Поговорим о Главном, как сказал бы К.А.К. (с.а.с.в.).
Еврейской теме в книшке, как выяснилось посвящена одна-единственная глава.

Но посвящена.

Но еврейской.

Точнее, не совсем еврейской, как оказалось.

Короче, вот (торадиционные две с половиной странички)


Знаем мы евреев!

Удивительная штука: к методике «сдаем только славянам!» в Иваново пришли как бы не пораньше чем в Москве, причем в куда более жестких формах. Уж поверьте: испытано на собственной шкуре.

После того, как окончательное решение «хата нужна» было принято, квартиру мы искали недели три. Свободное от деловых переговоров время тратили на разъезды по Иваново ― причем бестолковые и однообразные.

- Добрый день! Это мы вам звонили. Ну, помните - «два интеллигентных москвича снимут квартиру».
- Э... Извините, квартира уже не сдается.
- Как же так, мы же два часа назад звонили?..
- Ну, в общем, мы ее уже сдали, до свиданья.

И так ― с завидным постоянством. В какой-то момент я разозлился, и начал распрашивать в лоб.

- Слушайте, вы нас что, за кавказцев принимаете? Неужто не видно, что не кавказцы?!
- Ммм... Нет, не видно.
- Граждане, да имейте совесть! Евреи мы, евреи!..
- Знаем мы, какие вы евреи! В общем, не сдается квартира, идите уже!

Смешно? Ну, в общем, да. Замечу, что речь не шла о каком-то неожиданном антисемитизме: нас совершенно натурально принимали за «лиц кавказской национальности». Конечно, людей тоже можно понять: приходят два архаровца, оба ― брюнеты и бородатые. Еще и неместные, с Москвы этой самой. Кто же они, если не кавказцы, в самом деле?

При этом любые объяснения насчет отсутствия акцента, само собой, тоже не очень канали. Ивановский «якающий» говор настолько отличается от московского, что для местных ушей москвич по любому разговаривает «не так»: какие уж тут объяснения насчет акцента!

Из сказанного можно сделать вывод, что жители города вообще в жизни не видели живого еврея. Это как раз вряд ли: судя по плакатам и вывескам, община в Иваново существовала, причем проявляла немалую активность. Но похоже, что квартировладельцы как-то не отождествляли сей факт с приходом к ним на дом бородатых чужаков с большими носами. Такое вот парадоксальное мышление встречается иногда в российской глубинке.

- Блять, Женя, так мы хату никогда не снимем! - очередной пролет вызверил меня окончательно. Мы сидели в гостиничном номере и мрачно разглядывали местные «Из рук в руки».
- Ну, общем да. Как-то нас здесь недолюбливают, я бы сказал.
- И более того. Я лично позориться больше не намерен, - с этими словами в урну была отправлена здоровенная пачка рекламных изданий, по объявлениям из которых мы и производили провальные визиты.
- Постойте, зачем вы выкидываете... - замахал руками Иванов, и попытался вытащить газеты из помойки. Я его еле оттащил, даже слегка запыхался. Не люблю применять физическую силу, но и злить не надо.
- В общем, так. Прекращаем страдать херней ― и завтра же бухаемся в ножки Альберту. Комбинат большой, а ткачихам зарплату задерживают.
- Но мы же обсуждали, что это политически неверно!
- Да похрен мне такая политика! Тем более, что у Карнеги помните чего написано? Если ты о чем-то человека просишь, он считает, что делает доброе дело. Через это гордится собой и лучше относится к просящему.
- По моему, в России теории Карнеги не работают. Особенно в провинции.
- Будем считать, что на сей раз работают, и вполне. По крайней мере, в гостиницах этих гадских я больше селиться не интересуюсь.

С теоретической точки оба оказались разом и правы, и неправы. Альберт Федорович выслушал нас совершенно индифферентно, после чего отправил к бухгалтерам. Эти добрые женщины не торопясь, но взялись за дело, и еще через пару недель мы радостно осваивались на новом месте, в пяти шагах от комбината.

И, между прочим, аккурат напротив принадлежащего ему общежития. Только не думайте, что сейчас начнутся смачные истории на тему «как к нам девки ивановские через дорогу бегали». Не было такого, врать не буду. Да и вообще: как-то у меня с личной жизнью в Иваново и Ивановской области не сложилось; друзья, узнав об этом, то сих пор смеются.

Скорее всего, срабатывал, что называется, cultural gap. Застенчивостью я по тем временам не страдал, но при общении с дамами надо, по идее, им что-то сообщить ― не сразу же в койку тащить. То есть, можно и сразу, конечно ― но для этого надо крепко выпить. А много пить нельзя: ранним утром (такая уж странная традиция) очередные переговоры с камвольщиками, на которые я и без всяких пьянок еле просыпался. С обычным московским режимом, встреча в десять, а то и в девять утра ― это за гранью добра и зла, и вот только еще и перегара в этой ситуации не хватало. Так что насколько все хорошо с личной жизнью было по месту жительства, настолько плохо (а точнее - никак) в командировках. Трезвый, угрюмый, молчаливый ― в общем, местным девушкам такой кавалер был категорически не по вкусу. Попытки «сломать фишку» один раз закончились в кинешемской милиции, а второй раз ― пожалуй, еще веселее.