Старость последних времён
Выхожу на улицу, наблюдаю такую картину:

По тротуару, чуть подволакивая ногу, бежит дедулька лет восьмидесяти. Весь такой подтянутый, мускулистый, загорелый. В ковбойской рубашечке, стёртых синих джинсах. На голове зелёного цвета шляпа, на лице усики, во рту потухшая сигарета. За ним гонится чрезвычайно юркая, вся из себя мышко-норушкиная бабулька в спортивном костюме и почему-то в тяжёлых зимних сапогах. Лицо её крайне сердитое и, вместе с тем, удивлённо-напуганное. В руках у бабульки тапочек розового цвета и газета. Дедулька же убегает с зажатой подмышкой пластмасской зелёного цвета.

В двадцати шагах от меня бабулька нагоняет дедульку и начинает бить тапком по спине, но как-то так аккуратненько и нежно. Плачет и сквозь слёзы повторяет: "Прости меня, прости меня, мне жаль, прости." Опять бьёт, опять повторяет: "Прости, мне жаль, извини." Бьёт и повторяет, бьёт и повторяет. По-французски, дедульки-бабульки -- квебекуи.

Дедулька защищается, как может, делает удивлённое лицо, пыхтит, краснеет щеками, ковыляет к ближайшей скамеечке, присаживается, закуривает. Бабулька подсаживается рядом, как-то уж совсем мило стучит по дедульке тапком, бормочет своё "прости-извини". Дедулька вытаскивает из пластмасски гадость ядовито-зелёного цвета, и старички целеустремлённо её поедают. Бабулька раскрывает газету, и они внимательно изучают супермаркетовские рекламки -- всякие там скидки, распродажи, бонусы. Бабулька гладит дедульку тапком по спине. Очень нежно.