Н. Лисогорский. Из неопубликованного (пока).

Чем больше корреспондент Крокодила (К. К.) Едумывался в эти слова, тем больше находил в них мудрого смысла. Одно его озадачивало: если это так, то зачем же тогда рисовать на людей шаржи? Хотя бы и дружеские. Об этом он для начала и спросил у Наума Моисеевича Лисогорского (Н. Л.)—невысокого, коренастого мужчины, с проседью в густой шевелюре и хитровато поблескивающими глазами за крупными стеклами массивных очков. Вопрос не застал его врасплох. Как каждый сатирик, он в любую минуту готов ко всяким неожиданностям. Тем не менее Н. Л. глубоко задумался (что говорит о его ответственном и уважительном отношении ко всем, исходящим от него словам).

— Как зачем?— наконец искренне удивился художник.— А разве не ясно зачем? По-моему, все ясно.

— Тогда другое дело,— сказал К. К.— А вы действительно уверены, что лицо человека более удивительное творение природы, чем, скажем, камень или дерево?

— Несомненно. А вы не согласны? — усмешливо спросил Н. Л., во всем блеске демонстрируя свое искусство полемиста,

— Конечно, согласен,— кивнул К, К.— Просто порой приятней смотреть на дерево или камень, чем на иное лицо. Но вернемся к теме нашей беседы. Известно, что с детских лет вы любите рисовать шаржи на писателей. Чем это объясняется? Их лицами? Или чем-нибудь еще?

— Любовью к книгам,— признался художник.— Мой девиз—не покупать книги, а читать их.

К. К. с надеждой уставился на художника.

— А как это делается? Поделитесь, ради бога, секретом.

— Никакого секрета нет. Просто я беру книги сразу в четырех библиотеках.

— И не отдаете?

— Ну что вы! Конечно, отдаю.

— Замечательно. А что особенно привлекает вас в лицах писателей?

— О, это серьезный вопрос. Очень часто невыразительная внешняя оболочка не может передать всей внутренней значительности и богатства души человека. А я как сторонник психологической карикатуры помогаю лучше выявить внутреннюю сущность...

— То есть делаете так, чтобы внутренняя оболочка соответствовала наружной?

— Если хотите, то именно так,— согласился художник.

В этот момент К. К. невольно припомнилось, как один известный художник показал ему дружеский шарж. Увидев его, К. К. в испуге отшатнулся: «Кто этот злодей?»

—«Неужели не узнал?! Это ты! Именно таким я вижу тебя»...— с невинной улыбкой сказал художник.

— А всегда ли объект шаржа доволен своим изображением?—с понятным интересом спросил К. К.

я уверял его, что это вовсе не пробочник, а замок-молния.

— Врубель,— заметил К. К. — когда-то сказал: «Нарисуй эту коробку спичек. Не можешь и не нарисуешь. Ну где же нарисовать глаз женщины?» А вот вы нарисовали тысячи лиц. И все такие разные. Это, наверное, очень трудно...

— Да, не просто,— скромно признался художник.

— Не так давно в Центральном Доме литераторов и з Центральном Доме работников искусств состоялись выставки ваших работ,—сказал К. К.— В книгах отзывов лучшей я считаю коротенькую запись писателя Бакланова: «Всю жизнь завидую такому дару: ведь шутя-шутя вы схватываете суть характера». Но вот две записи я просил бы вас прокомментировать. Первая: «Особенно радует поразительное портретное сходство шаржей Дисогорского». (Заметим в скобках, что однажды Н. Л. нарисовал шарж и на вашего покорного слугу— К. К., на котором он почему-то был похож на другого — более известного и талантливого писателя. Впрочем, решил К. К., может быть, так и надо. Может быть, это тонкий намек или доброе пожелание.)

— Я уже сказал: мое кредо—реалистический рисунок, реалистический даже в карикатуре,— терпеливо объяснил художник.

— Ясно. И вторая запись: «Дружеские шаржи настолько хороши, что не найдешь ни одной отрицательной черточки даже через электронный микроскоп». Очевидно, автор этой записи хотел сделать вам комплимент. Как вы относитесь к нему?

— Как ко всякому комплименту. С некоторым недоверием и с известным удовольствием.

— А не приходилось ли вам слышать упреки в комплиментарности?

Художник с улыбкой посмотрел на корреспондента и покачал головой.

— Приходилось. От друзей. Но от врагов — никогда!

— Понятно,— сказал К. К.— Ведь вы рисовали карикатуры на Чемберлена, Черчилля, Гитлера, Геббельса, Аденауэра, Форрестола и многих других врагов мира и социализма. К слову, вы известны как мастер острого сатирического рисунка на международные темы. Один американец назвал вас даже агитатором.

— Да, был такой случай. Что ж, это лестная оценка моего труда. Я действительно считаю себя агитатором, бойцом партии. Меня глубоко затрагивают все международные события, и я стараюсь передать свое отношение к ним в рисунке.

— А где вы берете типажи для своих сатирических рисунков? И не связано ли это с известным риском?

— Что поделаешь, труд сатирика всегда связан с риском. Но к этому привыкаешь, как привыкает к опасности сапер или верхолаз. В 1929 году я послал рисунок на конкурс «Крокодила». Он был напечатан. Как сейчас его помню: сидят два студента в столовой. Один держит в руке волосок и говорит: «О, у нас новый

повар. Старый был рыжий». Едва вышел журнал, я помчался на вокзал, купил билет на поезд и поехал куда глаза глядят. И не зря. На рисунке в виде студентов я изобразил двух своих приятелей. Потом узнал: они искали меня по всему городу.

— Кстати, ведь это был ваш первый рисунок, опубликованный в «Крокодиле» и вообще в центральной печати. Значит, с тех пор прошло уже пятьдесят лет, целых полстолетия.

— Для меня они пролетели как один миг. Но я пока еще не собираюсь складывать кисти и карандаши...

— С чем я вас и поздравляю. А теперь, по-моему, как раз и подоспело время рассказать о ваших жизненных вехах...

— Ну, что ж,— согласился художник,— если надо, я готов. Правда, из этих вех дома не построишь. Окончил (кое-как) Одесскую художественную профессиональную школу. Еще в школе увлекся рисованием портретов писателей. Потом для заработка писал портреты на заказ — рисовал толстые рожи деляг и торгашей, одновременно проникался к ним острой ненавистью и украдкой делал на них шаржи. Работал в газете «Комсомолец Украины», в начале 30-х годов переехал в Москву. Сотрудничал в «Вечерке» и «Комсомолке», «Крокодиле». Когда началась война, добровольцем ушел в армию. Служил в армейской газете. Рисовал карикатуры на фашистов. Часто рисовал бойцов. Бывало, на передовой выстраивались целые очереди бойцов, желающих получить свой «портрет». Имею фронтовую медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. Ну вот, пожалуй, и все. Участвовал во многих выставках, в том числе и международных. Награжден золотой медалью Советского комитета защиты мира «Борец за мир». Очень горжусь этой наградой.

— И, наконец, последний, но не самый простой вопрос. Довольны ли вы своей творческой судьбой? (Поскольку при этих словах художник так энергично кивнул, что массивные очки едва не слетели с его носа, К. К. посчитал возможным продолжить вопрос.) В таком случае не могли бы вы поделиться с читателями «секретами» своего мастерства?

— С удовольствием. Самый главный секрет — это, конечно, труд, поиск. Как правило, сама тема подсказывает мне манеру рисунка. Я не сторонник однообразного стиля, это, на мой взгляд, ограничивает возможности художника, сводит все к набору условных символов и типажей. Карикатура не может быть безликой, каждое лицо—это характер... Есть характер или характеры в рисунке — есть рисунок. Это — главное.

— Я бы добавил: есть талант — есть художник. А талант это как раз то, что позволяет художнику увидеть правду жизни и в свойственной ему форме отобразить ее на бумаге,— заметил в заключение беседы К. К. и от души пожелал художнику крепкого здоровья и новых творческих успехов.

Беседу вел Г. МАРЧИК.
"Крокодил", №3 1979 г.

СМЕНА ПОКОЛЕНИЙ (И.П. Абрамский "Смех сильных):

Плакат к фильму "Женитьба"



Плакат к фильму "Афоня"

В 1976 году я, вчерашний школьник, напросился в гости к легендарному крокодильскому шаржисту Науму Моисеевичу Лисогорскому, втайне лелея мечту, что маститый художник нарисует и меня. И что бы вы думали? Проводив меня с порога в свою мастерскую, Лисогорский предложил: "А давай-ка я тебя нарисую! И нарисовал!