Ну как бы да, сходство имеется. Но такие параллели обманчивы
применительно к тому, о чём я говорю

И у французов и у немцев к концу XVII века не было никаких
сомнений, что можно печатать книги и писать письма французским
и немецким языком. Для русских это было немыслимо: как только
русский человек той поры берёт в руки перо, он на мышечном
уровне норовит ввернуть что-нибудь церковнославянское.
Нутром-то он чует, что это просто другой язык, но явная мысль
об этом для него слишком дерзка, он пытается думать, что это
просто более очищеннаяверсия языка, на котором люди на улицах
говорят, пытается сам на нём говорить, и т. п. Если бы в своё
время победила Софья,в качестве литературного языка впрямь
могло бы сложиться что-то в духе греческой кафаревусы;
но победил Пётр, который всю гуманитарную учёность вменял
в ничто. После его смерти произошёл некий бэкслайд, особенно
заметный во времена Анны, Софьиной родной племянницы -- но
в данном конкретном проявлении клановая сторона думаю не столь
важна; важнее, что переводчиками служили выпускники
Славяно-греко-латинской академии, которые не могли
не испытывать теплоты к прежней культуре. Поэтому скажем
в ранних математических переводах, 1720-х -- 1730-х, термины
иногда калькируются на церковнославянский манер, типа
'вцелоприведение равнений разнственных'. Но и петровский
пафос просвещения и обновления был им близок; так что когда
Тредиаковский начал писать стихи, он сознательно избегал
использования слов, маркированных как церковнославянизмы (хотя
позже, когда из поэта он стал филологом, и пересмотрел своё
отношение к ним). Ну и короче формирование русского языка
шло под гнётом этой антиномии, вплоть до времён Пушкина,
а риторические ходы сопутствующей дискуссии, подобные которой
конечно были и у других народов, воспринимаются руснёй особо
живо и остро.