суточные щи - August 29th, 2005

После того, как у меня в журнале отметилось подряд несколько кретинических государственников, я осознал, что после многих лет советской власти люди действительно не понимают разницы между державным монументом и христианской могилой. Большевики, уничтожая русское дворянство, аккуратно делали могилы безымянными, оно и дешевле, и потом хлопот меньше. Таким же образом поступали потом с репресированными, власовцами, казаками, и.т.д. Большевик, покидая бренное тело, согласно своей религии, продолжает жить в истории, в памяти народной, часто гораздо успешнее, чем до того. Хорошо было, например, Красину жить ледоколом. Ленин живёт тысячами улиц, не считая неубиваемого мавзолея. Тысячи большевистских святых помельче получили трогательные жития в массовой печати; "Герой умер, крикнув, - "Да здравствует дело Сталина"".

Соответственно желая кому-либо вечной смерти, большевик был просто обязан стереть его имя из памяти совершенно, устроить таким образом врагу абсолютное небытие. Репрессированному не полагалось именной могилы, а лишь номерок, да и то не всегда. Имя Власова аккуратно вымарали из списков защитников Москвы, могилы казачьих генералов не существует - либо место захоронения государственная тайна, либо прах развеяли.
Хрущёв, придя к власти, так же поступил и с Берией, и со Сталиным. Я помню, мне попалась детская книжка, выписанная из России где-то в 1958 году, про пожарников. Из неё типографскими чернилами было вымарано "Сталинград" и набито "Волгоград". Но поскольку Сталин был ужасно живуч, то процесс его развоплощения был длинен. За десяток лет его успели стащить с лица земли, и он находился во временном пристанище по дороге в абсолютное коммунистическое небытие. Спас его Брежнев. Спас, но жизни новой не дал, а оставил где-то в советском чистилище, напотом. Как потом стало ясно, очень дальновидно поступил.

Потом пришёл добрый, когда пьяный, Ельцин. Он всем позволял жить, хотя и криво и дурно. Пришли к нему и ходоки от казаков - мол, нехорошо это, помянуть своих атаманов негде, не по-нашему это. Ельцин им махнул широко - ставьте мол плиту, поминайте всех разом, дарю!

Ой, хорошо стало! Почти по-православному. Эмигранты приободрились, в Москву да в Питер зачастили. Книжки какие - то издали. Про власовцев помянули там - надо же! И никто не устроил публичного сожжения этой еретической литературы. Ай люли-люли. Оказалось, власть пила-пила, а дело делала. Дальновидная она у нас. Ресурсик к ресурсику собирала, на будущее запасалась, на чёрный день. Ведь как знать, может ветер задует на восток, а может, и на запад. Надо теперь будет для поддержания священного огня кинуть в топку Войкова - запросто. В запасе вон, - целый мавзолей, - надолго хватит. А надо будет от этой виртуальной могилы казакам избавиться - да сколько угодно, это вообще пара пустяков. По этим шпалам уже проехали, можно разобрать их и кинуть в топку нашего бронепоезда.

Жалко бывает, когда после злобной клоунады тебя расфрендит хороший человек, а зафрендит, напротив, какая-то дрянь. Иногда кажется, что если бы я мог объясниться с глазу на глаз, или постарался написать получше; не торопиться, не срезать углы, а напротив, поточнее выписать ходы мысли, то недоразумения не возникло. А впрочем пусть.

О, ё!

http://www.livejournal.com/users/atrey/407809.html

Автор даже не в Китеж-граде родился, а в том городе, который под воду ушёл при строительстве Беломорканала.

Хорошо бы, чтоб названия улиц Русской Столицы создавали для прогуливающегося настоящий исторический пейзаж. Чтобы, например, можно было прогуляться по проспекту Николая Второго Романова, заполненному псевдорусскими особняками и чересчур глянцевыми церквами, посмотреть на синеющий в его конце нарочито глухой лесопарк, в котором и днём страшно, свернуть на улицу Ленина, окруженную странной смесью конструктивистских фантазий и глухих тюремных стен, поглазеть на тупички Троцкого и Бухарина, в которых ютятся газетные редакции, повернуть на потрескавшуюся и ухабистую, но оживлённо рокочущую грузовиками сталинскую магистраль, то ныряющую в тоннель, то выбирающуюся наружу, прорезающую старинные здания и подмявшую под себя сады, - бочком пройти по узенькому тротуарчику, нырнуть под полуобвалившуюся арку, выйти к часовенке в переулочке Власова, куда ходят ссать бомжи. Пройти по подземному переходу, оказаться вдруг на Ельцинской площади, с вонючим восточным базарчиком, удаляться от центра, всё дальше, дальше - покуда дышать наконец не станет совсем легко.

В порядке увиливания от нудной работы, задвину телегу по мотивам моей жизни в Новой Гвинее.

Четыре стадии колониальной политики.
( Read more... )