cleofide: Фантастика в реале

Фантастика в реале
Те барокколюбивые, но занятые другим делами френды, которые знали о вчерашнем исполнении "Орландо" Генделя в КЗЧ, но не пришли, очень много потеряли!
Потому что вряд ли мы тут скоро услышим нечто подобное.

Не прошло и 300 лет, как гениальная опера великого Георга Фридриха (поставленная в Лондоне в 1733 году) наконец-то живьём прозвучала в России. Скажете, есть диски и видео?.. Это, конечно, очень хорошо, но слушать вживую - особое удовольствие, особенно в первоклассном исполнении. У нас, к сожалению, петь это некому, и о настоящей постановке опер Генделя своими силами мечтать пока не приходится. Играть барокко - да, уже умеем, а петь - извините, надо звать варягов...
Но про варягов и особенно чудесных варяжек - чуть позже.

У вчерашнего события была своя закулисная (в хорошем смысле) предыстория.
Почти сказочная.

Жил-был московский мальчик Миша Фихтенгольц (из артистической семьи, вестимо). Учился на музыковеда в Гнесинке. И обожал оперы Генделя, с чем и пришёл в класс Ирины Петровны Сусидко. Написал замечательную дипломную работу: "Волшебные оперы Генделя" (имеются в виду те, у которых сюжеты с чудесами и превращениями). Поступил в аспирантуру Института искусствознания, чтобы написать примерно про то же диссертацию. За материалом начал ездить по всяким Германиям - на генделевские фестивали, где перезнакомился с генделеведами, генделеманами и генделеигрецами.
Эх, хорошая, наверное, была бы диссертация...
Но вот нет её пока. И не потому, что аспирант - бездельник.
Дело в том, что Миша пошёл работать концертным менеджером - сперва у Гергиева (но того, видимо, Генделем не совратишь - натура не та), а потом в Московскую филармонию.
И вот тут началось!
Всё самое роскошное барокко, которое мы слышали на сцене КЗЧ за последние пару лет - это Мишиных рук и головы дело.
Человек знает, кого надо звать, и умеет организовать так, чтобы звёзды приехали, и всё получилось.
Самой заветной мечтой был, конечно, любимый Гендель...

Когда Миша мне пару лет назад сказал, что в Москве будет звучать "Орландо", я не поверила. "А петь-то кто будет?" - изумилась я. "Придётся приглашать оттуда!" - улыбнулся дерзкий импресарио.

И наприглашал!..

Орландо - Патрисия Бардон (Ирландия), - как сказано в буклете, "триумфально дебютировавшая в этой роли на оперном фестивале в Экс-ан-Провансе в середине 90-х".

В Москве она тоже пела триумфально. Великолепный, роскошный, глубокий, ровно бархатистый голос (скорее контральто, чем меццо), отточенная техника, безупречный вкус, умение слышать партнёров, тонкое понимание всего, что делается внутри музыки и вокруг неё.

Момент созерцания (между выходами героя):

Хотя исполнение было концертным, Патрисия даже попыталась создать сценический образ - и при помощи костюма (брюки и сапоги в сочетании с длинным бархатным не-пойми-чем), и при помощи пластики - Орландо двигался по сцене стремительно, как и подобает этому герою.

Уже певшая у нас Дебора Йорк (Великобритания) столь же прочувствованно отнеслась к образу Доринды - милой пастушки, которая немножечко влюблена в Медоро, чуть сильнее - в Орландо, но, в общем, всем хочет счастья и выступает то ли в роли местной нимфы, то ли ангела-хранителя.

Орландо и Доринда (Патрисия Бардон и Дебора Йорк)

Несколько меньше мне понравилась Ингела Болин (Швеция), певшая Анжелику. Стилистически тут тоже всё было на уровне, но показалось, что голос у неё всё-таки слишком камерный - или она переусердствовала с безвибратным пением; на длинных нотах это звучало просто не слишком красиво. Получилось, что принцесса и пастушка - примерно в одной вокальной стилистике, а лучше бы их несколько развести. К тому же "Орландо" - одна из тех редких барочных опер, где у каждого героя есть тонкий психологический рисунок и внутренняя эволюция: Анжелика в 3 акте - совсем не та, что в начале 1-го. Здесь это оказалось сглаженным, хотя придраться вроде бы не чему. Милая девушка с милым голосом и не менее милой внешностью мило спела милую музыку.

Анжелика и Доринда

Неожиданным сюрпризом стал контртенор Джеральд Томпсон (США). Сперва удивила его забавная внешность, несколько напоминающая то ли Эркюля Пуаро, то ли доброго домашнего Владимира Ильича (который не революции устраивает, а поёт барочные оперы). Как-то этот облик совсем не вязался с изысканным юношей Медоро, ради которого Анжелика рискнула отвергнуть Орландо.
Когда дядечка раскрыл рот, большая часть публики КЗЧ слегка ахнула. Многие ведь впервые слышали контртенора (концерт был абонементный, и в антракте я слышала дискуссии о том, что ж это за странный голос такой, и как он, интересно, разговаривает в обычной жизни).
Но, когда он немного распелся, все были покорены. Видимо, Анжелика полюбила Медоро именно за красивое пение. Звучный и сочный тембр, без свойственной некоторым контртенорам неровности в разных регистрах, без взвизгов на верхних нотах и утробного мычания на нижних.

А вот бас-баритон Филипп Катлип (США), певший мага и мудреца Зороастра, мне не понравился. Некрасивый голос, которому к тому же не хватало объёма в forte и на нижних нотах - и приходилось форсировать звук. Колоратуры - довольно топорные. Нет, он не был плох - культуру не отнимешь, но хотелось чего-то большего.

Зороастр и Медоро

Парад героев (дирижёр, Медоро, Зороастр):

Главным героем вечера я бы, однако, назвала дирижёра.
Это был англичанин Кристофер Мулдс.

Боги, что он сумел сотворить с рудинским оркестром Musica viva!
Если не знать, что на сцене сидели наши нормальные девчата и парни, воспитанные отнюдь не "в лучших домах Лондона и Парижа", и отнюдь не каждый день играющие трёхактные оперы Генделя, можно было подумать, что перед нами - какой-нибудь высококлассный западный барочный оркестр (из тех, что один френд назвал как-то "инопланетянами").

Самоотдача была полнейшая. Каждая фраза "сделана", каждый звук - на своём месте, внимание к музыке - неослабное, с первых звуков увертюры до последних звуков финального coro. Никаких "киксов" (у валторн) и "ляпсов" (смазанных вступлений или фальшивинки).

Я сидела близко, но с краю - для слушания певцов это было не очень выигрышно, однако я хорошо видела дирижёра и всё время поражалась его работе. С его лица не сходила блаженная улыбка, он наслаждался и упивался этой музыкой, и умел жестами и мимикой передать свою одержимость оркестрантам, которые, казалось, тоже "ловили кайф" от каждой сыгранной ноты. Создавалось впечатление, что он, как медиум, вылавливает музыку из космоса (слыша то, что, возможно, игралось в 1733 году), а потом воссоздаёт услышанное при помощи московских музыкантов, которые понимают, ЧТО творится на самом деле и увлечённо участвуют в этом массовом спиритическом сеансе.

Клавесинов, кстати, было два. Один стоял перед дирижёром, и на нём он сопровождал речитативы. Второй инструмент стоял в оркестре и сопровождал все прочие номера; за ним сидел американец Махан Эсфахани (наша виолончелистка, сидевшая рядом с оркестровым клавесином, играла континуо, нужно сказать, абсолютно идеально). В группу континуо входила и теорба - на ней играл известный у нас Алексей Бурханов, самородок из Новосибирска. Арию Доринды из 3 акта он сопровождал на барочной гитаре (вот ведь не только Дима Голдобин играет на таком раритете!).
Совершенно изумительно прозвучали два альта и виолончель, под которые пел свою последнюю, безнадежно-элегическую арию, всё ещё безумный страдалец Орландо. Зал просто затаил дыхание (и только какой-то растяпа выронил бинокль или что-то другое, брякнувшее посреди оглушительного pianissimo).

По окончании оркестранты просто сияли - и ведь было, от чего!

Но букеты от филармонии, естественно, достались только главным действующим лицам..

Последний снимок Патрисии Бардон у меня вышел смазанным, но, по-моему, экспрессивным и отражающим то состояние блаженного помешательства, которое вселил во всех безумный Орландо...

P.S.

Про саму оперу - так, кстати, пару слов.
Концертное исполнение лишний раз доказало, что и в "Орландо", и в других операх Генделя всякие сценические эффекты - совсем не главное. Собственно, к "волшебным" эту оперу можно отнести разве что условно: никакого особого волшебства тут нет, в отличие от некоторых других барочных опер по Ариосто. Речь идёт о непростых по своей природе и порою обманчивых на вид чувствах, а также о смысле жизни, который у каждого - свой.