Александр Кабанов, поэт...



* * * *

Чтоб не свернулся в трубочку прибой -
его прижали по краям холмами,
и доски для виндсерфинга несут
перед собой, как древние скрижали.

Отряхивая водорослей прах,
не объясняй лингвистке из Можайска:
о чем щебечет Боженька в кустах -
плодись и размножайся.

Отведай виноградный эликсир,
который в здешних сумерках бухают,
и выбирай: «Рамштайн» или Шекспир -
сегодня отдыхают.

Еще бредет по набережной тролль
в турецких шортах, с черным ноутбуком,
уже введен санэпидемконтроль -
над солнцем и над звуком.

Не потому, что этот мир жесток
под небом из бесплатного вайфая:
Господь поет, как птица свой шесток -
людей не покидая.

* * * *

Маятник отмаялся и кукушка сдохла,
наведу на брюках - стрелки от часов,
задрожат оконные и другие стекла,
а вокруг – молчание, так, на пару слов.

Солнце доживает в экономных лампочках,
получает пенсию, а внутри – темно,
по квартире бродит ежик в белых тапочках,
курит листья яблони, да глядит в окно.

Нет, я не скучаю, колыбель качаю,
вновь на мониторе – постное меню,
колыбель качая, сам себя скачаю,
поцелую в губы, сохраню.

* * * *

Говорят, что смерть – боится щекотки,
потому и прячет свои костлявые пятки:
то в смешные шлепанцы и колготки,
то в мои ошибки и опечатки.

Нет, не все поэты – пиздострадальцы, -
думал я, забираясь к смерти под одеяльце:
эх, защекочу, пока не сыграет в ящик,
отомщу за всех под луной скорбящих -
у меня ведь такие длииинные пальцы,
охуенно длинные и нежные пальцы!

Но, когда я увидел, что бедра ее – медовы,
грудь - подобна мускатным холмам Кордовы,
отключил мобильник, поспешно задернул шторы,
засадил я смерти - по самые помидоры.

…Где-то на Ukraine, у вишневом садочку -
понесла она от меня сына и дочку,
в колыбельных ведрах, через народы,
через фрукты –овощи, через соки-воды…

Говорят, что осенью - Лета впадает в Припять,
там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить,
и торгуют в нем – не жиды, ни хохлы, не йети,
не кацапы, не зомби, а светловолосые дети:

у девчонки – самые длинные в мире пальцы,
у мальчишки – самые крепкие в мире яйцы,
вместо сдачи, они повторяют одну и ту же фразу:
«Смерти – нет, смерти – нет,
наша мама ушла на базу…»

* * *
Быть голосом, которым не поют,
и на него не отыскать управы,
быть голосом, который узнают
и подражают люди, звери, травы,

и птицы носят у себя внутри
слепые и надломленные зерна,
я голос твой, не слушай, а смотри
и вкус его прокручивай повторно.

Ни блогосфера, ни блатная тварь
не помешают твоему молчанью:
я голос, я буквальный, как букварь
пустых страниц в эпоху одичанья.

Я просто жил с тобой в одной стране,
в прекрасное мгновение распада,
и этот голос, знаю точно – не
для первого и для второго ряда.

***

Тисне на мене tesla, тоскно мені в раю,
крісло моє воскресло, я перед ним стою.
слухаю та не бачу, вірую знов і знов -
в мову свою собачу, серед телячих мов.

Рис полюбляє риску, наголос – локшину,
гойдає, як колиску - вітер мою труну,
мusk відкидає маску, і затікає кров
в мову мою, як в пастку, серед телячих мов.

Рима – коханка Рима, там, де горить Дніпро,
радісний присмак диму, не переймайся, бро:
плине по хвилях кача, воля – понад усе.
мова моя собача вас від вовків спасе.