|
|
Пишет cleofide (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} cleofide)@ 2009-10-08 20:18:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Дуэт для волшебника и сопрано
Наконец-то дочитала начатую ещё летом книгу:
Я уже поохала и повозмущалась (cleofide.livejournal.com/250234.html), какой безграмотный в конце список репертуара Забелы (явно сделанный на коленке какой-нибудь безответственной девочкой, а не глубоко уважаемой мною Л.Г.Барсовой).
Но сама книжка и комментарии Л.Г.Барсовой - хороши, ничего не скажешь, читается как роман...
Выпишу-ка несколько цитаток.
Н.А. - про себя:
Я по природе диковат, поэтому венки и аплодисменты меня несколько смущают, и я их не особенно люблю; но слушать свои сочинения, сознаюсь, люблю. Сознаюсь также, что люблю, когда за мной ухаживают милые и искренние люди.
(от 22.10.1898, с. 71)
[На протяжении всей переписки Н.А. усердно желает певице пребывать в Ля мажоре - это одна из лейттем их общения. Когда Забела попыталась пожелать того же Н.А., он ответил, что ограничится и ми бемоль мажором, потому что ля мажор к его возрасту "нейдёт"]:
Это тональность молодости, весны - и весны не ранней, с ледком и лужицами, а весны, когда цветет сирень и все луга усыпаны цветами; тональность утренней зари, когда не чуть бьрезжится свет, а уже весь восток пурпуровый и золотой. Хорошо ли я проявил мои декадентские наклонности?
(от 28.10. 1898, с. 75)
Крайне интересны рассуждения в письме РК Врубелю (этот фрагмент переписки по архивным источникам дан в комментарии к письму Забелы от 8. 11. 1898 на с. 86):
Драматический композитор, по-моему, лпросто плохой композитор; ибо если он недостаточно хороший техник, голосоведение у него дурно, форма случайная и обрывочная, гармония нечистая и т.п., то он становится драматическим композитором, подобно тому, как сопрано с грубым голосом и плохой техникой становится драматическим сопрано: начинаются выкрикиванья, подавленные от волнения звуки /.../ и т.п., если при этом есть привычка к сцене, то всё сходит за драматизм.
Параллельное место - рассуждения о "Царской невесте" в письме от 11.11.1899 (с. 166):
Скажу Вам, что критика сбилась с толку за последние времена, как сбилась и публика. Композиторы отучили ту и другую ценить пение. Всё устремилось на драматизм, натурализм и прочие измы. О пении думают только итальяноманы, но у них зато музыкальное содержание и всякая сценическая правда на последнем плане, что также не утешительно. В "Царской невесте" оказалось возможным настоящее пение, и вот критика встала в тупик: пение-то она Ваше хвалит, а не может понять и усвоить себе, что в пении заключается и драматизм, и сценичность, и всё, что требуется от оперы...
Пару раз Н.А.признаётся, что ничего не понимает в живописи и в сценографии - но тем не менее делает Забеле замечание по поводу головного убора Марфы. А в одном месте, рассуждая о Царевне-Лебеди, настаивает даже на спецэффектах - ультрасовременных по тому времени (30.9.1900, с. 206):
...желаю, чтобы на голове Вашей в момент превращения загорелась бы электрическая звезда, а в косе месяц и непременно серьгообразный. Уж не откажитесь на этот случай иметь при себе батарею или аккумулятор, нен знаю, как назвать, но, словом, необходимый для этого аппарат.
Много интересного о творчестве.
Н.А. - Забеле, 25.11 1898 (с. 94):
Композиторы подобны горьким пьяницам: бросить бы сочинительство и был бы здоров; да нет, не бросишь, и только и мечтаешь о том, как бы не состариться. Уж как я этого боюсь!
...
Ищите утешения в самом искусстве, в самой музыке, которая вас не обходит, а дается вашему дарованию. Поверьте, что у раздутых знаменитостей вовсе не спокойно на душе.
...
Из письма от 15.1.1900:
Я очень устал, но отдыха боюсь; мне кажется, что если я вздумаю отдохнуть и не сочинять несколько времени, то я уже никогда более не примусь за сочинение, а не примучь за сочинение - и сразу опущусь, а там и конец. Впрочем, конца я не боюсь, но старости, бездейственной старости боюсь ужасно. Вот отчего меня одолевает лихорадочная деятельность, которая может быть принята многими, и в том числе и Вами, за энергию и жизненную силу. Я попросту тот пешеход, который идет, и боится сесть, потому что знает, что если сядет, то уже не дойдет никогда. А может быть, причина всей деятельности есть просто развившееся в болезнь слабоволие.
Продолжение темы - 31 мая 1901 (с. 245-246):
Я даже сам тягощусь своей старческой лихорадкой: какая-то малярия сочинительская; но я боюсь остановиться - опуститься и помереть. Последнее-то не страшно, а от первого храни Бог. Смотрю я на В.В,Стасова.Правда, ему 77 лет. Он всё лихорадочно занят, но занятия его теперь какие-то бесплодные. Вот этого я так боюсь.Это страшно тем, что сам этого не замечаешь: будешь сочинять и сочинять, а никому не будешь нужен.
Реплика Забелы (с. 248):
Какой ужас, что Вы себя сравниваете со Стасовым, но ведь стасовская деятельность всегда была глупа и бесполезна.
Опять Н.А. - о себе (от 7.12.1898, с. 103):
Последние годы я стараюсь жить и поступать так, чтобы всякий мог знать мои мысли о поступки и ни от кого у меня никаких тайн не было, а чужие, которые доводится узнать, я умею сохранить. А искренность и задушевность в других для меня, суховатого по природе, весьма привлекательна.
Вообще Н.А. нередко заговаривает о своей старости, хотя в 1898 ему - всего-то 54 года!
Из письма от 6.7.1899 - о Вечаше:
Глушь, никого посторонних, прекрасное место, чудесный 200-летний огромный сад, большое озеро. В саду приют певчих птиц, а на озере чудесные закаты солнца. Всё это очень хорошо, но устаю я что-то нынче. Странно, что все прежние мои сочинения, когда я их слышу или вспоминаю, наводят на меня некоторое грустное чувство или сожаление о чем-то таком, чтио уже не повторится, и вот уже "Царская невеста" попала в эту категорию.
Н.А. и Забела постоянно обсуждают театральные дела - она жалуется, что её не ценят и зажимают в Частной опере, а он ворчит на императорскую сцену - как в письме от 8.9. 1899 (с. 155):
В императорских театрах, правда, пахнуло новым веянием с поступлением Волконского, но пока это всё еще слова и намеренья, так как наверху считают императорские театры собственным потешным учреждением, а не храмом искусства. Я этот взгляд испытал ведь на собственных плечах.
Неоднократно Н.А. говорит о публике.
От 3.11. 1899 (с. 164):
Странная вещь - публика! Много она понимает? Очень мало и иногда не понимает самых лучших и глубоких вещей, и очень даже часто, а между тем успех в ней (публике) все-таки ценен. Я говорю о сочинителях. Для исполнителей этот успех необходим.
Из письма от 25.11.1900 (с. 220):
По-моему, публика - это великая, грандиозная и многосложная дура!
Ещё раз - 2.12.1901 (с. 265):
Публика же всегда была и всегда будет колоссальною, грандиозною, стоголовою дурой, с которой следует себя держатьосторожно.
И, наконец - 30.12.1902 (с. 287):
Я часто злюсь, завидую, бываю недоволен собой, словом, какие-то припадки мании величия вместе с манией преследования. /.../ Я очень желаю нравиться публике, но воображаю себе для этого публику идеальную, а настоящую публику, всамделишную, не очень-то люблю.
/.../ Хотел бы еще две оперы написать: одну кончить, а другую начать и кончить - обе большие, а потом уже в халат или в гроб.
Н.А. - о своей зарубежной поездке в 1900 и о собственном дирижировании (от 18.2. 1900, с. 184):
В наше же время публика от великого ли ума или от моды прилагает особые требования к концертным дирижерам. Требуется непременно что-то особенное сделать, а я этого не умею. Да и действительно, это дело не по мне, тут требуется воля, власть, демонизм, самонадеянность, непогрешимость и т.п. - качества, которым я не обладаю. Сверх того, я стар, большой скептик ив конце концов действительно дирижерского таланта не имею.
Н.А. про свою "Сказку о царе Салтане" (от 17.5. 1900, с. 194-195):
...скажу Вам по правде, что нахожу его слабее и суше "Царской невесты". "Салтан" мне представляется каким-то рисунком поклеточкам, а "Ц. невеста" - рисунком свободным. /.../ Многие же ,не слыхав "Салтана", уже вперед его хвалят в укор и ущерб "Царской невесте", так как у них для меня намечена специальность: фантастическая музыка, а драматической меня обносят. /.../ Неужели мой удел рисовать только чуд водяных, земныхъ и земноводных? "Царская невеста" вовсе не фантастична ,а "Снегурочка" очень фантастична, но та и другая весьма человечны и душевны, а "Садко" и "Салтан" значительно лишены этого. (Мыслей моих о "Салтане" никому знать не надлежит. Пусть хвалят).
В "светлом" будущем Н.А. не видит ровно ничего отрадного (и ведь как в воду глядел!). Из письма от 6.3.1901 (с. 237-238):
С одной стороны, думаешь - стоит ли работать, если в будущем, хоть и не особенно близком, надо предвидеть падение профессионального искусства, торжество искусства народного в виде балалаек, гармошек и фальшиво распеваемых песен; с другой, представляешь, что если можешь ещё делать вклады в настоящее искусство, милое сердцу - стоит сочинять и прибавлять количество лебединых песен; но с третьей думается: можешь ли ты делать эти вклады и не очень ли уж они малоценны и даже совсем не ценны.
Об общем знакомом композиторе Яновском (27.9.1901, с.260):
Курьезы сочинять легче, чем содержательную и красивую музыку. А он сочиняет одни курьезы, и в этом его ложное направление. /.../ А курьезы его пренеприятные и весьма неуместные, но вне их он, по-видимому, ничего сочинить не может.
Так часто сочиняли Мусоргский и Берлиоз, но они сочинял все-таки гораздо лучше его.
Наконец-то дочитала начатую ещё летом книгу:
Н.А.РИМСКИЙ-КОРСАКОВ. ПЕРЕПИСКА С Н.И.ЗАБЕЛОЙ-ВРУБЕЛЬ.
Составитель:Л.Барсова. Москва.: Композитор, 2008 г.Я уже поохала и повозмущалась (cleofide.livejournal.com/250234.html), какой безграмотный в конце список репертуара Забелы (явно сделанный на коленке какой-нибудь безответственной девочкой, а не глубоко уважаемой мною Л.Г.Барсовой).
Но сама книжка и комментарии Л.Г.Барсовой - хороши, ничего не скажешь, читается как роман...
Выпишу-ка несколько цитаток.
Н.А. - про себя:
Я по природе диковат, поэтому венки и аплодисменты меня несколько смущают, и я их не особенно люблю; но слушать свои сочинения, сознаюсь, люблю. Сознаюсь также, что люблю, когда за мной ухаживают милые и искренние люди.
(от 22.10.1898, с. 71)
[На протяжении всей переписки Н.А. усердно желает певице пребывать в Ля мажоре - это одна из лейттем их общения. Когда Забела попыталась пожелать того же Н.А., он ответил, что ограничится и ми бемоль мажором, потому что ля мажор к его возрасту "нейдёт"]:
Это тональность молодости, весны - и весны не ранней, с ледком и лужицами, а весны, когда цветет сирень и все луга усыпаны цветами; тональность утренней зари, когда не чуть бьрезжится свет, а уже весь восток пурпуровый и золотой. Хорошо ли я проявил мои декадентские наклонности?
(от 28.10. 1898, с. 75)
Крайне интересны рассуждения в письме РК Врубелю (этот фрагмент переписки по архивным источникам дан в комментарии к письму Забелы от 8. 11. 1898 на с. 86):
Драматический композитор, по-моему, лпросто плохой композитор; ибо если он недостаточно хороший техник, голосоведение у него дурно, форма случайная и обрывочная, гармония нечистая и т.п., то он становится драматическим композитором, подобно тому, как сопрано с грубым голосом и плохой техникой становится драматическим сопрано: начинаются выкрикиванья, подавленные от волнения звуки /.../ и т.п., если при этом есть привычка к сцене, то всё сходит за драматизм.
Параллельное место - рассуждения о "Царской невесте" в письме от 11.11.1899 (с. 166):
Скажу Вам, что критика сбилась с толку за последние времена, как сбилась и публика. Композиторы отучили ту и другую ценить пение. Всё устремилось на драматизм, натурализм и прочие измы. О пении думают только итальяноманы, но у них зато музыкальное содержание и всякая сценическая правда на последнем плане, что также не утешительно. В "Царской невесте" оказалось возможным настоящее пение, и вот критика встала в тупик: пение-то она Ваше хвалит, а не может понять и усвоить себе, что в пении заключается и драматизм, и сценичность, и всё, что требуется от оперы...
Пару раз Н.А.признаётся, что ничего не понимает в живописи и в сценографии - но тем не менее делает Забеле замечание по поводу головного убора Марфы. А в одном месте, рассуждая о Царевне-Лебеди, настаивает даже на спецэффектах - ультрасовременных по тому времени (30.9.1900, с. 206):
...желаю, чтобы на голове Вашей в момент превращения загорелась бы электрическая звезда, а в косе месяц и непременно серьгообразный. Уж не откажитесь на этот случай иметь при себе батарею или аккумулятор, нен знаю, как назвать, но, словом, необходимый для этого аппарат.
Много интересного о творчестве.
Н.А. - Забеле, 25.11 1898 (с. 94):
Композиторы подобны горьким пьяницам: бросить бы сочинительство и был бы здоров; да нет, не бросишь, и только и мечтаешь о том, как бы не состариться. Уж как я этого боюсь!
...
Ищите утешения в самом искусстве, в самой музыке, которая вас не обходит, а дается вашему дарованию. Поверьте, что у раздутых знаменитостей вовсе не спокойно на душе.
...
Из письма от 15.1.1900:
Я очень устал, но отдыха боюсь; мне кажется, что если я вздумаю отдохнуть и не сочинять несколько времени, то я уже никогда более не примусь за сочинение, а не примучь за сочинение - и сразу опущусь, а там и конец. Впрочем, конца я не боюсь, но старости, бездейственной старости боюсь ужасно. Вот отчего меня одолевает лихорадочная деятельность, которая может быть принята многими, и в том числе и Вами, за энергию и жизненную силу. Я попросту тот пешеход, который идет, и боится сесть, потому что знает, что если сядет, то уже не дойдет никогда. А может быть, причина всей деятельности есть просто развившееся в болезнь слабоволие.
Продолжение темы - 31 мая 1901 (с. 245-246):
Я даже сам тягощусь своей старческой лихорадкой: какая-то малярия сочинительская; но я боюсь остановиться - опуститься и помереть. Последнее-то не страшно, а от первого храни Бог. Смотрю я на В.В,Стасова.Правда, ему 77 лет. Он всё лихорадочно занят, но занятия его теперь какие-то бесплодные. Вот этого я так боюсь.Это страшно тем, что сам этого не замечаешь: будешь сочинять и сочинять, а никому не будешь нужен.
Реплика Забелы (с. 248):
Какой ужас, что Вы себя сравниваете со Стасовым, но ведь стасовская деятельность всегда была глупа и бесполезна.
Опять Н.А. - о себе (от 7.12.1898, с. 103):
Последние годы я стараюсь жить и поступать так, чтобы всякий мог знать мои мысли о поступки и ни от кого у меня никаких тайн не было, а чужие, которые доводится узнать, я умею сохранить. А искренность и задушевность в других для меня, суховатого по природе, весьма привлекательна.
Вообще Н.А. нередко заговаривает о своей старости, хотя в 1898 ему - всего-то 54 года!
Из письма от 6.7.1899 - о Вечаше:
Глушь, никого посторонних, прекрасное место, чудесный 200-летний огромный сад, большое озеро. В саду приют певчих птиц, а на озере чудесные закаты солнца. Всё это очень хорошо, но устаю я что-то нынче. Странно, что все прежние мои сочинения, когда я их слышу или вспоминаю, наводят на меня некоторое грустное чувство или сожаление о чем-то таком, чтио уже не повторится, и вот уже "Царская невеста" попала в эту категорию.
Н.А. и Забела постоянно обсуждают театральные дела - она жалуется, что её не ценят и зажимают в Частной опере, а он ворчит на императорскую сцену - как в письме от 8.9. 1899 (с. 155):
В императорских театрах, правда, пахнуло новым веянием с поступлением Волконского, но пока это всё еще слова и намеренья, так как наверху считают императорские театры собственным потешным учреждением, а не храмом искусства. Я этот взгляд испытал ведь на собственных плечах.
Неоднократно Н.А. говорит о публике.
От 3.11. 1899 (с. 164):
Странная вещь - публика! Много она понимает? Очень мало и иногда не понимает самых лучших и глубоких вещей, и очень даже часто, а между тем успех в ней (публике) все-таки ценен. Я говорю о сочинителях. Для исполнителей этот успех необходим.
Из письма от 25.11.1900 (с. 220):
По-моему, публика - это великая, грандиозная и многосложная дура!
Ещё раз - 2.12.1901 (с. 265):
Публика же всегда была и всегда будет колоссальною, грандиозною, стоголовою дурой, с которой следует себя держатьосторожно.
И, наконец - 30.12.1902 (с. 287):
Я часто злюсь, завидую, бываю недоволен собой, словом, какие-то припадки мании величия вместе с манией преследования. /.../ Я очень желаю нравиться публике, но воображаю себе для этого публику идеальную, а настоящую публику, всамделишную, не очень-то люблю.
/.../ Хотел бы еще две оперы написать: одну кончить, а другую начать и кончить - обе большие, а потом уже в халат или в гроб.
Н.А. - о своей зарубежной поездке в 1900 и о собственном дирижировании (от 18.2. 1900, с. 184):
В наше же время публика от великого ли ума или от моды прилагает особые требования к концертным дирижерам. Требуется непременно что-то особенное сделать, а я этого не умею. Да и действительно, это дело не по мне, тут требуется воля, власть, демонизм, самонадеянность, непогрешимость и т.п. - качества, которым я не обладаю. Сверх того, я стар, большой скептик ив конце концов действительно дирижерского таланта не имею.
Н.А. про свою "Сказку о царе Салтане" (от 17.5. 1900, с. 194-195):
...скажу Вам по правде, что нахожу его слабее и суше "Царской невесты". "Салтан" мне представляется каким-то рисунком поклеточкам, а "Ц. невеста" - рисунком свободным. /.../ Многие же ,не слыхав "Салтана", уже вперед его хвалят в укор и ущерб "Царской невесте", так как у них для меня намечена специальность: фантастическая музыка, а драматической меня обносят. /.../ Неужели мой удел рисовать только чуд водяных, земныхъ и земноводных? "Царская невеста" вовсе не фантастична ,а "Снегурочка" очень фантастична, но та и другая весьма человечны и душевны, а "Садко" и "Салтан" значительно лишены этого. (Мыслей моих о "Салтане" никому знать не надлежит. Пусть хвалят).
В "светлом" будущем Н.А. не видит ровно ничего отрадного (и ведь как в воду глядел!). Из письма от 6.3.1901 (с. 237-238):
С одной стороны, думаешь - стоит ли работать, если в будущем, хоть и не особенно близком, надо предвидеть падение профессионального искусства, торжество искусства народного в виде балалаек, гармошек и фальшиво распеваемых песен; с другой, представляешь, что если можешь ещё делать вклады в настоящее искусство, милое сердцу - стоит сочинять и прибавлять количество лебединых песен; но с третьей думается: можешь ли ты делать эти вклады и не очень ли уж они малоценны и даже совсем не ценны.
Об общем знакомом композиторе Яновском (27.9.1901, с.260):
Курьезы сочинять легче, чем содержательную и красивую музыку. А он сочиняет одни курьезы, и в этом его ложное направление. /.../ А курьезы его пренеприятные и весьма неуместные, но вне их он, по-видимому, ничего сочинить не может.
Так часто сочиняли Мусоргский и Берлиоз, но они сочинял все-таки гораздо лучше его.
