МОЯ ОБОРОНА. 16
Не успел я вернуться и толком отдохнуть от отдыха, как случился звонок от Артурки Струкова, высадивший меня в изрядный осадок: к нам едет Ромыч! Да не просто едет, а желает играть с нами музыку-рок! Учитывая наши более чем ехидные отношения, изумлению моему не было предела.

В назначенный день я поджидал Романа Владимировича на вокзале. Так как мы виделись до этого в холодное время года и Ромыч был всё время наряжен в безразмерную куртку-«аляску», я не сразу распознал его в цветастом колобке, что шустро катился по ступенькам перрона. Контрастный костюм легенды Сибирского Панка состоял из резиновых тапок, ярко-синих спортивных портков, уже вышедших из моды у гопников, и малиновой футболки, украшенной значком со Сталиным и каким-то загадочным артефактом.

Мы поздоровались и бодро затопали по шпалам, припоминая наше знакомство и мою журналистскую деятельность. Дойдя до середины железнодорожной насыпи, с которой открывается изрядный вид на Загорск, Ромыч внезапно замер и принялся истово креститься. «ДА КАК ЖЕ ВЫ ЖИВЁТЕ В ТАКОЙ КРАСОТЕ?!» — вопрошал он в промежутках между поклонами, адресованными золотым лаврским куполам. «Достала уже эта красота», мрачно буркнул я, не ожидая такого поворота. «Молодой человек, вы просто ЭТОГО не видите!» Куда уж нам. Вообще я был несколько удивлён такому религиозному градусу в голове Романа Владимирыча. «Убить жида» — оно понятно, но не до такой же степени? Выросший в «центре православия», с друзьями, одевшими уже на себя подрясники я, застав «ту самую» тихую лавру и помня ещё приезд туда патриарха Пимена*, имел веские основания несколько недолюбливать этот движ, который на глазах превращался в позлащённую тыкву.

Миновав хлебозавод, мы подошли к подъезду и остановились перекурить. Я с интересом принялся разглядывать Сталина, красовавшегося на Ромыче и пресловутый артефакт, представлявший собой маленький расшитый узелок, приколотый булавкой. С такими узелками в сказках ходят мышки.

— А что это за штука такая, Ромыч?
— Это ладанка с мощами Матроны Московской.
— Матрё... гм... Ну а Сталин тебе на кой?
— Так это спаситель православия!
— Чего спаситель?? Он же попов поубивал?

Ромыч тут же пустился в пространную и известную теперь многим легенду про то, как Коба-де, по началу войны велел облететь Москву на аэроплане, погрузив в него икону, и как именно этот прозорливый шаг послужил залогом победы над фашистской собакой Гитлером. От такого увлекательного рассказа я почувствовал себя нехорошо, но, не подав виду, пригласил гостя пройти уже наконец в апартаменты.
Ромыч познакомился с Сергевной и, принявшись за трапезу, начал заново описывать свои восторги от увиданного окрест и сетовать, как местные всего этого не замечают. Сергевна, сама будучи христианкой (что в ту пору вызывало наши частые баталии), недоверчиво внимала.
Я прошёл в голосовую, закурил и глубоко задумался. С одной стороны, было понятно, что долго потока таких откровений я не вынесу, с другой — интересно же узнать, что затеял Ромыч в музыкальном плане. Любопытство переселило, да и «Непрерывный Суицид» сыграть я был не прочь.

На следующий день я собрал своих подопечных: Павлика, панка Зёбру и школьницу Дашу, «учившуюся» у меня азам игры на барабанах. Ромыч взгромоздился на табуретку, ойкнул (коварная мёбель имела свойство ущемлять ягодицы седоку), мы навьючили инструменты и приготовились врезать панкуху. Однако к панкухе то, что показал нам автор, отношение имело слабое. Под лязг мажорных аккордов Ромыч душевно заголосил что-то вроде

Город Печоры
Славное время
Я прокричу (тирим-пам-пам, каким-то там) ветрам
Я улетаю!! Я улетаю!

С грехом пополам мой полушкольный ансамбль загудел аккомпанемент, самым страшным элементом которого была ритм-гитара Павлика, имевшая тенденцию к непрерывному ускорению вопреки барабанам. Это вообще был его бич: начав петь, к примеру, песню, он моментально опережал самого себя — ещё куплет не допел, а играет уже припев. Патологический дефект чувства ритма, причинявший бедняге немало страданий.

— А как же Суицид? Мы вообще чего-нибудь из старого будем играть, из Инструкции? — спросил я у Владимирыча, воспользовавшись паузой.
— А зачем? Оно всё не о том, сейчас другие задачи. И вообще, какая ещё Инструкция По Выживанию... ВЫЖИВАНИЕ БЕЗ ИНСТРУКЦИИ — вот правильное название! Я ж, ребята, не могу здесь всё время жить, у меня дел много — по святым местам, по молебнам, Печоры, опять-таки. Я уеду, а вы играйте концерты. Только отчисления не забывайте.
— А петь-то кто будет?
— Так вы и будете, молодой человек! А когда я смогу приезжать — то я буду. Вообще знаете, какая у меня идея; собрать в разных городах несколько таких вот молодых составов под одним названием, к какому я ближе — там и пою, а остальные уж сами...

При этих словах мне сразу вспомнились пять составов Ласкового Мая, три Миража и какая-то то загадочная группа Ласковый Бык. То, что задумал Ромыч, в своё время уже воплотили птенцы гнезда Разина — Литягина; по всей стране колесили фальшивые и полуфальшивые лабухи, исполняющие (как под полную фанеру, так и своими силами) хиты про Розы, Звёзды и Дискотеки. (Это ещё что, один мой загорский знакомый умудрился играть в Секторе Газа, ни разу не побывав в Воронеже.) Владимирыч, видимо, уже живо представил себе превосходную схему, в которой он катается по всяким интересным местам и занимается Спасением России, а в разных ебенях всякие чувачины ему в этом помогают, попутно грея отчислениями. Оторопь брала от таких перспектив.

Промучив ещё некоторое время инструменты, мы отправились на прогулку — Вдадимирыч желал скорее посетить лавру. Приобретя бутылку водки, мы дотопали до ручейка, вытекающего из-под холма, на котором лавра, собственно, стоит. В советское время там был глухой овраг с развалинами кузницы, омываемый речкой-вонючкой, а теперь подходы облагородили и соорудили небольшую часовню и какое-то подобие резервуара, в котором можно было искупнуться. «Вот! Вот она — жизнь!» — воскликнул Ромыч при виде этого благолепия. «Это ж какая польза душе и телу!» С этими словами он разоблачился, крякнул водки, перекрестился и полез омывать телеса. «И вам советую! Живёте ж здесь! Надо ж каждый день сюда!» — раздавались призывы из резервуара. Накативший водки Павлик зачарованно принялся раздеваться, я хмыкнул; купание в местных водоёмах давно уже было рискованным делом.**
Посетили саму лавру, где Ромыч набрал каких-то брошюрок, поужинали, выслушали лекцию об окружающих Россию врагах и, наконец-то, угомонились.
Духовный лидер народившегося Выживания Без Инструкции уже похрапывал в голосовой, завернувшись в спальный мешок, а мы с Сергевной на кухне прикидывали, чего делать дальше. Спасать Россию не было никакого желания.

С утра пораньше заявился Павлик, дабы отправиться с Ромычем на утреннее омовение, я отбрехался и занялся своими делами. С тех пор установился некоторый распорядок; Владимирыч гулял, кушал, выпивал, если было что, а в остальное время рассказывал про план Даллеса, фонд Сороса, Ротшильдов и Морганов, главной задачей которых было мировое господство и подготовка к воцарению Антихриста. Лишь Россия, на которую возложена особая миссия, устоит в грядущем чаде кутежа благодаря духовным людям — молитвенникам и каким-то загадочным пассионариям***. Не без помощи Ромыча, конечно. Ещё частенько благоговейно поминались Православные Хоругвеносцы. Я видал этих, наряженных в чёрное, сверхортодоксов, разгуливавших вокруг лавры с хоругвями (а с чем ещё должны гулять хоругвеносцы), иконами Николая Романова и, до кучи, Талькова. Руководил ими колоритный дед в двух портупеях, с русской фамилией Симонович. Помню, как мы с Сергевной встретили эту процессию около Ильинской церкви на Кировке. «Разогнать бы их, при том — бичом, да только дело кончится инсулином и вязкой», заметил я. «А ты вспомни, чем это закончилось для Христа» — ответила Сергевна.

Надо сказать, было и несколько действительно полезных дел за то время, что Ромыч прожил у меня. (Пара «репетиций», в которых я участия не принимал, предоставив в распоряжение Владимирыча охмурённого им Павлика, не в счёт.) Например, мы оцифровали под готовящееся издание первый альбом ИПВ — «Ночной Бит», благо единственный уцелевший в приличном качестве экземпляр был у Ромыча с собой. Особенно мне понравилась оттуда песня «Механизм», с замечательной солягой Шаргунова. Я принялся делиться восторгами с автором и он, внезапно, подарил её мне, «раз так нравится — то и берите, дарю».

Оцифровали мы и «Подземку» — первую запись тогда ещё будущего КультРева, сделанную Струковым в одиночку перед уходом в армию. Артурка притащил оригинал катушки, потрёпанную коробку которой украшала самодельная обложка, которую мы запечатлели при помощи имевшегося сканера, не только для памяти, но и опять-таки — для издания.

Помимо «Подземки» Струков привёз ещё одну удивительную штуку, а именно — пару дискет с фрагментами «Тюменщиков», глобального проекта Славы Немирова. Эта многотомная глыба, к сожалению так толком и не оконченная, да ещё и неоднократно пострадавшая вследствие периодических крушений носителей информации, представляла собой энциклопедию жизни Сибирского Панка и вообще — андерграунда. Написанная дико смешно, содержащая бесконечное количество отсылок к статьям, которые всегда оказывались совсем не про то, о чём гласило заглавие, книга эта стала ещё одним вектором, надолго определившим стиль нашей жизни. «Абакан», «Агдам», «Алкогольный Клуб»... Нет смысла пересказывать, лучше прочтите сами.

Тем временем предположение моё относительно временного пароксизма, обуявшего Ромыча от близости лавры, не оправдывалось. Чем дальше, тем хлеще и сумбурнее становились высказывания в духе «Митя В — хоть и жид, но парень неплохой, у него иконы в доме есть», «придёт новый Царь», «зачем вы слушаете эту Тёплую Трассу, они про суицид у ОТЦА же поют», «мы все должны покаяться за цареубийство», «сербы нам братья навек» и всё такое прочее, в любом порядке и в любое время. Я чувствовал себя инженером Брунсом, со всех сторон окружённым отцом Фёдором.
К ужасу моему и Артурка, вообще не чуждый Русской Идее, но обычно вполне адекватный, в присутствии Ромыча преображался и запевал вторым голосом про масонов, Америку и печать Антихриста.

В конце-концов всё разрешилось само-собой. Я познакомил Ромыча с Максом Липатовым и тот, совершенно очарованный, увёз его в Москву. Так Загорское отделение ВЫЖИВАНИЯ БЕЗ ИНСТРУКЦИИ прекратило своё существование. С моей ролью в деле Спасения России тоже вышло красиво. Вскоре Артурка с Ромычем заявились опять, желая посетить утреннюю службу и остановились у нас на постой. Ромыч, уже врубившийся, что надежд на меня никаких, был насуплен и быстро улёгся спать, а с Артуром и Борисычем мы пошли прогуляться по ночной Рабочке, прихватив с собой бутылку. Было тепло, мы болтали о том о сём сидя на заброшенной железнодорожной ветке около пресловутого «Садовода». Водка подходила к концу, светало и мы помаленьку отправились домой. Не успел я задремать, как из коридора появился Артурка, только было угнездившийся в голосовой.

Дальнейшее лучше всего рассказать в форме пиесы в одну картину. Итак,

ОВЕРДРАЙВ
Пиеса

Действующие лица:
А - Артур Струков
Б - Родион Борисыч
С - Анна Сергевна
Я - я

Предрассветный сумрак, тесная кухня, большую часть которой занимает диван. На диване, укрытые одеялами, дремлют два человека. Тишина, в которой слышны птичьи голоса.

Входит А.

А: (с энтузиазмом) Нет, вы поймите!
Я: (сонно) Чего понять-то? (принимается нашаривать сигареты)
А: Ведь если не мы, не пассионарии... Я: (в сторону) Опять это ненавистное слово.
А: Нас же всех (с надрывом) АМЕРИКАНЦЫ ЗАВОЮЮТ!
Я: (зевает) Старик а тебе не кажется, что они уже давно того... Завоевали?
А: Что?! Да вы что?? Вы американцам служите, что ли?? (срывается на фальцет) Да я, да я сам пойду воевать Америку! Мне будут принадлежать заводы Форда!!
Я: Ах, так вот чего ты хочешь, на самом деле? (приподнимается, цедит сквозь зубы) Вот какая у тебя, стал быть, русская идея?
А: Что? А вам, а вам надо по роже дать, вот!!

А ударяет кулаком по столу, подпрыгивает и разбивается гранёный стакан. Вбегает С в ночной рубашке.

Б: (задумчиво) По роже мы и сами можем...
С: Артур, ты что, охерел?!
А: Анна Сергевна! Вы не понимаете! Они... они же за американцев!
С: А орёшь зачем, грохот какой-то, осколки кругом?
А: Это... Это был ОВЕРДРАЙВ! (ретируется)

Занавес.


Конечно же, мы помирились и дружим до сих пор. Да и с Ромычем, чего уж. Время трезвит, это главное его достоинство. Собственно, в чём был фикус-пикус и камень преткновения, что такое была эта «Америка»? Для меня, допустим (и то несколько позже), Америка была сугубым красивым мифом о Свободе и Революции шестидесятых, чем-то вроде Хоббитании для толчков, а то, что там делается сейчас, меня вообще не интересовало. Для Ромыча, Артурки, во многом и для того же Летова — средоточием зла, источником экспансии сатанинского капитализма. Я считал, что все беды имеют прежде всего внутреннюю причину и решать их надо, для начала, местно; красно-коричневые наоборот — видели залог победы Добра в крушении Уолл-стрит и Капитолия.
В реальности же Америка действительно, являлась определенной политэкономической моделью, задающей тон остальному миру, но, как показало время, именно моделью. Ну а в качестве конкретной страны она имела и имеет ровно такую же уязвимость, что и все остальные. Сейчас мы можем наблюдать это в прямом эфире. Так что давно уже Артурка не винит ни в чём особо не повинных американцев — чего их винить, когда у нас свои Рокфеллеры, Соросы и Ротшильды, давно и прочно переплюнувшие заграничных коллег; авторам идиотского мифа о "плане Даллеса" и присниться не могло, что население огромной страны собственноручно превратит себя в идиотов. Сатанизм родины не имеет, это состояние души. Вернее, готовность от неё избавиться.


*десяток старушек и ноль охраны.

**оно и сейчас не лучше, несколько лет назад во всех источниках, вне зависимости от степени их святости, нашли, например, кишечную палочку.

*** отвратительное словцо, вызвавшее тогда какие-то смутные ассоциации с пассивной формой гомосексуализма.