Могилев 1654-55. Часть I.
Могилев 1654-55: создание Белорусского полка Поклонского, занятие Могилева русскими, оборона города в феврале-мае 1655.



Ист: Мелешко В.И. Могилев в XV- середине XVII вв. Минск, 1988. Глава V: Годы национально-освободительной войны (середина XVII в.)



Освобождение Белоруссии от иноземного и национально религиозного гнета и воссоединение, ее в едином Русском государстве было заветной мечтой белорусского народа. Красноречивым свидетельством тому была героическая борьба народные масс Белоруссии против шляхты и магнатов как в годы русско-польской войны, так и в предшествующий ей период, В этой борьбе белорусский народ не был одинок. Он получал действенную помощь и поддержку со стороны братских русского и украинского народов.

Народное восстание на Украина, начавшееся в 1648 г. под руководством Богдана Хмельницкого, и появление казацких отрядов в Белоруссии нашли живой отклик в белорусских городах и селах. Не случайно в правящих кругах Речи Посполитой высказывалось опасение, «чтоб они (т.с. белорусы. — В. М.) с Хмельницким не свидались и ни о чем с ним не мысли»1. Широкая поддержка крестьянством и горожанами Белоруссии украинского казачества выражалась в том, что в его отряды вступали не только те, кто уже побывал на Украине и «казаками бывали», но и такие «...кто и негде казацтва не знал»2.

В донесении русского гонца В. Старого царю сообщалось, что с появлением в Белоруссии отряда казаков полковника И. Шохова «холопы их шляхетские и пансхие пограбя пана своего животы, бегают к казакам»3 По другому свидетельству, вступившие в ряды казачест­ва белорусские крестьяне и горожане «войско казакам приумножили»4

Совместные выступления в рядах казачества были направлены против общего врага — феодалов, феодального гнета. Они находили отклик и среди русского крестьянства. В начале июня 1648 г. торопецкие и хотмыжские дворяне жаловались в своих челобитных царю, что «людишка наши и крестьянишка... бегают за рубеж в литовскую сторону, пограбя животишка наши и пожигая дворишка у нас, холопей твоих, и самих нас, холопей твоих, бьют и вяжут»5.

Восставшие народные массы Белоруссии вместе с ка­заками Украины громили шляхту, католическое духовен­ство, имения и замки феодалов, о чем свидетельствуют многочисленные документы: донесения должностных лиц, жалобы шляхты, судебные дела, записи очевидцев и др. Так, в донесении подстаросты стародубского гродского суда Трубчевского воеводе Нащокину, посланном 21 июля 1648 г., сообщалось, что «холопы нашы кабалные, уси подданные маетностей нашых, збунтовавшысе против нас..панов своих позабияли и вси скарбы и ма­етности немалые позабирали»6. Католическое духовен­ство также отмечало, что восставшие боролись «противу костелов и священников католических, противу дворян­ства римской веры обоих полов, противу начальников ду­ховных и светских»7.

К осени 1648 г. восстанием была охвачена почти вся территория Белоруссии. Особенно активную форму оно приобрело на востоке и юго-востоке. Еще в июле 1648 г. путивльский воевода доносил московскому правительст­ву, что из белорусских городов, расположенных «по сю сторону Днепра... изо всех паны и державцы, и урядники, и лихи... все выбежали з женами, и з детьми за Днепр, в королейские горрды...»8

На подавление восстания в Белоруссии верховная власть бросила значительные силы наемных войск и шляхты под руководством одного из крупнейших магна­тов Речи Посполнтой Януша Радзивилла. Восставшие крестьяне и городская беднота героически сражались с регулярными и наемными войсками, предпочитая смерть панской неволе. Многие города по нескольку раз пере­ходили из рук в руки. Однако слабая организованность выступлений, превосходство в силе регулярных войск, неудачи Хмельницкого под Берестечком привели к тому, что восстание в 1651 г. потерпело поражение.

Освободительная борьба белорусского и украинского народов показала, что своими собственными силами они не смогут добиться ликвидации иноземного гнета. Необ­ходима была помощь со стороны России

О стремлении белорусского народа быть вместе с рус­ский народом в едином Русском государстве свидетельст­вуют источники того времени. В 1651 г. в разгар осво­бодительной борьбы из Белоруссии в Москву прибыл Анфиногск Кржыжановский с просьбой к царю принять Белоруссию в «государскую оборону». Он заверял по­сольский приказ, что как только русское войско появит­ся на белорусской земле, «то белорусцы де, сколько их есть, все б те поры востанут на ляхов заодно. А чаят де тех белорусцов зберетца со 100 000 человек» 9.

Богдан Хмельницкий в августе 1653 г. во время пере­говоров с русским послом подьячим Иваном Фоминым заверял его, что как только царь примет решение о при­нятии Украины в состав Русского государства и напра­вит с этой целью свои войска, тогда он,.«гетман, тот час пошлет свои листы в Оршу, в Могилев и в иные городы к Белорусским людем, которые живут за Литвою, что царское величество изволит их принять и ратных людей своих послал и те де Белорусские люди тотчас учнут с ляхи бится, а будет де их с двести тысеч» 10.

И когда после исторического решения Переяславской рады в 1654 г. Русское государство объявило войну Ре­чи Посполитой к направило свои войска в пределы Белоруссии, белорусский народ поднялся на борьбу, радуш­но встречая русскую армию.

На помощь русским войскам с Украины в Белорус­сию были посланы Нежинский и Черниговский полки численностью в 20 000 казаков, во главе которых стоял наказной гетман Иван Золотаренко11.

Совместное наступление русских войск и украинских казаков способствовало массовому выступлению кресть­ян и городских низов, которое переросло во всенародную борьбу белорусского народа за освобождение от иноземно­го и национально-религиозного гнета, за воссоединение Белоруссии с Россией. Уже в первые дни военных дейст­вий в Москву поступали сообщения, что .крестьянские массы в Белоруссии «бунтуются... и тешатся все из тое войны и говорят, что селяне заодно с Москвою»12. На­сколько активными были выступления крестьян и город­ских низов против феодалов, свидетельствуют письма феодалов, в которых они с тревогой писали, что «здешние (т. е. белорусские. — В. М.} города угрожают явно воз­мущением, а другие наперерыв сдаются на имя царское... Мужики молят бога, чтобы пришла Москва. Мужики нам враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем Москва»13.

Повсеместное выступление народных масс и успешное продвижение русских войск заставили белорусскую пра­вославную шляхту и более зажиточную часть городского населения временно примкнуть к всенародному движе­нию. В отдельных случаях им даже удалось возглавить отряды национально-освободительной борьбы, чтобы на­править ее в своих интересах. Таким образом, в началь­ный период освободительной войны белорусского народа в ней принимали участие как крестьянские массы и го­родская беднота, так и зажиточная эксплуататорская часть горожан и православная шляхта.

Это совместное выступление объясняется тем, что об­щей задачей всех слоев белорусского населения, прини­мавших участие в освободительной борьбе, было избав­ление от национально-религиозного гнета. Однако это не /229/ устраняло внутренних противоречий между эксплуата­торами и эксплуатируемыми, а также между различны­ми социальными группами.

Белорусская православная шляхта, испытывавшая от магнатов и католической церкви национальную и рели­гиозную дискриминацию, ущемление прав и привилегий,, надеялась укрепить свои экономические и политические позиции в централизованном Русском государстве. За­житочная часть горожан также рассчитывала получить защиту от произвола феодалов и этим улучшить свое по­ложение. Крестьянские массы и городские низы боролись не только против национально-религиозного, но и соци­ального гнета, против тяжелой эксплуатации со стороны городской верхушки.

Противоречия этих социальных групп в ходе освобо­дительной войны все более обострялись и привели к тому, что шляхта и зажиточная часть горожан в итоге изме­нили народным массам и против них направили острие своего оружия. Характерной в этом отношении является деятельность могилевского шляхтича Константина Поклонского. Недовольный господством польских магнатов и католической церкви, ущемлявших его интересы, По-клонский вместе с 14 могилевчанами 5 июня 1654 г. пе­решел на сторону русских войск. Явившись к царскому представителю при украинском казачестве Т. Спасителеву, он заявил о своей решимости сражаться вместе с русскими ратными людьми против Речи Посполитой. Спасителен хотел отправить Поклонского к царю, но по приказанию полковника И. Золотаренко послал его «на­скоро к гетману к Богдану Хмельницкому для ведомо­сти», а остальных могилевчан задержал при себе14. Хмельницкий после приема Поклонского направил его к царю с ходатайством о пожаловании его «правами и добрами». Необходимость такого поощрения шляхтичу, пе­решедшему на сторону русского государства, Хмельниц­кий объяснял тем, «дабы великую милость господарскую и прочая шляхта литовская видев, поддавалася»15. 22 июля 1654 г. Поклонский («а с ним людей его шляхты 3 человека, да малый пахолок, шляхтич же, рядовых слуг 8 человек, мещан могилевских 4 человека, да па-холок мещанский сын, да у мещан же по челяднику и /230/ дву человек») прибыл в царскую ставку под Смоленск. Здесь он был принят царем Алексеем Михайловичем и произведен в чин полковника. Причем прием был не­обыкновенным. Поклонскому в дар от царя было «явле­но при нем государе 40 соболей в 50 рублев, денег 50 Рублев, а людей его сказано государево жалование от казны» 16. Одновременно на Поклонского была возложе­на большая и ответственная задача: «Шляхту и всяких служилых людей прибирати к себе в полк», которым царь обещал выплачивать жалованье, а шляхте, вступившей в полк, кроме того, отдать «прежний их маетности», и со­хранить за ними все их права, привилегии и «вольности». Командный состав полка поручалось подбирать самому Поклонскому, «кто в какой чин достоен» 17. Таким обра­зом, основу белорусского полка и его командный состав должна была составлять шляхта. Этот факт, а также обещание царя возвратить шляхте все прежние «мает­ности», сохранить права, привилегии и вольности свиде­тельствуют о том, что русское правительство в войне против Речи Посполитой намерено было полностью опи­раться на шляхетское сословие и не собиралось на осво­божденной территории производить никаких социальных преобразований. Мало того, царизм обещал белорусской шляхте сделать все, чтобы «мужики их з них не бегали и не разоряли» 18, т. е. усилить закрепощение крестьян. Это вполне отвечало классовой природе феодального Русского государства в изучаемое время.

На Поклонского возлагалась и другая, не менее важ­ная задача. Он должен был идти в Могилев и склонить зажиточную часть могилевчан к добровольной сдаче го­рода русским войскам. В грамоте от 29 июля 1654 г., ко­торую Поклонский должен был передать жителям Моги­лева, царь писал, что за добровольную сдачу города «вас шлкхту и служилых людей всяких и войтов и бурмистров и райцов и лавников и мещан и всех православных хри­стиан пожалуем нашего царского величества жаловань­ем, и велим шляхте маетности, кто чем владел наперед сего по привилиям, подкрепити нашими царского вели­чества жалованными грамотами, и что им и детям их и потомкам те их маетности впредь будут крепки; также и /231/ сверх того пожалуем нашим царского Белнчесѵва жало­ваньем... и велим вам во всяких цодатех дать многую льготу, а разоренья над вами никакова чинити не веле­ли» 19. В помощь Шкловскому в качестве советника при­давался московский дворянин Михаил Петрович Воейков, которому предписывалось «ехати с полковником с Константином Поклонским» и о, всем, «что у них учнетца делать... писать ко государю царю» 20. Воейкову прида­валось 48 государевых стрельцов.

Жители Могилева давно ждали прихода русских войск, чтобы добровольно перейти на сторону Русского государства. Еще в 1651 г., в период крестьянских вос­станий в Белоруссии, Кржыжановеккй сообщал москов­скому правительству, что «могилевцы ляхов в город к себе не пуща ют» 21 и ведут борьбу за воссоединение с Россией. С началом освободительной войны в городе разгорелась борьба между низами городского населения, возглавляемого казаком Бушаком 22 и эксплуататорской верхушкой, примкнувшей к польской шляхте и готовя­щейся к защите города от русских войск.

Придавая огромное значение Могилеву как одному из крупнейших ремесленно-торговых и политических цент­ров Белоруссии, верховная власть Речи Посполитой при­нимала, все меры к тому, чтобы удержать его s своих ру­ках. В Могилев сбежалась шляхта из целого ряда горо­дов и окружающих его волостей и заставляла мещан производить укрепление города. Однако основная масса горожан сопротивлялась шляхетской воле и с нетерпе­нием ждала прихода русских войск 23.

Тем временем небольшой отряд Поклонского и Воей­кова двигался к Могилеву. 3 августа он уже находился на расстоянии 40 верст от города. В этот день Воейков и Поклонский, не приостанавливая движения, направили в Могилев четырех стрельцов с письмом к Бушаку и его товарищам, чтобы готовили город к сдаче. Весть о при­ближении русского отряда была радушно встречена в городе. Однако шляхта приказала задержать стрельцов /232/ Воейкова, а Бушака, который читал горожанам письма Поклонского, избила так, что «чуть жив» остался 24.

6 августа отряд Воейкова и Поклонского прибыл в Радомль. Узнав об этом, жители г. Чаусы в тот же день направили к Поклонскому своих представителей (попа Василия Петрова и трех горожан) с просьбой приехать к ним в город и «привезти их к вере», так как все горо­жане хотели быть под «царскою величества высокою ру­кою» 25. Не мешкая, Воейков отправился в Чаусы, где «мещан... и всяких жилецких людей привел к вере». Чаусовцы не только с радостью перешли на сторону Русско­го государства, но и изъявили желание влиться в отряд Воейкова. Сюда прибыли и крестьяне окрестных дере­вень, которые также присоединились к отряду русских стрельцов 26.

8 августа 1654 г. в отписке царю Воейков сообщал, что «Константин Поклонский тех чаусовцов и сельских крестьян переписав и собрав войска пеших 800 чело­век» 27. Таким образом, отряд русских стрельцов в Чаусах значительно вырос, что положило начало образова­нию белорусского полка. В дальнейшем численность его возрастала за счет крестьян и горожан, бежавших из Мо­гилева и других городов. Тяга белорусского населения к полку обеспокоила власти. По дорогам была расставле­на охрана, которая задерживала тех, кто стремился влиться в его ряды. В письме от 5 августа 1654 г. К. Поклонский сообщал В. Бутурлину: «Что хотя вся чернь готова, но их ляхи обступили, не могут так далеко ко мне прибегать, ... гоняют их ... сторожу поставили, что б моих перенимали, которые б ко мне шли»28. Те, ко­му удалось вырваться из Могилева и влиться в белорус­ский полк, рассказывали командованию полка о настрое­нии могилевчан, об их горячем стремлении воссоединить­ся с русским народом. Советник при белорусском полку М. Воейков доносил царю, что в Могилеве «чернь де го­ворит, как твои государевы люди к городу придут, и они с твоими государевыми людьми против непослушников, /233/ которые тебе государю будут противны, учнут стоять заодно»29.

Обеспокоенная приближением к Могилеву отряда русских ратных людей и белорусского полка находившаяся в городе шляхта посылала своих «жолнеров» в разведку, чтобы добыть сведения о его численности. 7 августа крестьяне села Благович совместно с казаками доставили в полк «дву человек ляхов», которые при допросе сказали, что «высланы де они из Могилева в Чаусы подсматривать войска московского и полковника Поклон­ного, а посылал их де разсматривать пан Забела и Гикицкий» 30. Эти паны предпринимали вылазки из города с тем, чтобы нанести белорусскому полку неожиданный удар, пока он был еще сравнительно малочислен. Однако белорусское население своевременно уведомляло командование полка о замыслах и действиях шляхты. Так, 8 августа, сообщает М. Воейков, «прибежал ко мне и к Константину Поклонскому могилевского уезду села Сорбович крестьянин Ивашко Рыбалка, и сказал: шли де из Могилева 300 коней шляхты, идут де к вам в Чаусы, Тобиаш Жданович да Михаил Гижитцкий, три хоронги, да пеших гайдуков человек с десять» 31. В этот же день в Чаусы из-под Гомеля прибыли казаки Василия Золотаренко. Это дало возможность командованию белорусского полка и казаков совместно подготовиться к отпору шляхетских войск. 8 августа ночью полк и казаки выступили из района Чаус. Не доходя пяти миль до Могилева, они натолкнулись на противника. Завязался рукопашный бой. Казаки и ополченцы дрались храбро и одержали блестящую победу. Об этой первой победе над шляхетским войском Воейков, доносил московскому правительству, что «и того Ждановича и Гижитцкова ... по­шл, и на том бою взяли... две хоронги, да литавры, да барабан, да языков взяли...» 32

Разгром шляхетского отряда в районе Могилева способствовал пополнению численности белорусского полка. Уже 11 августа Воейков доносил русскому правительству, что он и Поклонский «собрали пеших могилевчев и чаусовцов и родомцов крестьян с тысечю человек с бердыши и рогатины и с пищалми, да конных крестьян /234/ со сто человек» 33. Эти данные свидетельствуют не толь­ко о численности состава полка, но и показывают, из ко­го он формировался. Как видно, основную часть солдат и казаков составляли крестьяне и горожане, преиму­щественно беднота Могилева, Чаус, Радомля и других городов. Это говорит также о том, что в развернувшейся освободительной войне больше всего заинтересованы бы­ли крестьянские массы и городская беднота, для которых война была выражением сопротивления феодальному гнету. По мере приближения полка к Могилеву его чис­ленность увеличивалась. Зная настроение горожан, их сопротивление католической экспансии, недовольство феодальным произволом, Поклонский рассчитывал не только на легкую победу, но и на пополнение своего пол­ка. Не случайно он доносил Бутурлину, что, когда к Могилеву «приближуся, там уже чернь кинется ко мне и помогут неприятелей ... бити»34. 11 августа белорусский полк расположился обозом в селе Петровичи на расстоя­нии трех миль от Могилева. К 20 августа численность полка достигла 6000 человек 35. Перебежавшие из Моги­лева и присоединившиеся к полку мещане и казаки до­носили командованию о решимости горожан передать город без боя. Однако засевшая в городе шляхта укреп­ляла его и готовилась к отпору русским войскам и бело­русским ополченцам. Она рассчитывала на помощь Януша Радзивилла, который стоял со своим войском у Головчина 36. В то же время горожане оказывали упорное сопротивление попыткам шляхты обеспечить переправу войск Радзивилла через Днепр. Так, когда могилевский «державца» пан Петровский приказал горожанам немед­ленно построить три моста через Днепр для того, чтобы могли пройти в город войска Радзивилла, «чернь» кате­горически заявила, что «мы де все будем битца с Радивилом, пока нам станет, а в Могилев Радивила не пу­стим» 37.

Учитывая сложившуюся обстановку, Поклон­ский 14 августа, построив мост через Днепр в пяти вер­стах от Могилева, перешел с полком реку и, приблизив­шись к городу на полверсты, расположился обозом в се­ле Печерске в ожидании русского войска, которое /235/ должно было прибыть из-под Дубровно под командованием князя Куракина38. Горожане направили делегацию к ко­мандованию полка, чтобы выразить свои братские чув­ства, решимость навсегда быть вместе с русским народом. Шляхта же принимала все меры к тому, чтобы не попустить сдачи города, и надеялась, что подойдет Радзивилл с войском. Но когда стало очевидным, что на его помощь надеяться не приходится, аристократическая верхушка города, польская и белорусская шляхта, нахо­дившиеся в городе, «били челом, чтоб их выпустить совсем из Могилева в Польшу»39

24 августа 1654 г. жители Могилева открыли ворота и торжественно встречали русские войска и белорусский полк. М. Воейков в тот же день доносил царю, что «меня, холопа твоего, и полковника Константина Поклонского могилевцы всяких чинов люди встречали честно, со свя­тыми иконами и пустили в город» 40. Присоединение Мо­гилева к Русскому государству имело для города огром­ное значение, так как он был одним из крупнейших эко­номических и политических центров Белоруссии, тесно связанным с российским рынком.

В результате массового выступления белорусского на­рода, активных действий русских, войск и украинских казаков к осени 1654 г. была освобождена значительная часть Белоруссии. Крупнейшие белорусские города (Мо­гилев, Полоцк, Гомель, а также Чечерск, Пррпойск, Но­вый Быхов, Кричев) уже к октябрю были присоединены к России. Шляхетское «посполитое рушение» (ополче­ние) не в состоянии было удержать совместного выступ­ления русских, украинцев и белорусов. При встрече с русскими войсками шляхта нередко разбегалась, наем­ные войска часто переходили на службу к русским. Сами паны возмущались пассивностью шляхты. Летом 1654 г. один из польско-литовских магнатов писал королю: «И то наказание и заслепление, что шляхта не еди­ные охоты к обиранию и даянию отпору неприятелю не чинят»41.

В Могилеве после присоединения его к России, как и на остальной воссоединенной с Русским государством территории Белоруссии, был ликвидирован тяжелый /236/ национально-религиозный гнет. Могилевская рада — бур­мистры, радцы, лавники, т. е. в основном зажиточная ку­печеская часть населения, беспокоясь о своих интересах, преподнесла царю челобитную, в которой просила под­твердить все их прежние права и привилегии. Царское правительство удовлетворило просьбу городской рады 42. В царской грамоте, пожалованной городу 15 сентября 1654 г., указывалось: «А их бурмистров, и райцов, и лав-ннков, и мещан пожаловали мы, великий гдр, права их и привился городу Могилеву наданые велели им потверди-ти, что те их права нарушены не будут, и бурмистров, и радцов, и лавников, также и войта на всякий год выби­рать им самым, и судитисе под правом их майдебурским, и позываня им ни до кого чинити не велели...» 43

Таким образом, после воссоединения с Россией горо­жане Могилева впервые получили возможность самим избирать главу городской рады — войта. Однако кроме магистрата в городе был еще воевода, назначаемый мо­сковским правительством из числа русских бояр. Воево­да ведал военными делами в городе и уезде. Посылая на эту должность И. В. Алферьева, царское правительство приказало ему: «Принять город, ключи, все вооружение, острог, осмотреть его укрепления и где необходимо про­извести ремонт». Ему же вменялось в обязанность «быть на государеве службе з государевыми людьми в Могиле­ве для оберегания от приходу польских и литовских лю­дей» 44.

По отношению к шляхте и магистрату воевода дол­жен был «держати ласку и привет» и во всей своей дея­тельности руководствоваться правительственными ука­зами и грамотами, «смотря по тамошнему делу как лутче и прибыльнее», т. е. применяясь к конкретной обстановке. Вмешиваться в судебные дела магистрата и нару­шать права, пожалованные городу, воеводе категориче­ски запрещалось45. В городе были ликвидированы замковая и феодальные юридики. Все горожане, проживав­шие в Могилеве (мещане, шляхта, служилые и посадские люди) и. имевшие в нем свои владения, должны были подлежать единому магистратскому суду. Царская /237/ грамота гласила: «А мещаном шляхте и всяким служилым же и посацким людем, которые домы свои в городе Могилеве имеют и под грацким судом прежде сего были, и ныне быть по тому ж под единым судом и послушании права майдебургского». Исключение составляло лишь духовенство. Магистрат не имел права вмешиваться в духовные дела и «духовных людей священнического и монашеского чину на суд к себе... призывати» 46. Их должен был судить могилевский епископ или его наместники. Горожанам предоставлялось право апелляции на приговор магистратского суда царю. В грамоте по этому по­пу указывалось: «Кто будет учнет бити чолом на их, и на приговор нам великому г(осу)д{а)рю, нашему ..скому величеству, и тогда их нашими царского вели-ства зазывными грамотами позывати до нашего царствующего града Москвы, и по нашему царского величева указу таких дел выслушают наши царского величества бояре и думные люде и расправу учинят» 47. Правда, призывные грамоты по жалобам давались только «в великих делах». Та же грамота отмечала, что «меншы пятнадцати рублев — нашых царского величества зазывных грамот никому ни по ково давать». Городу было подтверждено право два раза в году «проводить ярмарки, которые длились по три недели. Причем торговые пошлины во время ярмарок не взимались 48.

Горожанам предоставлялось право свободной торговли с русскими городами с оплатой пошлин в таком размере, в каком платили ее русские купцы49. Ограничением в области торговли было лишь запрещение возить в города русского государства табак и вино. В грамоте оказывалось: «Под смертною казнью чтоб однолично никто вина и табаку в наши царского величества городы не возил и не продавал» 50.

Все должности в городе должны были замещать толь­ко горожане православного вероисповедания 51. Катего­рически запрещалось казакам проживать в городе.

Горожанам разрешалось служить в русской армии, /238/ если они сами изъявляли желание, насильно брать их на войну запрещалось. Запрещалось также могилевчан «в иные городы на житье» вывозить52. Кабак с «торгом и капщиною», представлявший собой одну из самых боль­ших статей дохода, передавался городу. Однако царская грамота указывала, куда должны были идти эти доходы. Магистрат обязан был за них «город Могилев строити, и пушки и пушечные всякие запасы, которые к воинскому делу надобны, готовити и у себя в Могилеве для всякого береженья держати, и иное всякое грацкое дело строить, и ратных людей в воинское время для обереганья города нанимати»53.

Могилев получил и некоторые другие привилегии, од­нако они нисколько не улучшили положения городской бедноты. По-прежнему власть в городе находилась в ру­ках богатых горожан и использовалась ими в своих интере­сах. В Могилеве и его уезде, как и на всей освобожденной территории Белоруссии, царское правительство не прово­дило никаких социальных изменений, так как это противо­речило феодально-крепостническому общественному строю самой России.

Царизм делал все, чтобы укрепить экономическое по­ложение шляхты и верхушки сословия мещан, в лице ко­торых надеялся создать себе прочную классовую опору. - Царской грамотой, выданной могилевской шляхте 15 сен­тября 1654 г., предоставлялось право свободно владеть теми имениями, «хто чем владел ныне до сдачи города Могилева... и доходы всякие с тех маетностей и со крестьян имати» 54. Шляхта и высшее городское сословие щедро наделялись владениями бежавших из города и уезда польских и литовских панов. Так, шляхтичу пол­ковнику Поклонскому были пожалованы семь деревень, один двор в Могилеве и местечко Чаусы, могилевскому войту Кгелде — девять деревень, ранее принадлежавших пану Срединскому, а также усадьба бежавшего пана Круковского в «меском валу». Белорусский шляхтич Руд­ницкий дополнительно был наделен пятью деревнями, мельницей и усадьбой в Могилеве. Могилевский радца Олфим Хомутовский получил три деревни «да дворик пана Заборского со всем, что к ним належит»55. /239/ Владениями в городе и уезде были наделены многие другие шляхтичи и «заслуженные» люди. Был предпринят и ряд мер в интересах шляхты, перешедшей на сторону Русского государства. Заботясь, чтобы «они б были богаты, нe бедны», царское правительство предписало Поклонскому и воеводе Воейкову возвратить ей «лошади и животину», которую казаки пограбили, и весь хлеб, «что в местности пожато», а также принять меры к тому, чтобы крестьяне «не выламывались с их послушенства» и несли аккуратно повинности, а «которые крестьяне от них бежались... а иных поймали в полон, сыскати совсем, а сыскав, отдати им попрежнему». Командиру белорусского полка и его советнику было дано строгое указание шляхту «оберегать, чтоб им ни от кого напрасных дел не было» 56.

Эти данные ярко характеризуют политику Русского государства, направленную на укрепление позиций класса феодалов в занятой русскими войсками части Белоруссии.

Получив известие о добровольной сдаче Могилева казакам и отряду русских стрельцов, царь Алексей Михайлович 28 августа 1654 г. приказал Поклонскому и Воейкову оставаться в городе до особого распоряжения. На следующий же день последовало указание — быть в Могилеве до прибытия туда назначенного воеводы. В обязанность Воейкова вменялось всех иноверцев приводить присяге на верность Русскому государству57. Поклонскому как командиру белорусского полка предписывалось Могилев и уезд «ото всяких людей оберегати... чтоб никакого разоренья и изгони не было» 58. В дальнейшем обязанности его были значительно расширены. Поклонский должен был заниматься «наговариванием» горожан Кричева, Быхова и других городов, чтобы они добровольно сдавались русским войскам. В то же время поручалось производить и разведывательные операции, «где ныне Радивил, в Минску ли, или где в ином городе, и многие ль к нему сбираютца, и какие ратные /240/ люди, и какова у него чаять промыслу, и есть ли к нему откуда прибылые люди, и будет есть, и откуда, и многие ль люди, и хто с теми прибылыми людьми пришли каких начальных людей»59.

Все указания царя Поклонский пока выполнял бес­прекословно. Обосновавшись с полковой старшиной в Могилеве, он распустил временно часть казаков по до­мам, часть послал «в загоны» под Борисов, а остальных разместил в самом городе в еврейских домах. По всем дорогам вокруг Могилева командование полка расста­вило посты, «многие сторожи и избы, сотни и кораулы», охранявшие город от проникновения в него польских и литовских войск и их лазутчиков60. Все могилевчане, а также сбежавшие в Могилев жители других городов бы­ли приведены к присяге на верность Русскому государст­ву. Предпринимались энергичные меры к тому, чтобы склонить горожан Кричева, Дубровно и Быхова к добро­вольной сдаче этих городов на «имя царское». С этой целью еще в сентябре Воейков и Поклонский направили в Кричев шляхтича Ивановского, принявшего присягу, трех стрельцов и 20 казаков, а на следующий день посла­ли в Дубровно протопопа Якова, оршанского бурмистра Никона и других оршанцев, а в Быхов — пана Минвида 61. Как видно из приведенных данных, «наговаривать» посылались преимущественно шляхта и богатые горожа­не. Это объясняется тем, что склонять к сдаче городов надо было не городские низы, которые сами стремились к воссоединению с Россией, а городскую сословную вер­хушку и шляхту. Об этом же свидетельствует один из источников, в котором указывалось: «А как де в Быхове ведомость учинилась о том, что Могилевцы государю до­били челом и поддались ему государю из воли, ... и меща­не де быховские меж себя почали было о том мыслить, ... чтоб им под государеву руку сдатца... трлко де шлях­ты и иных людей совету о том не было» 62. Активная дея­тельность командования белорусского полка в этом на­правлении имела положительные результаты. В сентяб­ре русским войскам сдался Кричев, а в первой половине октября 1654 г. открыли городские ворота жители Дубровно. /241/

Однако к концу 1654 г. обстановка в освобожденной области Белоруссии резко изменилась. Войско Речи Посполитой, оправившись от крупных поражений, которые ему были нанесены русскими войсками под Шкловом и Быховым, а также пользуясь уходом значительной части русских служилых людей на отдых, начало готовить контрнаступление. Уже в сентябре отдельные отряды польско-литовских войск проникли на левый берег Березины, где начали творить бесчинства. 23 сентября 1654 г. Поклонский доносил московскому правительству, что «ляхи, собравшися, на сее сторону реки Березины переправляются и крестьян православные веры в дву местах, в Бобруйску и в Свислочи, по той стороне высекли» 63.

В связи с этим командованию белорусского полка был дан приказ немедленно отправиться из Могилева к Борисову и Минску, где вместе с русскими войсками «стояти и беречь накрепко, чтоб за реку Березину польских и литовских людей не перепустить»64.

План, задуманный русским правительством, осуществить не удалось. Командование королевских войск поспешно производило переправу через Березину и концентрацию своих сил на ее левом берегу, ставя перед собой задачу идти на помощь осажденному гарнизону в Старом Быкове, а затем на Новый Быхов и Могилев, где 12 октября Поклонский доносил русскому правительству, что «через Березину реку не мало хоругвей переехало... и оттуда ляхи будут дерзати ехать к нам под Могилев»65. Быховский гарнизон представлял собой большую силу, в нем находилось около 10000 человек пехоты, гайдуков, драгунов, шляхетских слуг и др.66 Соединение с ним основного войска могло значительно укрепить его позиции, а взятие Могилева — ослабить ка­чество, так как оно оказалось бы оторванным от своей основной базы.

Наступление шляхетского войска сопровождалось насилием, грабежом и избиением белорусского населения. В середине октября 1654 г. жлобинский войт доносил мещанам Могилева, что «польское войско, как мог, наипаче же, укрепя великие загоны, нашествия /242/ мучительския чинят людей, рубят городы и деревни от ос­нования искореняют» 67. Тревожные вести о зверствах и бесчинствах наступающего войска доходили до могилевчан и от бежавших из-за Березины крестьян.

Большая угроза нависла над Могилевом. Она усугу­блялась тем, что в городе не было ни русских войск, ни достаточного количества боеприпасов и пушек. Еще 11 октября отсюда ушел под Дубровно отряд московских стрельцов под командованием Якова Ефимьева 68. Бело­русский полк в то время также не находился в городе. Часть его казаков размещалась в районе Белынич, Головчина, других местах могилевского уезда, а часть на­ходилась вместе с Поклонским под Смоленском б9.

Обеспокоенные могилевчане забили тревогу. 8 октяб­ря они послали нарочным письмо Поклонскому под Смо­ленск, в котором просили город «порохом и свинцом и ратными людьми воспомочи», а также чтобы и сам не­медленно прибыл в Могилев, так как «без тебя никако-ва Наряду, как без головы, прийти не можем» 70. Поклон­ский, получив письмо, сразу же обратился к московско­му правительству с просьбой прислать в Могилев поро­ха, свинца и ратных людей 71.

Горожане Могилева беспокоились, что и впредь мо­гут остаться без русских войск и тогда своими силами не смогут устоять против польско-литовского войска: «од­ним де нам против ляхов стоять не уметь»72. Высказы­вая свою обиду воеводе Воейкову и опасение по случаю отсутствия русских войск в городе, могилевчане заяви­ли, что если «какое де дурно сделаетца, и то де будет не от нас, мы де государю на своей правой присяге стояли, и ныне де стоим, и за царя де государя хотим помереть с его же государевыми ратными людьми вместе» 73. О бес­покойстве могилевчан Воейков сообщал царю следую­щее: «И говорили мне холопу твоему Могилевцы... ведо­мо де им учинилось, что из-под Смоленска государь царь... изволил итить до столицы, и своих государевых ратных людей отпустил; а к нам де в Могилев своих /243/ годаревых ратных людей зимовать и города оберегать не прислано, и пороху нет, и пушек мало, которые де были срельцы с головою с Яковом Ефимьевым в Могилеве, голова де Яков Ефимьев с стрельцами пошел из Могилева, услышал, что ляхи де идут, собрався, к Могилеву; мы де то видим и знаем, что государь нас хочет выдать ляхом в руки...»74

14 октября жители Могилева вынуждены были обратиться непосредственно к московскому правительству. В своем письме они сообщали, что «неприятельское войско литовское близко города... будучих с великою силою великие обиды чинят и в город... Могилев притти умышляют», и просили царя, чтобы «город Могилев пушками ратными людьми и порохами вспомочи изволил»75.

О том, что Могилев совершенно не подготовлен к защите от войск Речи Посполитой, доносил московскому правительству и Воейков: «Со мною, холопом твоим, в Могилеве твоих государевых ратных людей нет никого; пушечного и ручного зелья и свинцу в Могилеве нет ничего, и пушек мало к около земляного валу по воротам сторож нет»76. Встревоженное, известиями о наступлении польского и литовского войска, московское правительство 15 октября в спешном порядке направило в Могилев из-под Дубровно окольничего И. В. Алферьева, а с ним солдатский полк и два стрелецких приказа под командованием Аврама Лопухина и Логина Аничкова. Кром