МОЯ ОБОРОНА 14.
[здесь как бы начинается условная часть вторая, ввиду перерыва]


Всю зиму девяносто девятого я занимался разной ерундой, как-то: записывал в пресловутом Полтиннике Максовский дум-метал (щедро оплачивалось водкой), бухал с Павликом Кустовым (благо он продал свою электрогитару за сто баксов, что обеспечило нас необходимым зарядом где-то на месяц) и шлялся взад-вперёд по Рабочке в напряженных раздумьях. Единственным же деятельно-идиотским моментом был пресловутый фестиваль АКУРОК, предпринятый традиционно в Полтиннике, с крайне смешным выступлением Сантима. Волчица к тому времени внезапно собрался навернуться в пучину семейной жизни, Борисыч же тогда проживал у него и, пользуясь отсутствием хозяина, надрачивал в военные симуляторы. Соответственно, коллективной музыкальной и журналистской деятельности наступил неопределённый пиздец.

Само собой, такая унылая обстановка требовала выходов, один из которых выразился в скудной выпивке на Арбате и прогулке по Гоголям. Вечерело, стояла промозглая московская весна, в неверном свете фонарей фигуры были расплывчаты, однако прихрамывающую походку человека в бороде я узнал сразу. Роман Владимирович Неумоев, собственной персоной, фланировали по грешной земле в компании не менее бородатой личности в очках. Я изрядно обрадовался.

- Ромыч, узнаёшь?!
- А, молодой человек, - ответно обрадовался Роман Владимирыч, - Артур, познакомься. Молодой человек - главный редактор журнала ХУЙ, - не обошёлся он без фирменного сарказма.
- Да-да, именно, его, журнала.. Вы чего это тут, гуляете?
- Вот, Артура провожаю.

Выяснилось, что очкастый человек - никто иной, как Артурка Струков, бессменный лидер группы Культурная Революция, хиты которой были мне известны и памятны. Шёл же он по Гоголям на студию, записывать новый альбом. Моментально разговорившись, мы вскоре сбагрили Ромыча в метро и продолжили прогулку, тем более, что я догадывался, куда мы идём…

…Прошлым (то есть, в девяносто восьмом) летом, вновь нарисовавшийся Гованик, увидав наше музыкальное обустройство на Рабочке, заявил: «а я тут у тётки в гостях был, у неё знаешь, какой пульт? Да побольше ваших в два раза!» и пообещал организовать экскурсию.
Действительно, организовал. Облезлый дом на Остоженке, предпоследний (или последний, вот не помню) этаж, дверь обычной квартиры. Позвонили. Ждать пришлось недолго, на площадку вышла нехудая девица (насчет тётки Гованик всё-таки загнул) в очках и с довольно свирепым выражением на физиономии.

- Зрасьте (здесь выяснилось, что девица грассирует), чего пришли?
- Эля, привет, вот я, вот хотел, вот человеку вот студию показать… - залепетал Гованик в своей обычной дурной манере.
- А. Ну заходите, только быстро.

Я несколько припух от такого радушного приёма. «И что это за такая наглая герла?! Не видал я её поганых студий…» Обстановка квартиры соответствовала лестничной клетке, подобных коммунальных флэтов я насмотрелся ещё в Ленинграде. Характерный запах старого фонда, убитый паркет, тазики, велосипеды, скособоченная мебель. Высокие же потолки, как всегда в таких квартирах, только нагоняли смури. Длинным широким коридором мы отправились к рабочим помещениям.
За тяжелой двойной дверью обнаружилась небольшая комнатка, обитая плиткой ППГЗ. (Все вы видали, если и не лично, то в советских фильмах из жизни учреждений, такую плитку: квадраты гипсокартона в концентрических дырках.) В правой стене было прорублено окно в соседнюю комнату, в дальнем углу стоял древний студийный магнитофон, прикрытый арабским платком, а посредине - пресловутый пульт, к моему величайшему разочарованию оказавшийся точно такой же Электроникой ПМ-03, которые были и у нас, но в двадцатичетырёхканальной версии. «А, Электроника…» - разочарованно протянул я. «Это не пгосто Элегтоника, её сам Миша Лонг пегеделывал!» - грассируя, возмутилась хозяйка. О Лонге я тогда только читал в пресловутом журнале «IN-OUT», да и то - наглейшую статью его собственного сочинения, превозносящую его, Лонга, прибор под названием Exiter+, так что упоминание этого гражданина не произвело никакого впечатления. «На что пишешь, что за магнитофон?» — «АМПЕКС!». Тут (к сегодняшнему стыду моему, вообще-то AMPEX магнитофоны хорошие) я проявил невежество и спросил, «а чего не Таскам или Отари?» Хозяйка рассердилась ещё больше. Ещё бы, какие-то подмосковные козлы без малейшего уважения к авторитетам и аппаратам. Ну и выперла нас куда подальше, пришлось пить на всё том же Стриту. В процессе я страшно ругал Гованика, дескать, какого хуя ты меня припёр к охреневшей бабе на понтах?! Пульт, шмульт, мафон, плитка в дырку. Знаем мы таких.

...На моё предположение Артур подтвердил, что мы идём к Эвелине и в ответ на язвительные замечания принялся уверять, что студия хорошая, Эля в звукозаписи шарит, да ещё и является ученицей пресловутого Тропилло, знаменитого мозгоразрывающим качеством записей Ленинградской рок-музыки, произведенных в его студии.* Беседуя таким образом, мы быстро добрались до знакомого подъезда. В этот раз хозяйка оказалась куда более любезна и летняя история с авторитетами позабылась сама собой. Прослушали несколько новых и, действительно, отличных треков Культурной Революции, поболтали, затем я, ради пробы «настоящей» студийной работы, напел какую-то свою песню в завораживающем полумраке голосовой камеры. Эля скинула запись на имевшуюся у меня с собой кассету и я, совершенно впечатлённый, предложил как-то поучаствовать в работе над Артуркиным альбомом, а заодно и пообщаться побольше по техническим вопросам. Возражений не последовало. Через пару дней, будучи весьма и нетипично трезв, я приехал на «Мизантроп». Именно такое название, во многом в пику Тропилловскому «АнТропу», носила студия.

Альбом, затеянный Артуркой, имел обычную для «Мизантропа» предысторию. Поначалу Артур, давно к тому времени уже проживающий в Москве, решил традиционно подключить к работе главную и практически единственную ритм-секцию Тюменского панка, а именно - Аркашу и Джека Кузнецовых, однофамильцев, но не родственников. Ритм-секция эта играла везде, где только можно, начиная с Инструкции по Выживанию и всегда делала это не то, что плохо, но достаточно уныло, что называется, без грува. С этим приходилось мириться, потому что единственный приличный местный барабанщик, Андрюшкин, был душою предан Рыбьякову и ордену КооперативништяК, а телом - Летову, благодаря концертам которого мог относительно комфортно существовать.
План Артурки был таков: выписать из Тюмени Аркашу и Джека, скоренько записаться на приличной студии и наконец-то вернуться в волшебный мир музыки-рок, но теперь ещё и со всеми атрибутами в виде концертов, эфиров и гонораров. Начинание это, вознёсшееся мощно, вскоре потерпело крушение: Эля, будучи с одной стороны грамотной музыкально, а с другой обладавшая весьма рациональным мышлением, после нескольких дней студийной работы забраковала знаменитых тюменцев и убедила Артура в том, что никакого, столь ожидаемого им успеха, подобная запись не принесёт.** Таким образом, были привлечены различные сессионные музыканты, её знакомые, а оплачиваемое почасово время записи, на радость Эле, принялось неумолимо растягиваться. Единственным тюменцем, над которым она смилостивилась и из-за этого оставшимся на ленте, был молодой гитарист по кличке Джейк, игравший современно и достаточно технично.

Я, в свою очередь, угодил на Мизантроп ближе к концу процесса, основная часть инструментов была записана, поэтому предложил внести свой скромный вклад в виде блок-флейты. Из всего материала больше всего мне нравилась песня «Мы умрём этой ночью». Артурка выбор одобрил, мы быстренько прикинули общий характер исполнения и я, вооружённый несведённой подкладкой дома за вечер придумал партию, а на следующий день уже насвистел её на студии. Вообще та работа, несмотря на некоторую оторопь Артурки вследствие растущих финансовых затрат, имела какую-то очень светлую атмосферу настоящей весны. Пронзительная лирика, в которой напрочь отсутствовали и остопиздевший всем рок-н-ролльный угар, и натужная достоевщина сибирского панка. От остатков пресловутого угара были избавлены, в первую очередь, тексты. Например, строчка «мы за красивых девчонок в чёрных чулках», по мнению Артуровской жены Наташи, вызывала, благодаря этим самым чулкам, ассоциацию с падшими женщинами. Так что теперь Артурка пел:

Мы за красивых
Девчонок
С цветами в руках,
Мы против
Пьяных тёток грязных
И в синяках

Что же до достоевщины, то в разговорах Летов упоминался Артуром в основном в негативном ключе, дескать и Янке звук испортил, и вообще - «какой-то он был не наш». Элька тоже относилась к нему достаточно скептически, вспоминая, например, историю о том, как на хате у Ромыча, где для спанья имелся единственный диван, Егор, спьяну и впотьмах, принял какого-то вписывавшегося там длинноволосого хиппана за женщину и принялся его оглаживать, пока не издал чудовищный вопль — женщина оказалась с бородой. Я, ещё не отошедший от мифа «единого фронта», несколько недоумевал, но диссонанса не чувствовал. Мало ли какие бывают истории. Главное — здесь и сейчас происходит чудо хорошего дела.

Мы, кстати, практически не бухали тогда, Артурка ограничивался какими-то дежурными крохотными фляжками «для голоса», а нам с Элькой хватало одного вечернего московского неба за открытым настежь окном контрольной комнаты и грохота капели с железной крыши старого дома.

Я хочу смотреть в твои глаза,
А там - весна. Ещё раз, ещё раз...
В то время как зима почти прошла,
А значит: выжил.
Мне надо знать, что ты жива.


*Только недавно, после того как я соорудил действительно хорошие контрольные мониторы, мне стало понятно, что для своего времени и того аппарата Тропилло был, пожалуй, лучшим независимым звукорежиссёром на территории СССР. Дело не в барабанах, звучавших как кастрюли, Amati или Takton таковыми и являлись. Дело в том, насколько они находятся на своём месте. В записях Андрея тех лет каждый звук занимает как раз таковое своё единственно необходимое место. Это настоящая Звукозапись.

**И конечно, написав всё это дело, я решил звякнуть Артурке, дабы уточнить некоторые детали, да и просто — поболтать. Так вот, с его слов, Аркан и Джек вообще не принимали участие в той записи, потому что разместить их в Москве на тот момент у него не было возможностей, хватило только на Джейка. Зато он вспомнил отличный момент, как приглашённые Элей тётки — скрипачки, учившие и изводившие её когда-то в музыкалке, были не в состоянии чисто сыграть банальнейшие партии и как Эля злорадно клекотала на них.
Сам факт того, что хозяйка Мизантропа некоторым образом повлияла на отказ от Тюменской ритм-секции Артурка допускает; Элька давно была не в восторге от тюменских панков, но это другая история. Эту исправлять традиционно - не буду.