"(никогда не спали)"
перешагивая через одежды, вспоминая о них по мере касаний босыми ногами и начиная по привычке видеть их на том месте, где их только что не было, - нежно ступая, чтоб не скрипеть половицами, выхожу в коридорчик, иду в сортир, ложусь, как и вчера, на подоконник голым животом, высовываю голову наружу, как и вчера.

Там мир. Первое, что видишь в этом мглистом просторе, как Плеяды на ночном небе - далекое чудесное колье небоскреба Сити - жидкие переливающиеся огни - но нет, сегодня не переливаются так, как вчера под утро. Тогда они почти пропадали, сами в себя проваливаясь и тотчас же - новым и уже другим огнем - в себе возобновляясь: логика и навык вертикальной струи фонтана. Сейчас же стоят ровно, хотя что изменилось? та же благословенная жара, и ночью не дающая уснуть.

Рядом с ними, но ближе - эта разница видна по едва заметному смещению вниз от горизонта, что ли? - вращается круглая световая реклама, от расстояния теряющая низкий смысл и превращающаяся в учебник геометрии - лунный кружок сплющивается, превращается в яйцо, морковку, щель, и вот пропадает сама в себя, и в то же мгновение возникает вновь световой черточкой, но не на прежнем месте, теперь чуть рядом, и начинает вспухать, стремясь к секунде вершины полноты, чтобы с нее вновь скатиться. А с другой стороны рубиновая точка, невесть к чему относящаяся, горит в небе почти как звезда, как-то мрачновато и нелюдимо, если может свет быть нелюдим, а вот может ведь.

Неподсвеченный "Пекин" лишился своей иглы, как Блендамед крышки. Золотое кольцо вокруг барабана церкви существует лишь в трех точках, где отражает свет - и эта-то дробленость и дает ему полноту и объем, как это бывает со всеми полированными кольцами. И поделом - будешь последователен, потеряешь в реализме: недоговаривай, песатель!

Над всем веют звуки простора, какого-то будто гул далекого военного аэродрома, поверх которого, как царапины на плоскости, слышны прочие звуки - вот, например, скрежет барабанных тормозов грузовика, невесть где вызванные ночной ногой невесть какого шофера - вот уже переложил - или дробь компрессора и отбойного молотка, принесенный приливом - нет, вру, воздух стоит как бульварное кольцо днем - звук скорей просачивается сквозь пространство, чем им нахлестывает

Справа в просвет виден бок офисной новостройки - он вымощен плиткой, и его глазурь отражает свет как бок сваренного вкрутую яйца, а окна трепещут, как будто отражают волны невидимого мне доисторического моря, и я не сразу догадываюсь, что это полиэтиленовая пленка, которыми затянуты оконные проемы.

Слева, как корабль, огромное здание нехорошего правительственного учреждения, уходит от меня как линкор, вздымая в небо свои шары как мачты - искажения перспективы ночью почему-то куда откровенней, немножко петров-водкин, - а днем дом и дом.

Плюю вниз, но не могу проследить полета: темно - смотрю на штабеля кирпичей внизу, поленницы двутавровых балок, сейчас темных, а вчера под утро таких присыпанных свежей рыжей ржавчиной, аппетитных как шоколадные трюфеля. Белое переплетение наваленных полудюймовых водопроводных труб.

Чуть дальше спят таджики, там, где днем парковка - одна тонированная Фольксваген-Каравелла стоит там сейчас, с красным сердцебиением - а вокруг нее на войлоке закутанные мумии. Двое спят на отшибе, под моим окном, один на железной кровати, другой на матрасе, постеленном на снятую оконную решетку, помню, как вчера один из них, стоило мне на него поглядеть, изогнул обернутые ноги, как потревоженная гусеница. Великий город! ладно, полчетвертого, пойду и я посплю

КСТАТИ: сам Гезенцвей запечатлел мое окно в сортире! http://www.za-granizza.org/gallery/russ-07/MG_740104