рассказы Ивана Шмелева III
"Страх" - так называется один из рассказов, которые Шмелев строит на своих детских воспоминаниях. Писательский метод обычный для Шмелева - переживание событий заново с характерной для него неполнотой сюжетной линии и яркими, возможно слишком яркими красками нарисованном быте. Здесь контраст: 1881-ый год, небывалое в русской истории событие и детское восприятие, простое и нерефлексирующее. Мог бы выйти сильнейший рассказ, но сил у рассказчика мало, повествовательное дыхание коротко, как, опять же, часто бывает у людей, поживших заграницей и поистрепавшихся в чуждой русскому жизни (еще одно исключение тому, кроме уже упомянутого Бунина, - Солженицын, который не зря растил бороду в Вермонте, заделавшись после шумной московской жизни отшельником - умно ушел от чуждой среды, вроде бы и в Америке, да не в Америке - чужими руками щупал архив Гувера, а сам купался и играл в тенис на фазенде. Барин. Кстати и по происхождению так - семья и наследственность взяли свое. А Аксенов кувыркается в Вашингтоне и вот результат: "В поисках грустного бейби" - книжка, которую после "Бочкотары" должно было быть стыдно подписывать. И так всегда - лет десять заграничной жизни, если от нее не предохраняться, - и все. "Исповедь писателя" - а еще точнее эпитафия самому себе, которую написал сверкавший еще в 1842-ом Гоголь, как бы отрекаясь ото всего сделаного и от самого себя, веселого и злого волшебника слова... Но я отвлекся. Любимая тема.)

1-ого марта 1881-ого года народоволец Гриневецкий кинул бомбу, убившую императора Александра II (бомба была замаскирована под пасхальный кулич, вот такой вот подарок царю-освободителю принесли те, кто выступал от имени народа). Эти события остаются у Шмелева "за кадром", он описывает лишь то, как разошлась сама новость: "убили царя", как о ней запрещали друг другу говорить (видимо страшна была сама мысль), как собирались местные. И много раз повторяет на все лады: он, ребенок, испытывал сильнейший страх. "Нас теперь будут резать" - говорит его герой. Значит царь для него - главный защитник.

Вот важное свидетельство: когда говорят о том, что русские не стали защищать Николая II, стоит вспомнить эти детские впечатления. Здесь ясно отпечатана любовь к царю и упование на него, и если этих чувств не было по отношению к Николаю, то ведь для этого понадобилось 35 лет публичных издевательств над монархией и понадобилась вся мягкотелость и нерешительность Николая, ни в какие рамки не укладывавшаяся (за окнама дворца готовятся забастовки, а царь наряжается на бал в костюм Алексея Михайловича, тишайшего царя, и пускает придворных танцевать в костюмах окольничьих, - шутовство ведь, которое никакому человеку в здравом уме не прощается), так вот все это понадобилось, чтобы отвадить русских от такого царя, который давал и резать и стрелять в подданых, который покуривал под эхо взрвывов на Аптекарьском. (А ведь тот же Алексей Михайлович с бунтовавшими из-за медных денег расправился. Сначала вышел к ним со сладкими речами, отрезанный толпой от войска, а как подоспели стрельцы - головы полетели.)