Настроение:	tired
Музыка:	The Dagda - Disseminated Primatemaia
Entry tags:	ебануться

Жить не кончая
Ещё интересное на сайте "Краденого Хлеба".

Нойез нашел решение: совместить общину и семью в небывалом институте группового брака. Здесь все - мужья и жены друг друга; здесь нет родителей и детей; здесь поощряется секс, но запрещена любовь. В противоположность более распространенным вариантам религиозной этики, библейский коммунизм подвергал осуждению не физическую, а романтическую сторону половой жизни. В отличие от более известных вариантов коммунизма, учение Нойеза противопоставляло себя не старому экономическому порядку и экономике вообще, а старой семье и семье как таковой. "Брак [...] должен уступить свое место коммунизму", - формулировал Нойез. Называя свое учение "библейским коммунизмом", он был на высоте своего времени. Социализм для него - учение о новом экономическом порядке, а коммунизм - учение о новом сексуальном порядке. Социализм без коммунизма обречен, точно формулировал Нойез. Все трапезы, труд и развлечения были коллективными. Вечерами партнеры находили друг друга, с помощью авторитетной дамы, в холле во время общего вечернего досуга, а потом на некоторое время уединялись в одной из спален. Большие дома отличались от викторианских зданий Новой Англии только внутренней планировкой: общие холлы были гораздо больше по площади, чем множество маленьких спален. Во избежание романтических связей парам запрещалось проводить вместе всю ночь, так что возвращались они, по-видимому, обратно в общий холл. Нойез учил не стесняться тела, избегать стыда, спокойно обсуждать сексуальные вопросы и сам давал этому пример в своих речах и писаниях. Женщины имели такое же право на удовольствие, как и мужчины; на деле, при мужском воздержании от эякуляций, даже большее. Кроме секса и организационных вопросов занятием общины было изготовление и продажа особых, изобретенных самим Нойезом ловушек для зверей. Кажется, символизм этого бизнеса еще не был отмечен историками. Онайда, как и многие сектантские общины Америки, имела свою типографию и издавала газету, в которой сообщала о своих взглядах вообще и об особенностях их нынешнего воплощения в жизнь в частности; с 1876 года газета Нойеза называлась American Socialist и ставила своей задачей объединение всех американских коммун - шейкеров, оуэнитов и пр. Значительную часть расходов Нойез финансировал из личного капитала; вносили свою часть и вновь прибывающие члены. Доход от общих работ, которые организовывались старейшинами, поступал в общую кассу. С какого-то момента община стала самоокупаемой и даже давала своими ловушками стабильную прибыль. Нойез обещал членам общины позаботиться об их бессмертии; победа над смертью, в версии Нойеза, должна обеспечиваться правильной жизнью, регулярным сексом, отсутствием эякуляций . Позже, когда обнаружилось, что старения и на этом пути не избежишь, Нойез объявил новую цель. С его разрешения специально отобранные члены общины нарушали запрет "воздержания", с тем чтобы дать начало новому поколению жителей рая. Предполагалось, что такого рода селекцией будет обеспечена окончательная победа над смертью. В 1879 году, однако, лидер коммуны с образцовым спокойствием объявил о том, что организованный им порядок жизни, действовавший тридцать три года, подошел к концу. В этом посткоммунистическом переходе Онайда, органический продукт американской жизни, следовала за движением истории. Как пишет современный историк, "в Америке 19-го века практиковалось больше коммунизма, чем в любом другом обществе в любое другое время"; к концу столетия атмосфера резко изменилась. Самая утопическая из коммун была преобразована в корпорацию с ограниченной ответственностью: Oneida Ltd.

Были у него и русские последователи:

В 1858 году в Новоузенском уезде Самарской губернии появился американский подданный по фамилии Иван Григорьев. Проповедуя среди местных молокан и хлыстов, Григорьев распространял свое новое учение: "сведенборгские начала вместе с оскоплением и ко всему этому [...] общность имуществ". Миссионеры потом называли учение Григорьева "молокано-мормоновым", но сам Григорьев с уверенностью называл свою систему "коммунизмом", и это одно из первых упоминаний понятия в русских документах вообще. Действительно, несколько десятков присоединившихся к нему молокан начали новую жизнь, отрицая собственность и семью и, соответственно, передавая имущество и женщин в распоряжение нового лидера. Английский путешественник Маккензи Уоллес в 1872 году взял интервью у нескольких сторонников Григорьева. Члены секты верили в "необыкновенную теорию пророчества", которая, подозревал англичанин, была изобретена Григорьевым для "собственного чувственного удовлетворения". Впрочем, тонко рассуждал Уоллес, Григорьев не просто обманывал своих последователей и подруг, но верил, что "его коммунистические схемы, если они будут реализованы, окажутся выгодными не только для него, но и для народа". Сторонники Григорьева жили в "домах святых"; в каждом доме соединялись несколько семей, раньше живших обычной брачной жизнью. Такой дом подчинялся "пресвитеру", который был назначен Григорьевым, чтобы управлять производственной и сексуальной жизнью общины. Дома святых соединялись в Братство, и все заработанное сдавалось в общую кассу, которая контролировалась Братством в целом, то есть самим Григорьевым, На собраниях Братства "святые" из разных домов собирались вместе, участвуя в общих радениях и подвергаясь единообразной индоктринации. В общем, Уоллес пришел к выводу, что секта Григорьева представляла собой "коммунистическую ассоциацию". Внимание местных служителей порядка привлекали два факта: американское подданство Григорьева и его сексуальные нравы. "Эта жена любит духом этого мужа; также и у этого мужа на эту жену дух лежит. Ну! вам подобает садиться парой с кем дух сопряжен. Вы этой вещи ничуть не стыдитесь и не бойтесь", - учил Григорьев, разъезжая по молоканским деревням на лихой тройке вместе с несколькими "богинями", как называл он своих собственных женщин. После ритуальных собраний, которые проводил Григорьев, "ежели ночное время, то ложатся спать мужчины с женщинами без разбора для согревания плоти". Материалы полицейского дела так характеризуют учение Григорьева: "браков не признают, у них нет мужа и жены, а все братья и сестры; рождение детей считают грехом, если оно бывает, то считается отступлением от правил -- и этот грех замаливается и оплакивается всем собранием". Итак, Григорьев благословлял своих сторонников на свобод-ный секс, осуждая брак и деторождение. Иногда Григорьев утверждал, что он "духом скопец", имея в виду следующее: "благодать освобождает меня от плоти и освящает меня так, что я даже грешить не могу"; но одна из доверчивых слушательниц этой проповеди вскоре забеременела от пророка, что даже привело к расколу среди его сторонников. Как и многие другие, этот вероучитель называл себя новым Христом, обвинял другие общины в неправой вере, объявлял недействительными прежде заключенные брачные союзы. Но считать Григорьева мормоном, как это делал епископ Арсений, было так же неверно, как и обвинять его в оскоплениях. В полигамных семьях мормонов не было ни радений, ни общности имуществ, ни промискуитета. Необоснованной кажется и попытка напрямую связать Григорьева с методизмом, которую предпринял уже советский историк Клибанов: это направление высокого протестантства не занималось экспериментами над собственностью и семьей. По своим идеям "коммунизм" Григорьева более всего близок к "коммунизму" Нойеза: та же попытка расширить брак до пределов общины, тот же запрет на деторождение при систематической практике промискуинного секса, тот же идеал обобществленной собственности под личным контролем лидера и те же методы. В общине Григорьева практиковалась публичная исповедь, нечто вроде "групповой критики" Нойеза. У Григорьева был принят и экстатический ритуал, сходный с радениями хлыстов-прыгунов, которых было немало в соседних уездах; описания его ничем не отличаются от описаний "танцев" американских шейкеров.

Такой коммунизм, может, даже лучше, чем космический.