Сегодня Нурит Зархи вручают премию Амихая.

КРЫША СЛЕТЕЛА

Девочка в каменном доме взглянула наверх и увидела: крыша с каждым днём уходит всё дальше и дальше.
- Это ошибка, - сказала ей мама,
но крыша слетела.
Зачем пожаловали? – спросила девочка, у зашедших небес, чьи края запятнала вечность.
Свет не засти, - сказали решётки небес, - из-за тебя мы положили глаз на одеяние одиночества.
И столкнули её в дыру от того, чего нет.
Вы не видали здесь крышу? – спросила девочка у взмыленных коней.
Слезь-ка со строчки, ты нам мешаешь распутывать дали.
И столкнули её прямо в устье дождя, туда, где стояла крыша.
Что ты здесь делаешь? С твоей стороны было ошибкой слететь, - сказала девочка.
Горизонталь – это лицемерие, - сказала крыша.
Ошибка с твоей стороны считать, что у тебя есть лицо, - сказала девочка.
- Когда девочка видит, что крыша слетела – это тоже ошибка.
Для тех, кто ненавидит лицемерие, я не девочка, - сказала девочка и столкнула крышу.
Дома мама сказала:
Одень-ка крышу, я связала ей свитер.


МУЖЬЯ

Они предъявляют мне счёт,
за то, что я не была счастлива,
и каждый раз потрясают меня своим словарным запасом.

Они требуют с меня расписку за мою судьбу
и наводят меня на мысль,
что из-за моей кошки
мы живём не в том городе.

В час международных конфликтов
они выселяют меня к маме,
как будто тот факт, что я сама мать – выдумка чистой воды.

Некоторые из них подают мне испечённое мною
печенье и ждут от меня благодарности за изобретение электричества,
зимы и варенья. Тот факт, что я не люблю варенье,
ничего не меняет, ведь они всё равно редактируют мои воспоминания.

В глубине души они верят, что у меня имеются биржевые акции,
только я не склонна ими делиться,
а когда я собираюсь покупать себе вскладчину подарки на подержанье,
они или устали, или озабочены моим размером.

Слово «нарциссизм» они произносят зажмурившись, будто бы за кальяном,
бормочут мне с отвращеньем, как те, что защищают
окно от сквозняков и насекомых.
Освободившись от страхов,
я заметила, что они нацелены на мою потребность в воздухе.

Уходя, они оставляют за собой пустоту чашек,
а вместо неё прихватывают мой лексикон,
углубляясь в свою жизнь, как Голландия в море,
и не оставляют мне никакого синтаксиса,
чтоб завести мотор боли.

РЫБКИ

Жить – это не то, что ты думала, не вперёд,
но по кругу.
Где это мы? Вновь там, где и были
вослед за дорогой, по дороге в другое.

Если ты думала, что жить в зеркале – значит видеть,
ты ошибалась. Здесь, в отражении неба
нелегко различить его цвет, голубой или розовый? -
и что за чем прячется.
Ты подумай: латка на латке – вот наше представление об объёме.
Вороны на деревьях или деревья на воронах?

Ты знаешь, понять – это значит: вырваться из планиметрии.
Может быть, кувшинки в нас угадывают двусторонних созданий,
прозрачные перчатки или золотые туфельки.
Что же до нас, то, что зовётся мною
вечно приклеено к себе, вечно плавает посерёдке.
Не слышать себя – это значит жить безголосой,
только не так, как ты, мы тоже не напрягаемся.
По утрам, когда свет падает в воду,
он вроде нас, бестелесный.
Пруд вспыхивает, как минутная влюблённость,
вода вся в мурашках, ещё момент и появится тень.

Так-то вот, стóит жить с холодным сердцем:
даже не знаем, чувствуем ли мы горе.
Мы – немое стекло, когда нас бьёт дождь.
Будто против всего, что затронет, будь то тьма или ветер.
Но быть спрятанным не означает обладание тайной.
Жить под тяжестью не означает достичь глубины.
Ты спрашиваешь, как мы справляемся?
Не всем в равной мере потребен воздух.

Мы без претензий. И всё же,
там, где нас нет, настолько шире тех мест, где мы есть.
А выйти отсюда, что должно быть логично,
для нас - совершенное безумие,
гибель.


***
Нечто норовит воспользоваться яйцом понятного -
и по-птичьи, со связанными за спиной руками -
пытается нахлобучить шляпку,
воспользоваться «я» из макового разговора.

Не застегнуться на пуговицы слов,
они пришивают себя сами, когда я прихожу поговорить с тобой -
это всегда лишь предисловие к тучам -
но в будущем словаре – ходячая земля -

стирает при ходьбе знаки
судьбы, не разбирающей собственный почерк,
вытанцовывающей тысячу исчезающих следов на линии жизни.



ДИКИЕ ГУСИ

Оттуда ли, не оттуда ли, голоса доносятся.
За травяной стеной воздух волнуется
или земля вздымается по лестнице голосов,
и на глазах крошечной кораблиной стаи, дикие гуси,
как спички на воде подожгут телами полёт.

Полногласные. Не из моего горла доносится ко мне эта древняя песнь.
Враз разорвут они воздух, распорят, оторвут от земли,
воспарят в геометрии сожалений.

Отдаляясь во след своим шеям,
сошьют сердечко шейной иголкой и вперёд
из телесной пещеры голоса
выбросятся сквозь вакуум
возглашать в прахе воздух и в воздухе – прах.

И вознести на острие направления больше, чем единичную душу.


ВАРВАРЫ

Срочно создать воспоминания.
Обставить дом. Не может ведь быть, чтоб у меня не было жизни,
собирающей, как вОроны в пустыне: лампы, ракушки,
коврики, покрывающие голый пол,
зевки ночи, ночи любви, ночи, прячущей день,
пока тот не окажется старым.

Где стоит комод, которого нет, тот, с фотографиями детей?
Раскрыв глаза, анемоны заглядывают внутрь:
А сейчас, где же дети? Кажется, время потеряло свои кармашки.

Это было утро, такое же как и нынче, начало лета,
как мы залезли – вдвоём, без ступенек - сфотографироваться на чердаке,
кажется, безо всякого усилия, так мы выглядим на снимке, тоже пропавшем,
будто устав от притворства.

Не больше, чем прозрачные серёжки деревьев,
принадлежит мне жизнь моих воспоминаний.
Где они, что они, если не племя варваров
прошедших, как табуны саранчи –
и наша добыча расхищена без остатка в полях, истоптанных подковами.


Cегодня хотела

Сегодня хотела я купить туфли. Человек должен о себе заботиться,
на этом всё держится. Хоть мне и нелегко в это поверить,
но все прохожие на улице - голы и голодны под плащом заботы.
Все – ветряные мельницы с крыльями, кружащимися беспрестанно
вокруг них самих.
Погляди, как маленькими лапками бобры строят свои плотины,
как над водой беззвучно движутся их губы, будто они считают деньги или молятся.
Погляди на экономический балет пчёл –
разгорячённые солнцем и нектаром, они - крошечные конверты, идущие почтой голода.
Земной шар звенит и пританцовывает, точь в точь кипящий горшок с чем Бог послал,
устала я, хочу сидеть на мирском берегу, бастовать.
Но я иду дальше, чтоб не обнаружилось, сколь малое расстояние отделяет меня от бездомных,
а бездомных от притяжения пола - перегородка тоньше кожи.
У них только больше воображения и чувства грядущего.
Осторожней, Нурит, говорю я себе.
Только мёртвые озабочены собой меньше, чем они.
А у тебя достаточно фантазии, чтоб представить себе, как они исчезают отсюда –
быстро ли, медленно ли -
как уносимые ветром листья или глаза,
закрывающиеся на недостаток житейского дара.

Перевод с иврита: Г.-Д. Зингер