Лысый и маленький, с кожей слизисто-жидкой, он, будто бы кисельный гном, крадется в потемках к шкафу и снимает с вешалки свою оболочку. Голый лысый человек с печальным взглядом дрожит от холода. Полосатые носки не согревают его, а язык, обычно сладкий от сахарной слюны, пересох и прилип к нёбу.

Лысый человек с кожей слизня хватается пухлыми пальцами без ногтей за кожу-оболочку и расстегивает молнию. С хлюпающим чваканьем входят в оболочку ноги, руки и все остальное жидкое тело. И вот он стоит в потемках комнаты, высокий и гордый, в розовой шинели.

-Это я - Адольф Гитлер! - говорит он.

Он не врет. Он и есть Адольф Гитлер.



Закутавшись в плащ и скрыв лицо во мраке резинового капюшона, он бежит по улицам Варшавы, силясь остаться незамеченным. На дворе ночь, но и сейчас здесь много польских пьяниц, которые, не сомневайтесь, взяли бы у него автограф, если бы узнали, что он – Адольф Гитлер.

Под шум дождя он забегает в подворотню, где пахнет сыростью. Адольф останавливается и все насекомые подворотни видят, что он содрогается от волнения. Мигом позже слышатся осторожные шаги, и вдали, там, где подворотня переходит в улицу, показывается силуэт ребенка. Это пришел Равви – еврейский мальчик, бледный, худой и голодный, с бурыми мешками под глазами и покрасневшими коленками.

Адольф вздрогнул, но сдержал волнение и едва заметно улыбнулся. Равви отвечает ему взаимностью и достает из-под полосатой робы обитателя гетто букет душистых ромашек.

Адольф оглядывается по сторонам, дабы убедиться, что никто другой не следит за ним в этот час, и, успокоившись окончательно, подходит к Равви, становится на колени и обнимает его, как родного, зарываясь лицом в мокрые от ночного дождя цветы.

Так они простояли до утра. После разошлись и никогда не встречались.

В четверг улицы Варшавы наводнили олени. На их гордых спинах сидели лысые гномы с жидкой слизистой кожей, и все они кричали вдохновенно: «На Восток!».