суточные щи -

Как Балалайкину удалось соскочить

(теперь уже точно распоследняя дохлая кляча плетется за обозом телег http://balalajkin.livejournal.com/848953.html )





К окончанию универа Балалайкину однако удалось убедить гебню, что он совершенно бесполезный человек для дальнейших разработок. В высшей степени непригодный тип. Гебнюк от меня отвязвался сразу и навсегда, хотя меня еще немного тревожили по комсомольской линни, но я там тоже быстро отвязался, ибо перестройка уже вошла в пике.
Как мне это удалось? Отвязатсья от гебни? Тем более, что я сам в какой-то отрезок времени проявлял к ней интерес? Тем более, что у меня был родственник, старый многоюродный дедушка, дослужившися до постов военных атташе в очень серьёзных державах, к которым СССР имел массу дел? И я к нему ходил и ел его пенсионный паек?


Да, так вот. К третьему курсу я твердо решил, - пора линять. Не буду объяснять, почему. Ну ладно, объясню в два слова. Авария на ЧАЭС, мой отец занимает один из высоких постов, мать тоже причастна к конструкторскому бюро. Родители рекрутируются на "ликвидацию", я вроде как сиротинушка при живых еще родителях, с братцем еще малолетним. Насмотрелся говна и наелся его же по уши. Поумнел. Решил - пора валить.

Ну вот, финал третьего курса, пора валить. Непонятно как, куда, с чего начинать. Вошел в диссидентский кружок для начала, ну какой кружок, студенты собирались и сбрасывались чтобы КУПИТЬ анкеты для того, чтобы подать заявку на миграцию. ЮАР, Штаты, и Австралия. Покупали анкеты - правильно, у гебни, точнее у старого гебнюка на пенсии, который дежурил у ворот посольств. Дело это было опасное и даже очень, потому что мне например не дозволялось приближаться к посольствам никаких зарубежных держав, с самого начала спецкурса (третий курс).

Поэтому один из нас (не я, я трус!) шел и договаривался через третьих лиц, чтобы кто-то подошел и купил.

Ну вот, взяли анкеты, заплатив по четвертному за штуку (гады гебнюки торговали дрянными ксерокопиями реальных анкет). Заполнили, отправили, и - правильно, получили ничего. То есть как в воду озера Байкал кануло.

Это так меня лично потрясло, что я некоторое время ходил несколько полоумный. Не то, чтобы я совсем был таким наивным, - но думаю, если письма перехватили они, то наверное сейчас начнутся совсем уже неприятности. А еще же после Чернобыля, а я еще успел там побывать и облучиться не на шутку. То есть настроение у меня было совершенно минорное. И нарастала злоба ко всему происходящему, просто колбасило, как на наркотиках, на представителей власти, даже на преподавателей смотреть было тошно, невмоготу совершенно. Никому я зубы не бил и стрихнин в чай не сыпал.
Сам водку пил, например. И учиться бросил.

А потом пошел вдруг в Елоховский собор и попросил меня крестить. Несмотря на все предупреждения. Хочу мол креститься там же, где Пушкин.
Нас трое студентов туда пошло, как раз из тех, кто линять хотел кооперативно и обломался.

Ну нас крестили, и даже никаких неприятностей не вышло, вроде как не заметили стукачи.

И тут вдруг я почувствовал такую свободу, такое ощущение раскрепощения, что ого-го! И опять меня начало колбасить, но в противоположную сторону. Юный Балалайкин решил, что теперь он не будет слушаться старших и будет делать все, что его душа пожелает. И крест на груди тому залогом.

И вдруг сессию сдал на отлично, хотя не учился. И получил повышенную стипендию. Ого, - думаю! Поперло!

То есть думал, - из универа выгонят, а вышло совершенно наоборот. Как так? Мистика!

При чем тут крест? А он мне и помог соскочить с крючка гебни, косвенным образом.

Позже, ближе к завершению курса нас, две группы, отправили на военную базу. Проходить как это называется? Не практику, а что? Забыл. Чтобы значит лейтенанта в запасе получить, и в армию не угодить при этом. Военная база ракетных катеров в Евпатории.

Приехал я значит туда такой весь раскрепощенный. На плече модифицированное подводное ружье, на пневматике, пробивает двухдюймовую доску. На груди - крест.

А времена для крестов еще не настали.

Ко мне сразу же в строю подошел особист, - ты что, парень, в себе ли? Крест сними-ка. Ну я не снял конечно, цепочку поглубже за пазуху засунул, и стою, молчу в строю, не пререкаюсь.

Потом вызывают на беседу в кабинет. Прихожу, объясняю им вежливо, мол крестился сознательно, понимаете, перестройка же, поиск духовных ценностей, народных корней. Не надо на меня давить, бесполезно же и вразрез с новой политикой правительства.

От меня на время отстали. Потом привязались к ружью, - говорят, нельзя тут заниматься подводной охотой. А почему? Говорят, - тут вот пляж, тут купаться можно, за буйки нельзя, а ружье тоже нельзя, - ребят же подстрелите своих, пляж маленький.

Ну хорошо, спрятал я ружье под кровать, не выпендриваюсь, играю в бильярд.

Потом надоело. Услышал еще от одного лейтенанта (не студента, а настоящего), тоже одуревающего от скуки - мол, он ходит с аквалангом воон- в той бухточке, собирает мидии на ужин и рапаны на сувениры. И рыба там есть.

Я как-то улучил момент после обеда, взял ружье, замотал в какой-то мешок - и туда.

Ныряю, рыбу ищу.

Оказывается, за мной следили. Неустойчивая мол ты личность, Балалайкин.

Приехали арестовывать меня аж на трех военных жыпах. Приказали оружие сдать. Ремень сдать. В казарме сидеть и не высовываться.
Потом пришел преподаватель, который с нами ездил, - ну говорит, все. Придется тебя отчислять. По сумме так сказать. И крест же еще носишь, а еще комсомолец. Из комсомола конечно тоже тебя отчислим, прямо сейчас.

Затравили, в общем, гады.

Я посидел на подоконнике, подумал о своей дальнейшей судьбе. Взял ласты, маску, документы замотал в полиэтиленовый пакет и сунул в плавки. Потом взял шорты и майку и замотал в другой пакет. Вылез в окно. Спустился к заливу, где стояли катера. Переплыл залив. Вылез на цивильном пляже. И ушел в Евпаторию.

Потом я вернулся на базу таким же образом, уже ночью.

Когда меня на следующий день вызвали на общее собрание командиров части, там был и особист, и преподаватель-гнида.

Они спросили меня - ну что теперь скажешь?

Я сказал, - "простите, братцы" и поцеловал крест.

И больше ничего им не говорил и молчал, как немой.

В результате всех этих кунсштюков меня не выгнали из института, ни даже с военной практики, но отстали практически полностью и практически навсегда. Из комсомола я ушел сам и немного позже. Не знаю точно, какая формулировка пошла в мою анкету, но подозреваю, что-то близкое к "юродивому."
Мне даже позволили выбрать распределение не туда, куда полагалось, а туда, куда я сам решил, - мол, оттуда линять будет легче.

Ну и все в общем-то вкратце. Объяснить вам, почему все было именно так и таким образом, чтобы вы мне обязательно поверили, я не могу, да и ненужно это совершенно никому. Думаю, где-то рядом ошивается мой однокурсник, который может подтвердить, что все в точности так и было. Но зачем? Все же интереснее, когда в жизни есть место загадке. У меня таких загадок в жизни было полно.

Но ничего чудесного не было.