|
|
Пишет cleofide (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} cleofide)@ 2011-01-28 12:13:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Всё течёт, ничто не изменяется
Залезла намедни в книжку маркиза де-Кюстина - по нейтральному поводу, за цитаткой об одном достойном человеке. И долго не могла оторваться.
Это надо же было так написать, чтобы текст при любом здешнем режиме и в любое время оставался актуальным, будто сейчас писанным?..
Не удержусь, процитирую из мест, выбранных совершенно наобум (по изданию 1990 года).
...Россией управляет класс чиновников /.../ Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни звучит парадоксально, самодержец российский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел ему положен бюрократией, силой страшной повсюду, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в России (с. 215).
Русский крестьянин трудолюбив и умеет выпутаться из затруднений во всех случаях жизни. Он не выходит из дому без топора - инструмента, неоценимого в искусных руках жителя страны, в которой лес ещё не стал редкостью. С русским слугою вы можете смело заблудиться в лесу. В несколько часов к вашим услугам будет шалаш, где вы с большим комфортом и уж, конечно, в более опрятной обстановке проведете ночь, чем в любой деревне (179).
/о Николае I и истории княгини Трубецкой, жене декабриста/:
...Европа должна узнать, что человек, называемый шестьюдесятью миллионами подданных всесильным самодержцем, унижается до мести. Да, только местью можно назвать такую расправу! Итак, спустя четырнадцать лет родственник княгини слышит из уст императора Николая /../ следующие слова: "Удивляюсь, что мне осмеливаются снова (второй раз за 15 лет!) говорить о семье, глава которой участвовал в заговоре против меня". /.../ Теперь для меня нет больше сомнений и колебаний, я составил себе суждение об императоре Николае. Это человек с характером и волей - иначе он не мог бы стать тюремщиком одной трети земного шара - но ему совершенно чуждо великодушие. (с. 171-172).
Среди бела дня на глазах у сотен прохожих избить человека до смерти без суда и следствия - это кажется в порядке вещей публике и полицейским ищейкам Петербурга (с. 143).
Кремль - вовсе не то, чем его обыкновенно считают. Это вовсе не национальная святыня, где собраны исторические сокровища империи. Это не твердыня, не благоговейно чтимый приют, где почиют святые, защитники родины. Кремль - меньше и больше этого. Он попросту - жилище призраков. /.../
Кремль, бесспорно, есть создание существа сверхчеловеческого, но в то же время и человеконенавистнического. Слава, возникшая из рабства, - такова аллегория, выраженная этим сатанинским памятником зодчества.
Хотя каждая башенка, каждая отдельная деталь имеют свою индивидуальность, все они говорят об одном и том же: о страхе, вооруженном до зубов. Жить в Кремле, это значит не жить, но обороняться. Гнёт порождает возмущение, возмущение вызывает меры предосторожности, последние, в свою очередь, увеличивают опасность восстания. Из этой длинной цепи причин и следствий, действий и противодействий возникло чудовище - деспотизм, который построил для себя в центре Москвы логовище - Кремль! /.../
Иван Грозный - идеал тирана, Кремль - идеал дворца для тирана. Царь - этот тот, кто живет в Кремле. Кремль - это дом, гдеживет царь (с. 187-188).
В России низшие классы редко обращаются в суд за разрешением своих тяжб. Это инстинктивное нерасположение к суду кажется мне верным признаком несправедливости судей (с. 238).
К исторической истине в России питают не больше уважения, чем к святости клятвы. Подлинность камня здесь также невозможно установить, как достоверность устного или письменного слова. При каждом монархе здания переделываются и перекраиваются по прихоти нового властелина. И благодаря дикой мании, увенчанной гордым титулом прогресса цивилизаций, ни одно сооружение не остается на том месте, где его воздвиг основатель. Буря царских капризов не щадит даже могил. (с. 239).
...Хватит, пожалуй. Начнёшь цитировать - остановиться трудно.
Залезла намедни в книжку маркиза де-Кюстина - по нейтральному поводу, за цитаткой об одном достойном человеке. И долго не могла оторваться.
Это надо же было так написать, чтобы текст при любом здешнем режиме и в любое время оставался актуальным, будто сейчас писанным?..
Не удержусь, процитирую из мест, выбранных совершенно наобум (по изданию 1990 года).
...Россией управляет класс чиновников /.../ Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни звучит парадоксально, самодержец российский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел ему положен бюрократией, силой страшной повсюду, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в России (с. 215).
Русский крестьянин трудолюбив и умеет выпутаться из затруднений во всех случаях жизни. Он не выходит из дому без топора - инструмента, неоценимого в искусных руках жителя страны, в которой лес ещё не стал редкостью. С русским слугою вы можете смело заблудиться в лесу. В несколько часов к вашим услугам будет шалаш, где вы с большим комфортом и уж, конечно, в более опрятной обстановке проведете ночь, чем в любой деревне (179).
/о Николае I и истории княгини Трубецкой, жене декабриста/:
...Европа должна узнать, что человек, называемый шестьюдесятью миллионами подданных всесильным самодержцем, унижается до мести. Да, только местью можно назвать такую расправу! Итак, спустя четырнадцать лет родственник княгини слышит из уст императора Николая /../ следующие слова: "Удивляюсь, что мне осмеливаются снова (второй раз за 15 лет!) говорить о семье, глава которой участвовал в заговоре против меня". /.../ Теперь для меня нет больше сомнений и колебаний, я составил себе суждение об императоре Николае. Это человек с характером и волей - иначе он не мог бы стать тюремщиком одной трети земного шара - но ему совершенно чуждо великодушие. (с. 171-172).
Среди бела дня на глазах у сотен прохожих избить человека до смерти без суда и следствия - это кажется в порядке вещей публике и полицейским ищейкам Петербурга (с. 143).
Кремль - вовсе не то, чем его обыкновенно считают. Это вовсе не национальная святыня, где собраны исторические сокровища империи. Это не твердыня, не благоговейно чтимый приют, где почиют святые, защитники родины. Кремль - меньше и больше этого. Он попросту - жилище призраков. /.../
Кремль, бесспорно, есть создание существа сверхчеловеческого, но в то же время и человеконенавистнического. Слава, возникшая из рабства, - такова аллегория, выраженная этим сатанинским памятником зодчества.
Хотя каждая башенка, каждая отдельная деталь имеют свою индивидуальность, все они говорят об одном и том же: о страхе, вооруженном до зубов. Жить в Кремле, это значит не жить, но обороняться. Гнёт порождает возмущение, возмущение вызывает меры предосторожности, последние, в свою очередь, увеличивают опасность восстания. Из этой длинной цепи причин и следствий, действий и противодействий возникло чудовище - деспотизм, который построил для себя в центре Москвы логовище - Кремль! /.../
Иван Грозный - идеал тирана, Кремль - идеал дворца для тирана. Царь - этот тот, кто живет в Кремле. Кремль - это дом, гдеживет царь (с. 187-188).
В России низшие классы редко обращаются в суд за разрешением своих тяжб. Это инстинктивное нерасположение к суду кажется мне верным признаком несправедливости судей (с. 238).
К исторической истине в России питают не больше уважения, чем к святости клятвы. Подлинность камня здесь также невозможно установить, как достоверность устного или письменного слова. При каждом монархе здания переделываются и перекраиваются по прихоти нового властелина. И благодаря дикой мании, увенчанной гордым титулом прогресса цивилизаций, ни одно сооружение не остается на том месте, где его воздвиг основатель. Буря царских капризов не щадит даже могил. (с. 239).
...Хватит, пожалуй. Начнёшь цитировать - остановиться трудно.
