singolare@lj решил тут собрать свидетельства очевидцев о незабываемом вечере в "Барбуре".
Неожиданно появился новый юзер (аккаунт открыт 5.6.2007) и оставил ссылку на свою единственную запись.

Любителям поэзии, сооблазнившимся весенне-летними чтениями в Барбуре, не приготовили стульев. Не по изысканной рассеянности устроителей, а в соответствии с концептом чтений: зрителей поместили в массивный, ручной работы прошлых веков дубовый платяной шкаф и дали слушать стихи через небольшую щёлочку.

...

Створки шкафа постепенно раскрывались и перед ошеломленными зрителями разворачивались пространства западной и восточной философии, поэтики, географии, природоведения. Воздух вокруг мэтра стал сгущаться, в нем пробегали короткие молнии, понемногу слушателям стала приоткрываться Суть. Когда она приоткрылась наполовину, над Тарасовым вдруг появилось светлое существо. "Анечка!" догадались все. Поэт Сошкин Евгений бросился отгонять Анечку от Тарасова, она ловко увертывалась и весело хохотала. С последним словом поэмы призрак исчез.

...

Видимо, чтобы унять дрожь и стоны, сотрясшие шкаф, откуда-то сверху, паря и порывисто двигая плечами, появился Шломо Крол в нескольких лавровых венках и в черной тоге, отороченной женскими локонами. Публика в шкафу расслабилась, вдумчивость семито-хамитской риторики подействовала неожиданно отрезвляюще, несмотря на бурятскую гортанность Шломиных песнопений.

...

Гали Дана Зингер появилась на сцене внезапно. Точнее, не появилась, а возникла. Выяснилось, что она всё время стояла там, в самой середине, задрапированная под лепную колонну. В нужный момент Некод Зингер отцепил камуфляж, зрителям предстала Гали Дана с выражением тихого страдания на лице, а из-под шкафа послышался отборный казахский мат: "Так вот об кого я весь вечер спотыкался!" Гали Дана с интерсом заглянула под шкаф и долго изучала сидящего там рыжего мальчонку с не по росту большой кинокамерой. "Мальчик, - сказала она наконец, рассмотрев его как следует и запомнив навсегда рябое испуганное лицо – мальчик, хочешь конфетку?"

Когда бы я не знала, что Н.Мушкин, к тексту которого (а вовсе не И.Эренбурга, как некотороые могли бы подумать) отсылает заглавие мемуаров, не присутствовал на чтениях, погрешила бы на него, а так мне не оставалось ничего иного, как с уверенностью назвать имя автора. Но вам, дорогие френды, я предоставляю возможность самим поломать над этим голову.