КОНЕЦ БЕСКОНЕЧНОСТИ
Они оказались на улице - ни о чем не договариваясь, просто встали, оделись и вышли, держась за руки, а Рома посмотрел им вслед, едва повернув голову, чтобы не потревожить белокурую головку Барби от которой слабо пахло шампунем, в то время как Олег пошатываясь побрел на кухню - сварить еще кофе и домой - баю-бай, завтра запись, хватит с него литературоведческой психотерапии и музыкальной хирургии, в общем, компания разваливалась на глазах - вечеринка заканчивалась, никого не тошнило, слава богу - подумала Ира, поглядывая на кровать, на которой лежал ее немец, прикрыв глаза с сигаретой во рту - ни дать, ни взять - подставка для индийской курительной палочки, какие продавались в сувенирной лавке за углом. Было холодно; они прошли почти два квартала, прежде чем им удалось поймать машину - за рулем сидел киргиз, который почти не говорил по-русски, но они показали маршрут по карте, которую тот достал из бардачка. В такси было тепло и Лера положила голову мне на плечо, а я поцеловал ее в волосы и она тихонько замычала от удовольствия; «пора и нам», - сказал Рома, «форд» ждал на улице, так приятно было поместить Барби в его утробу, но дальше перед Ромой встал вопрос - что дальше (жизнь полна тавтологий, старик - как сказал бы мой друг) и логично - да логично, а как иначе - было бы отвезти ее к себе домой.
- Это тут, - сказал Мануйлов, пространство услужливо подставило им квартиру Ману и ничего не оставалось, как совместить это пространство со временем, в котором была бутылка мартини, настольная лампа, Иглесиас-старший и диван, на котором сидел улыбающийся Дон - он делал приглашающие жесты и одобрительно цокал языком - этот древний обманщик, на которого не стоило обращать теперь внимания, потому что, разговаривая о чем-то, они помогали себе руками и губами и хливкие шорьки пыряли как безумные (как безумные - sic!) по сладостной наве, а пальцы плели узоры из ночных кошмаров кружевниц и Лера - ну просто заправская сестра милосердия, расстегивает ремень его джинсов; «О, бойся Бармаглота, сын...», «Дочь», «Что?», «О, бойся Бармаглота, дочь!»; и она захохотала, а потом застонала, потому что он легонько укусил ее за плечо, Бармаглот был свирлеп и дик и тут уже пришлось стонать ему - да, старик, это лучше, чем музыка, они расшвыряли свою одежду как индейцы свои томогавки, и он погрузился в нее как кит в океан и Лера почувствовала, как там, внутри, взрывается вулкан и она закричала, потому что это было долго до бесконечности, но всякая бесконечность имеет свой конец, а эта бесконечность длилась бесконечно и было страшно оттого, что все пределы рухнули и все преграды пали, и орды варваров ворвались в Рим, который принял их, задыхаясь от блаженства, от видений цветущего рая, фейерверка, карнавала и падения в бездонный колодец вслед за миллионами белых кроликов, вырвавшимися из Ману или из того, что было Мануйловым в этот миг.
- Самая страшная болезнь ХХ века - отсутствие положительных эмоций. Положительные эмоции надо принимать в таблетках - три раза в день после еды. И по ночам. Особенно по ночам, - бормотала Ира, засыпая, а Эрих прошептал ей на ушко что-то немецкое, но при этом довольно благозвучное. Впрочем, подумала она во сне, это могло быть название какого-то органа тела. И Рома, уложивший так и не пришедшую в себя Барби на диван, сидя в кресле напротив, смотрел на добычу и курил, стряхивая пепел в пасть бронзового дракона, подаренного ему кем-то из клиентов.
И кто же осудит его за то, что свободной рукой он нащупал молнию на брюках и убил свое желание тем способом, который всегда помогал ему в безвыходных ситуациях...
«Спи,» - прошептала Лера и Мануйлов заснул, заснул Рома в кресле, сторожа свою Барби, заснул Эрих, не договорив тевтонское признание Ире, заснул Олег в ванне.
- Это тут, - сказал Мануйлов, пространство услужливо подставило им квартиру Ману и ничего не оставалось, как совместить это пространство со временем, в котором была бутылка мартини, настольная лампа, Иглесиас-старший и диван, на котором сидел улыбающийся Дон - он делал приглашающие жесты и одобрительно цокал языком - этот древний обманщик, на которого не стоило обращать теперь внимания, потому что, разговаривая о чем-то, они помогали себе руками и губами и хливкие шорьки пыряли как безумные (как безумные - sic!) по сладостной наве, а пальцы плели узоры из ночных кошмаров кружевниц и Лера - ну просто заправская сестра милосердия, расстегивает ремень его джинсов; «О, бойся Бармаглота, сын...», «Дочь», «Что?», «О, бойся Бармаглота, дочь!»; и она захохотала, а потом застонала, потому что он легонько укусил ее за плечо, Бармаглот был свирлеп и дик и тут уже пришлось стонать ему - да, старик, это лучше, чем музыка, они расшвыряли свою одежду как индейцы свои томогавки, и он погрузился в нее как кит в океан и Лера почувствовала, как там, внутри, взрывается вулкан и она закричала, потому что это было долго до бесконечности, но всякая бесконечность имеет свой конец, а эта бесконечность длилась бесконечно и было страшно оттого, что все пределы рухнули и все преграды пали, и орды варваров ворвались в Рим, который принял их, задыхаясь от блаженства, от видений цветущего рая, фейерверка, карнавала и падения в бездонный колодец вслед за миллионами белых кроликов, вырвавшимися из Ману или из того, что было Мануйловым в этот миг.
- Самая страшная болезнь ХХ века - отсутствие положительных эмоций. Положительные эмоции надо принимать в таблетках - три раза в день после еды. И по ночам. Особенно по ночам, - бормотала Ира, засыпая, а Эрих прошептал ей на ушко что-то немецкое, но при этом довольно благозвучное. Впрочем, подумала она во сне, это могло быть название какого-то органа тела. И Рома, уложивший так и не пришедшую в себя Барби на диван, сидя в кресле напротив, смотрел на добычу и курил, стряхивая пепел в пасть бронзового дракона, подаренного ему кем-то из клиентов.
И кто же осудит его за то, что свободной рукой он нащупал молнию на брюках и убил свое желание тем способом, который всегда помогал ему в безвыходных ситуациях...
«Спи,» - прошептала Лера и Мануйлов заснул, заснул Рома в кресле, сторожа свою Барби, заснул Эрих, не договорив тевтонское признание Ире, заснул Олег в ванне.