Всякая ерунда
Шел домой часов в 00:00 ночи. Девушка попросила дернуть ей дверь в подъезде, т.к. она ключ от домофона потеряла. Дом оказался в 200 метрах от места, где мы пересеклись. Я мысленно приготовлися выдавить глаза кому-нибудь, кто меня там будет поджидать с ножами и кирпичами. Живым не дамся, подумал я. Всегда хотел выдавить человеку глаз, но что-то не приходилось. Нос еще откусить или губу, своих мне не жаль. Пока шли я узнал, что:
1) Девушке 25 лет.
2) Девушка понюхала мефедрон, т.к. хотела "кайфануть".
3) Она побухивает.
4) У нее есть муж, во что я не верю.
5) У нее дома ребеночек, что возможно. Я еще подумал, что она придет домой с тусовки, а ребенок синий лежит на кухне и не двигается.
6) Она вообще очень опасный человек, чему я не придал значения, если только ствол у нее и она от меня не на расстоянии вытянутой руки а метрах в пяти хотя-бы.

Довольно жалко ее, какая-то она пропащая. Видно, что человек летит в пропасть, а ребенок ее тоже видимо. В этих домах жили некоторые мои одноклассники, там действительно много наркоманов. Дверь я дернул. Со второго раза открылась. Никто не выбежал меня колоть и бить. Она пожала мне руку. Рука у нее была какая-то бугристая и красная. И жесткая. Много повидавшая. Я не снял перчатку, пока жал руку, т.к. побоялся чем-то заразиться. И пошел домой.

Еще вот радость, мизинец на левой руке перестал чувстввоать частично. Поверхностно как бы. Это из-за позвоночника. И это дает надежду, что в тюрьму не придется садиться и прятаться.

Начал почитывать книжечку про срденевековье Эммануэля Ле Руа Ладюри "Монтейю, окстинаская деревня (1294-1324)". Чтобы подкрепить себя сведениями из жизни в дерьмовые средние века. Нашел такой отличный отрывок:

"Мы мало что знаем о других аспектах «биологической» жизни среднего жителя Монтайю: болезни, подобные туберкулезу (с кровохарканьем), эпилепсия, глазные заболевания упомянуты или подразумеваются в некоторых местах. Но на этой основе невозможно построить картину частоты заболеваний, уточнить смертность, о которой можно сказать одно — она была большой,
в частности среди детей, и в связи с постоянными эпидемиями.
Жители деревни носили на себе — самое естественное на свете —
целую фауну блох и вшей: чесались, выбирали друг у друга насекомых
(как это ныне с любовью делают человекообразные) все с
самого низа до верха социальной лестницы, в порядке дружеской
и семейной услуги. В этом нет ничего удивительного для окситанской
цивилизации, где один из пальцев так и назывался — вошебойный. Любовница искала вшей у любовника. Служанка —
у хозяина. Дочь — у матери. Это был повод поболтать всласть,
когда говорят обо всем и ни о чем: о женщинах, о божественном
или о поведении «совершенных» на костре. Были годы блох, вшей,
мух, комаров, ибо их активность была подчинена дьявольскому
ритму. И, наоборот, бывали периоды поспокойнее. Тогда меньше
думали о паразитах и больше — об угрозе инквизиции."