не хочет счастья. Человечество хочет быть несчастным. Каждый хочет и сам быть несчастным и делать несчастными окружающих. Тюрьма предоставляет ему эту возможность.