| |||
|
|
Украинская классическая литературы об отношении к воробьям Модест Левицкий «Петрусів сон» (1906) Данный текст из дореволюционных «читанок», переизданных в период «незалежности» и сейчас изучается, читается и пересказывается в 3-х классах (!) средних школ Украины. Недавно это вызвало скандал в одной из Киевских гимназий, ибо некоторые 10-летние детишки как-то неправильно восприняли текст классика – галицкого националиста и петлюровского министра. Еще кто-то удивляется, откуда выросли каратели из нацбатов? Кстати вот еще – из моих собственных детских воспоминаний о главной книге основоположника украинской прозаической литературы. Григорий Квитка-Основьяненко. «Пан Халявский» (1839) «Отдавши челом батеньке и маменьке, нас высылали в сад пробегаться. Дворовые ребятишки нас ожидали и начиналась потеха. Бегали взапуски, лазили по деревьям, ломали ветви, когда были на них плоды (хотя бы еще только зародыши), то мы тут же их и объедали; разоряли птичьи гнезда, а особливо воробьиные. Птенцам их тут же откручивали головки, и старым, когда излавливали, не было пощады. Нас так и наставляли: маменька не один раз нам изъясняли, что воробей между птицами то же, что жид между людьми, и потому щадить их не должно». ДОП. Тут мне в коментах подсказали, что аналогичный эпизод встречается также в романе Панаса Мирного "Хіба ревуть воли, як ясла повні?" (1880) Глава 4 "Незабаром Грицько вернувся з повною пазухою горобенят. — А я, діду, ось скільки горобенят надрав! — хвалиться. — Навіщо ж ти їх надрав? — питає дід, не підводячи голови. — А щоб оця погань не плодилася! — Хіба вона кому зробила що?.. А гріх! — промовив Чіпка, придавивши на останньому слові. — А хто, як жиди Христа мучили, кричав: жив-жив? — одказав Грицько, та й висилав з пазухи голоцюцьків з жовтими заїдами. Чіпка подивився на діда, що лежав собі та дрімав, не слухаючи їх розмови. Горобенята почали розлазитись. Грицько ухопив герлигу. — А куди?.. куди!.. — закричав. Та — геп! герлигою по горобенятах... Так кишечки й повискакували... — Оце вам жив-жив!.. жив-жив! — гукав Грицько, та раз по раз герлигою, герлигою... Чіпка дивиться то на горобенят, то на діда: чи не скаже чого дід? Дід лежав собі мовчки. «Значить, правда, що вони кричали: «жив-жив!» — подумав Чіпка, та як схопиться... Очі горять, сам труситься... — Стривай, Грицьку! стривай! не бий... Давай краще їм голови поскручуємо!.. Як схопить горобеня, як крутне за головку... Не вспів оком моргнути, — в одній руці зостався тулубець, а в другій — головка. — А що — жив! а що — жив!! — кричить Чіпка... — А що — жив! — а що — жив!.. — вторує за ним Грицько... Незабаром горобенят не стало: валялися тільки одні головки та тулубці... — От тепер можна й герлигою, — каже Чіпка, взявши герлигу в руки. Грицько й собі за ним. Та зложили горобенят укупу й почали періщити, як снопи молотили... Не зосталось горобенят і сліду: валялося тільки одно м'ясо та кишечки, перебиті, перемішані з землею. —Ходім ще драти, —каже Грицько:—там ще є. — Ходім, — згоджується Чіпка. Та й побігли до верб, один одного випереджаючи. — А куди ви? — підвівши голову, питає дід. — Підіть лишень овець позавертайте! Бачите, як порозходились... Щоб ще звірюка не заняв... Дід знову ліг. Скоро й заснув. Хлопці побігли... ...Швидко вони позавертали овець і, як кошенята, дралися по вербах, видираючи горобенят. Удвох надрали ще більше, ніж сам Грицько надрав. А далі поскручувавши голови, били ґерлиґами... помісили чисто на гамуз! Сонце дедалі все вище та вище підпливало. Перше ж так гарно сяло та гріло, а це вже стало пекти-палити, аж дід прокинувся... — Ач, як угріло! — обізвався він, підсуваючи свиту під вербу, в холодок. — Ану, ще понюхаємо та заграємо... Хлопці, видно, десь горобців деруть... Дід понюхав. — А-а... та й добра ж! — промовив, чхнув — і поліз у торбу за сопілкою". Выходит, у укроклассиков это какой-то пунктик. Добавить комментарий: |
|||||||||||||