О героизме еврейского солдата
Мне тут один негалахический жид (он сам признался, что в посольстве Израиля ему ничего не светит) подкинул ссылочек о героизме еврейского солдата в Великой Отечественной войне.
Случайным образом выбрав одну из ссылок, открыл я- и прочел.
И теперь, с арийским великодушием, оставляю оппоненту лазейку: расписаться в том, что всей этой русофобии, нагороженной труженником тыла- он не читал. Так ссылку бросил, из первых нагугленных.
Но наш негалахический оппонент этого факта не признает, а будет до конца доказывать, что ЭТО- и есть настоящий героизм.

Вашему вниманию я представляю боевой путь Шарфмана Михаила Давидовича, в изложении Г. Койфмана:


Генетика дала знать себя с самого начала:
Родился в июле 1925 года. Я рос слабым и хилым ребенком, в школу пошел только с девяти лет.
.К.-Старший брат Абрам, работал, как и отец, простым печником. Он воевал на финской войне, а 22/6/1941 ушел на войну с немцами и пропал без вести.

Что, судя по количеству захваченных в плен евреев в составе Вермахта- совсем не удивительно.
По настоящему Удивителен боевой путь брата Изи:

Средний брат, Изя, учился в ФЗУ, работал слесарем, поступил на рабфак, и был призван на службу на флот. Стал морским офицером, воевал на линкоре «Парижская коммуна» на Черном море, а войну заканчивал на Балтфлоте, капитаном 2-го ранга.

Воистину наполеоновский боевой путь: за 4 года от ФЗУшника до капитана второго ранга!

И вот Швейк вступает во Вторую Мировую Войну:

Десятого июля по повестке я пришел в военкомат и с большой группой допризывной молодежи был направлен в тыл из Киева. Сначала шли пешком, колонной на Донбасс. Многие убегали домой. На станции Кобеляки остатки нашей группы забрались в железнодорожный состав с металлоконструкциями и на открытых платформах доехали до Сталино. Здесь нас распределяли по колхозам на сельскохозяйственные работы. Родители мне сообщили, что они уходят из Киева в город Бобров Житомирской области, и я нашел их там. Мы решили уехать подальше от линии фронта, в глубокий тыл. Наша эвакуация была стихийной, «дикие беженцы», и пока мы на разных «пятьсот -веселых» поездах добрались до Казахстана, то «проели в дороге» все свои вещи. Доехали до Джамбула, там и застряли.

Короче, племя иудейское ломанулось от захватчика в тыл- только пятки засверкали. В этом месте очено уместно вспомнить легендарных еврейских партизан !)
Дальнейшее очень живо напоминает детский стихок про подводную лодку в степях Украины:

И когда я случайно увидел объявление, что Киевская специальная школа ВМФ № 5 проводит набор учащихся, с гарантированным обеспечением жилья, обмундирования, питания и практики на кораблях Военно – Морского Флота, то ухватился за эту возможность, попасть в спецшколу, как утопающий хватается за соломинку.
Г.К. –Что это была за специальная морская школа?
М.Ш.- Школа, эвакуированная в Среднюю Азию из Киева, и находившаяся в ведомственном подчинении Наркомата просвещения Украины, который нашел пристанище в эвакуации в киргизской столице, городе Фрунзе. Располагалась наша школа в 15 километрах от Джамбула.

Разумеется, адская юдофобская советская власть всеми силами пыталась уморить интернациональное братство голодом:

Начались холода, и мы стали околевать не только от голода, но и от холода. Свои „кубрики‛ топили партами, и ломали доски со второго яруса наших нар, но все равно – мерзли нещадно. И когда совсем стало плохо, мы отрядили во Фрунзе, делегацию из нескольких учеников, собрав им на дорогу какие-то теплые вещи и немного еды. „Делегаты‛ добрались до Наркомата образования и рассказали о нашем бедственном положении. Приехала комиссия, провела собрание, увещевая нас, что все будет хорошо, что скоро мы получим новое обмундирование и теплую одежду, обещая прислать крупы и вагон сухофруктов. Все это оказалось ложью. Иногда нам вместо „кукурузной затирухи‛ стали давать кормовую тыкву, но разве это еда?! Мы стали пухнуть от голода. Все мысли и желания вертелись вокруг одного – где взять чего-нибудь пожрать?!.. У нас один парнишка не выдержал, и своровал у своего товарища кусочек хлеба, за что был нещадно бит всем „кубриком‛.

А нравы там царили... Странные.

Н а почве голода, у некоторых „разыгралась буйная фантазия‛. Наш ученик Меерович, по кличке „Американец‛ (он прочел много книг об Америке и по вечерам нам их пересказывал), поспорил, что съест прилюдно за один присест 20 паек хлеба, но при условии, что если проспорит – будет отдавать свой хлеб в течение месяца. А это - верная голодная смерть. „Американец‛ пари не выиграл, „сломался‛ на двенадцатой пайке. Он честно отдавал свой хлеб, и на четвертый день его простили, сохранили жизнь.

Интересно, вступи в такой спор, скажем казах- ему-бы сохранили жизнь?
Уже в училище начал проявлять Еврейский солдат свой героизьм:

Г.К.- Я встречался с двумя пехотинцами, учившимися в ФПУ в первые годы войны. Это училище оставило у них в памяти самые неприглядные воспоминания.
М.Ш.- Училище готовило взводных командиров по ускоренному курсу, лейтенантов „испекали как пирожки‛- за три месяца. В апреле в Азии уже почти жара, а нас гоняют в шинелях на строевой подготовке, под звуки барабана, в шеренгах по десять курсантов – „Ногу на уровень саперной лопатки!‛. Выводят на полевые занятия, надо выкопать саперной лопаткой индивидуальную ячейку глубиной полтора метра, и ходы сообщения. А там грунт скальный, динамитом не возьмешь. Усталость была жуткой, мы всегда хотели спать. На занятия - всегда бегом, с полной боевой выкладкой, только гранаты были „учебные болванки‛, так я таскал на себе гранаты всего отделения.

Таскал гранаты отделения, однако... Прикиньте на досуге количество гранат в отделении. Выходит, что падающий от голода хилый здоровьем жидок, таскал на себе никак не менее ящика гранат!

М.Ш.- Совершенно верно. Мы оказались в селе Кубинка, возле Наро –Фоминска. Здесь нас распределяли по частям. Построили — „Комсомольцы есть?‛. Так мы все комсомольцы. И нас, 96 человек, отобрали в роту автоматчиков формирующейся 67-ой механизированной бригады. В эту роту со мной попало несколько одноклассников по спецшколе № 5- : мой будущий помкомвзвода Петя Набоков с которым меня судьба „смертельно связала‛ на всю жизнь. Саксофонист нашего школьного оркестра казах Мыркадыров. Витя Чернявский, еврей, получивший из-за своего высоченного роста кличку „Длинный Ганс‛. Киевский еврей Вилен Мусин, командир отделения и будущий парторг нашей роты. И еще несколько ребят. И те из нас, бывших спешкольников и курсантов ФПУ, те, кто выжил на войне, всегда свято хранили нашу дружбу . И даже когда после войны, большинство старослужащих, уцелевших ветеранов бригады, стало „расползаться по хлебным местам‛, никто из наших не скурвился, и все по прежнему оставались настоящими товарищами, братьями по оружию и общей судьбе.

Оно и понятно- кагал.
А командиры- матёрые антисемиты и трусливое русское быдло:

М.Ш. – Командиром 67-й мехбригады был латыш, полковник Андерсон. Бывший латышский стрелок, кавалер множества орденов. Невысокого роста прибалт, с „кривыми кавалерийскими ногами‛. Был уважаем простыми бойцами.

Видимо то, что среди латышей было очень много добровольных помошников SS, активно участвовавших в Окончательном Решении- добавляло командирского авторитета.

В сорок четвертом году его заменил бывший кавалерист, человек гигантского роста с холеными усами, полковник Горбенко, который всегда ходил со стэком в руках, и частенько этим стэком лупцевал „нарушителей дисциплины и порядка‛.

Вот оно, русское зверьё! Стеком бил! К теме дисциплины личного состава я еще вернусь...

М.Ш. – Первым командиром роты был фронтовик, прибывший в бригаду после госпиталя, капитан Усманов. Прекрасный человек, узбек по национальности. К нам относился хорошо, с пониманием, зря не гонял, проявлял искреннюю заботу. Дистанцию с нами не держал, слыл либералом.

Вот и узбек-то хороший командир...

Но незадолго до отправки на передовую его заменили, и к нам пришел новый ротный командир, капитан Гудовский. Ничем особым он себя не проявил, постоянно „тусовался‛ в штабе, в бою его никто никогда не видел. В 1944 году его убрали из роты, сместили с должности „за мордобой‛, он по пьянке сильно избил солдата,

Вот! Вот она причина поражений! Опытного узбека-фронтовика убрали! Зоологический русский антисемитизм трусливого офицерья!

и вместо него прислали бывшего командира разведывательной роты капитана Сердюка. Его мы почти не видели, он не вылезал из штаба, и я не помню, чтобы Сердюк когда-то ходил с нами в бой.

Вот надо-же! Ползать за линию фронта не боялся, а тут струсил, в бой не ходил c жидвой, ага...
А дальше героические евреи начали пиздец как несгибаемо теснить врага! Такую неистовую храбрость и боевой дух проявляли еврейские берсерки, что сами командиры их устрашились:

В наши дела он не вмешивался, мы со временем стали опытными солдатами, „битыми волками‛, и Сердюк, спокойный по характеру человек, не решался испортить с нами отношения по многим причинам. Ему и в штабе было комфортно. А первым нашим командиром взвода был лейтенант Лошаков, которого на фронте, хоть и царство ему небесное, никто из нас добрым словом не вспоминал…
Г.К.- Почему?
М.Ш. – Рота автоматчиков - это резерв командира бригады. И в тяжелый момент нами затыкали все дыры на передовой. И этот взводный, лейтенант Лошаков, уже побывавший на фронте и успевший получить там ранение, и, наверное, вследствие этого ставший излишне острожным, постоянно ошивался в штабе, отирался там, и пытался выслужиться перед штабным начальством. Чуть – что случилось или где –то возникла неясная обстановка, так Лошаков тут как тут –„Давайте я выясню. Мой взвод все сделает!‛. Но сам с нами не шел! Сразу „заводил шарманку‛ -„Ой, у меня старые раны болят! Ой, ребята, вы сами идите, а то я недомогаю!‛.

Что это за такой волшебный резерв- будет понятно далее...
А что-же представляла собой эта еврейская шобла в целом?

Он выслуживался, а из- за его „постоянных личных инициатив‛ гибли наши товарищи… Мы, серьезно опасались, что наш помкомвзвода, Петька Набоков, напьется и застрелит этого Лошакова,

Что такое выполнение боевой задачи перед жизнью одного б-гоизбранного? Застрелить командира!
Из вооружения, кроме гранат, эти шахиды имели только сапёрные лопатки:

Гранаты вешали прямо за рычажок на пояс, как „истинные самоубийцы‛, я до сих пор удивляюсь, как никто во взводе на своих гранатах не подорвался. У каждого саперная лопатка, от которой напрямую зависела наша жизнь. Каска. Противогаз.

К теме ЗОМП мы еще вернёмся. Пока зафиксируйте- противогазы были. Согласитесь, по тем временам не самый нужный предмет экипировки?... Но были. А остального, чего не коснись, не было. Странно, не правда-ли?
Боевая подготовка:

Вся наша боевая подготовка заключалась в том, что мы уходили в лес, разводили там костры и „травили баланду‛, рассказывали байки до самого вечера.

Естественно, морили евреев голодом злобные антисемиты:

Наш повар Иванов, пожилой мужик по кличке „Дед‛, (хотя этому „деду‛ от силы было всего лет сорок пять), в обед накладывал нам фактически по столовой ложки каши и сокрушался, чем бы ему еще свою роту покормить.

Естественно, жиды занялись привычным делом: воровством:

И мы рыскали по полям, выкапывали старую картошку, репу, морковь, „подъедались‛ в совхозах.
Мы с песней „рубим‛ строевой шаг, а сами думаем, как бы морковка из карманов солдатских шаровар не выпала…

Какой, нахуй, закон о тёх колосках?! До октября 43 жиды морально разлагались в тылу.
Вот, наконец попали они на передовую. Сразу за Днепр, за форсирование которого аномальное количество жидов награждено Героями Советского Союза.

М.Ш.- Фронт уже был на правом берегу Днепра. Южнее Кременчуга, спокойно, без бомбежки, мы перешли по понтонному мосту на западный берег и пешим маршем дошли до села Масорин Рог. Там заночевали. Утром команда -„Подъем!‛. Собрали каски всего взвода, связали их веревкой и бросили во дворе. Двинулись дальше, через десять километров побросали уже все противогазы.

Заботились о ЗОМП, хуле! Да и каски, столь специфическому подразделению не нужны...

И тут начался артиллерийский обстрел. Сразу раздались крики командиров „Окопаться!‛, что мы и сделали с неимоверной скоростью. Вскоре подошли мотострелки, заменили нас в вырытых окопах и роту автоматчиков отвели к штабу бригады. Так для нас начиналась фронтовая жизнь.

Вот так-вот. Только-только вырыли окопы, пара снарядов- и в тыл...
А вот пархатая сволочь наконец и проговаривается, что-ж это за рота у него такая волшебная:

М.Ш.- Я вам уже сказал, нами затыкали все „дырки ‛ в обороне, все бреши и прорехи, прикрывали стыки. Пришлось несколько раз выполнять и функции заградотряда.
Потери были такие, что вскоре из всей пехоты в бригаде осталась только рота автоматчиков и взвод разведки.

Оно и понятно. Комендантская рота, хуле. Самые тыловые крысы.
И совсем не удивлён я поведением разведчиков:

Отправляют мое отделение в разведроту, на помощь разведчикам, и всем нам дают сухой паек: хлеб и консервированную колбасу, банку на двоих. Приходим из холодных окопов в хату, где разведгруппа готовится к поиску. А в хате жарко натоплено, разведчики сидят за столом и едят свежее мясо. Мы легли вповалку на пол, но разведка с нами таким деликатесом на фронте, как свежее мясо, и не думала поделиться.

Однако, как правду не прессуй, она как шило из мешка- всюду жида колет! О боевых качествах узбеков рассказывает представитель самой толерантной национальности:

Помню, ползем в разведку, немцы нас обнаружили и обстреляли, пришлось отползать назад. И тут нас стал поливать огнем уже свой пулемет. Офицер – разведчик встал в полный рост, кричит –„Алле?! Охренели что ли?!‛. И здесь по нам начал стрелять весь свой передний край. Подымается с земли другой разведчик и орет в сторону наших окопов трехэтажным матом. Сразу огонь прекратился, все замолкли. Подползаем к „вредному‛ пулемету, а там, в расчете одни узбеки, по – русски „ни бум-бум‛.

Меж тем, кошерный героизм нарастал

Заняли позиции, окопы не рыли, грелись у костров. Вокруг никого из наших. Офицеров с нами нет. Послали помкомвзвода Колю Тарабрина в штаб бригады, получить дальнейшие указания и прояснить обстановку. Он не вернулся. По всей линии фронта вся пехота отошла. Мы подумали, прикинули, какой печальный расклад нас ожидает на рассвете, и тоже снялись с позиций. Мы отошли назад на десять километров! и только тогда нашли свою бригаду. Приходим к штабу, а там живой Тарабрин! Показывает нам какую-то царапину на себе и кричит – „Меня ранило в палец!‛

Ну и сам герой службу нёс, что пиздец:

Зашли в хату. Хозяйка чем-то покормила. Говорю немцам — „Ложитесь здесь спать‛. Сам вытащил затвор из автомата, чтобы немцы автоматом не воспользовались, и тоже заснул. Утром проснулся, я живой и пленные на месте. А если бы они захотели, то меня бы ночью голыми руками удавили. Довел их до сборного пункта, немцы кинулись меня благодарить, стали жать руку, а мне неудобно, кругом наши солдаты, странно на меня смотрят…

Ну и Самый Главный подвиг:

М.Ш. – В рейд на город Малая Виска Кировоградской области нас повел полковник Кричман. Невысокого роста, с пятью орденами на груди, полковник Кричман пользовался нашим огромным уважением. Он имел типичную еврейскую внешность, сильно картавил, но я не помню, чтобы кто-то у нас хоть раз съязвил на эту тему, мы знали,что этот человек — настоящий боевой офицер и нас в беде не оставит. Я помню, как он, раненый, одетый в меховую куртку, залез в головной танк, на котором на моторной части расположилось мое отделение, и мы двинулись по немецким тылам. Накануне, мы всей ротой автоматчиков вступили в партию, и настрой у нас был очень боевой.

Вот Кричман- это Настоящий Командир. Не то, что узбек, латыш или еще какие гои!
ОДНАКО!

А из нашей мехбригады, из старших офицеров, в рейд пошли только два майора – комбата.

Самое интересное: какими силами пошел бравый Кричман брать город. А сил- то-ли рота, толи вообще ОТДЕЛЕНИЕ.
Внимание вопрос: Кричман попёрся "город брать" с чужым подразделением? Или послал двух майоров одним стрелковым отделением?

Комбриг, замполит и начальник штаба бригады, всегда осторожный полковник Колышев - остались в тылу в штабе…

Так дураки они что-ли, одной ротой город брать? Меж тем, по началу события разворачивались, как и всякое внезапное нападение- лихо и весело:

Вышли к Виске, и ночью, перед нами, стоявшими на возвышенности, открылась панорама этого города. Горел свет в домах, дымились трубы сахарного и спиртового заводов. Город мы взяли с ходу, немцев выбили. Там находился аэродром, так танкисты раздавили десятки самолетов, стоявших вдоль взлетной полосы. На станции стоял эшелон, с вагонами подарков для солдат вермахта „ из Фатерланда‛. У немцев как раз было Рождество. После взятия города, меня и моего товарища по ФПУ Валентина Прядко послали на охрану сахарного завода.

Оцените тактическую мудрость героического полковника Кричмана. У него одно отделение. Из него он выделяет 2 (два) караульных для охраны завода...

Нас тепло встретили местные рабочие, рассказали, что тут творилось во время оккупации. А утром, мимо нас бежит человек и кричит –„Немцы за забором!‛. И ведь никакой особо сильной стрельбы вокруг не было!

Логика охуенно бывалого солдата. У меня не хватает слов.
НА ВЕСЬ ГОРОД- полковник, два майора и некоторое число солдат не более роты. А он удивляется: стрельбы-то не было!!!

Мы кинулись к штабу, расположенному у водокачки, а там никого! Подошли десять солдат из роты управления, среди них три девушки – связистки.

Ну оно и понятно, героический Кричман решил сохранить себя для Победы !)
И его солдаты оказались ему подстать.

Там место одно есть – Каменный Яр, и возле него, по льду „озера‛, мы пошли на восток. А впереди - немецкая бомбежка, самолеты „крутят карусель‛, пикируют один за другим. Прошли оврагами три километра. Слева от нас хутор Жуковка, а справа крутой спуск. И навстречу нам появляется немецкий танк и стал прямо по нам стрелять!

Когда кошерное войско давило танком самолёты- было заебись. А когда немецкий танк огонь открыл- это, конечно!

Мы побежали, танк за нами. На ходу успел сбросить с себя шинель, в которой осталась моя красноармейская книжка, и ватную фуфайку, так было легче бежать.

Доблестные еврейские солдаты продолжили драпать, бросая всё подряд.

Нас спас крутой спуск. Мы бросились вниз и залегли в посадках. Лежим на снегу, а немцы сверху стоят. Кто из нас чуть двинется — сразу стреляют. Я только наверх посмотрел, а там, кроме этого танка, уже человек тридцать пехоты стоит,немцы руками на нас друг другу показывают… Им, наверное, было смешно. Десять беспомощных русских солдат в огневой ловушке.

РУССКИЕ СОЛДАТЫ, блядь!!! Я читаю, и хуею. Хуею- и плачу... Как в жопу залезли- стали русские солдаты!!! Воистину, волшебное перевоплощение!!!

Это означало одно – плен… Но куда мне в плен?.. И тут мой товарищ, Валентин Прядко, предпочел смерть плену и застрелился…

Хохол оказался, по крайней мере смелым солдатом. А трусливое жидво побежало...

И я решил, встану и побегу, пусть меня лучше на бегу пулеметная очередь срежет. И я рванул… До хутора добежал живым. Увидел сарай – сразу в него. Забрался наверх, а там окно , „отверстие в горыще‛. В сарае я затаился, и стал ожидать развязки…

Ниже по тексту, разумеется, найдена причина поражения- пьяные русские:

Мне, кстати, Ваш товарищ, разведчик Захар Фридман, сказал, что, по его мнению, немцы выбили бригаду из Малых Висок по одной причине. Танкисты, отмечая боевой успех, перепились на захваченном спиртзаводе, и утром немцы „голыми руками‛ отбили город. И тот факт, что немцы собрали для контрудара больше ста своих танков – здесь не причем.
М.Ш.- А я не знаю точно, в чем причина нашей неудачи. Когда через несколько месяцев я вернулся в бригаду, то выжившие ребята рассказали, что танкисты действительно напились „до потери чувств‛. Танк стоит на бугре, а экипаж пьяный спит на снегу. Немец – летчик пикирует, и как на полигоне, сбрасывает бомбу прямо в открытый люк танка. Но мне кажется, что основного успеха немцы достигли только благодаря быстро подготовленному внезапному танковому контрудару. Хотя…, кто сейчас что-то сможет точно узнать и понять?!..

Ну конечно, кто сейчас возьмётся сказать, что основной причиной поражения был тупой еврейский полковник и трусливые жиды?

Г.К.- Что произошло с Вами дальше?
М.Ш. – Просидел на этом „горыще‛ трое суток.
А на третий день в сарай зашел местный мальчишка, лет тринадцати, дать корм корове. Я осторожно его окликнул. Спросил – „У меня есть хороший нож. Хочешь его на хлеб сменять?‛. Наутро мальчик принес мне хлеба и кусочек сала, и сказал –„Мой дед хочет тебя видеть‛. Дед говорит мне – „Сынок, оставайся, мы тебя спрячем‛ -„Нет, мне к своим выбираться надо‛. Рядом стоял пустой дом. Зашел туда, решил переодеться. На мне были добротные трофейные немецкие сапоги, я их с трудом с ног стянул, и нашел вместо солдатской обувки какие-то „чуни‛. На полу валялась старая дырявая фуфайка и белый картуз.
Автомат зарыл в сене на чердаке. Днем пошел по селу, прямо в направлении сарая, куда немцы загоняли людей. Но появилось плохое предчувствие, и я решил спрятаться в ближайшем сарае. Сидел там до вечера, а потом заснул. Утром незаметно вышел из хутора и пошел на звуки канонады. На снегу протоптана тропинка. По ней идут местные жители, и я к ним сзади пристроился. Вдруг — все остановились. Появилась черная легковая машина, остановилась впереди. Из нее вышли два немца с бляхами на груди. Стали проверять документы у местных, пропуская их по одному. Дошла очередь до меня. Немец потребовал –„Аусвайс?!‛. Я достал из кармана пачку рецептов, и показал рукой на забинтованную шею. И тут немец медленно вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в меня упор. Прямо в грудь. Я , заливаясь кровью, упал … Сознания не терял. Больше выстрелов не последовало. Я лежал на снегу в крови и даже не чувствовал боли, от изумления. Как это так, молча и хладнокровно достать пистолет, и убить человека без оружия?!..

Как стрелять по своим в заградотряде- так изумления не возникало у гниды. А вот как пархатому между рёбер маслину загнали- так изумление...

Украинский язык я хорошо знал с детства. Попросил теплой воды. Дали стакан взвара (компота). Сказал им – „Я эвакуированный. Ранен немцами‛. Одна из женщин говорит мне – „Иди ко мне. Хата теплая, недавно протопила‛. И звали мою спасительницу Анастасия Хомовна (Фоминична) Пономаренко. Она уложила меня в детскую кровать, протерла рану на груди самогоном, наложила повязку. Ей, Анастасии Хомовне, и ее соседке Пелагее Григорьевне Ценцуре, приходившей каждый день на помощь Анастасии, я обязан жизнью. И первое дело, которое я сделал по приезду сюда,- добился, чтобы этим женщинам дали почетное в этой стране звание — „Праведницы Мира‛.

Читаю и думаю: во диво!- хохлушка прячет жида! Вскоре и этому шабесгойству нашлось обьяснение.

М.Ш. – У этой замечательной женщины было три сына. Старший сын был женат на еврейке, и когда немцы вошли в село, то расстреляли ее невестку и двух внуков. После этого горя она люто возненавидела немцев.
В соседней хате был штаб немецкой школы, а рядом с Анастасией жил полицай Хведь (Федя) Ворона и еще один „казак‛, бывший красноармеец, на немецкой службе. Да и Хведь, узнав обо мне, „стал нервничать‛, того и гляди, „сдаст‛.

Дальше началось типичное еврейское запугивание, а укр и повёлся:

Пришел как-то к нам, а я ему говорю -„Видишь, Федя, вон ту грушу? Если ты меня выдашь, и немцы меня убьют, то когда наши придут, тебя на этой самой груше повесят!‛. Федя все понял, и даже принес мне рубаху, сшитую из мешка.
.... один раз зашел немец, орет –„Ауфштейн! Рус партизан!‛. Оказывается, что все местное взрослое население немцы сгоняют на рытье окопов. Я решил, пусть расстреляют, но врагу помогать не буду!

Еврей лучше сдохнет, но работать!?

Но Хомовна предложила „сделать болячку‛, чтобы меня признали негодным к окопным работам. На ноги вылил пузырек авиационного бензина, но вместо ожидаемых волдырей, кожа только покраснела. Бензин снял грязь с ног и не более того. Решили сделать повязки с солью или обварить ноги кипятком, но до этого не дошло. Вдруг утром прибегает Толик, сын хозяйки, и кричит — „Верблюды!‛. Бред, какие верблюды на Украине? А нет. Толик увидел, как рядом с селом проходит советская воинская часть, с обозом, и в некоторые повозки были запряжены верблюды! Так наступило мое освобождение. Немцы оставили село без боя.

И вот представьте следующую картину:

И тогда я надел на себя свои обноски, на голову - немецкую пилотку, и впервые вышел на улицу. Пять месяцев не брился. Шел по улице, и мое сердце ликовало, а душа наполнялась гордостью. Ведь я был частичкой Красной Армии, освободившей это село.

Нет, вы себе это представляете? ПЯТЬ МЕсЯЦЕВ, околачивать хуем груши в тылу! Получить немецкие документы!!!
И это, в немецкой пилотке, назывыает себя "частичкой Красной Армии, освободившей это село"!!!
Остатки кагала отвели на переформирование. И там в роту подбросили кадров:

Тогда же в роту пришел бывший киевский вор Петр Коротченко, имевший клички „Полундра‛, „Дешевка‛ и „Петенька Рыжий‛. Наш боец, одесский еврей Чудновский, здоровенный высокий молодой парень, из семьи биндюжника с Молдаванки, лысый в свои 19 лет, (от чего он сильно душевно страдал), говорил нам – „Оно вам это надо, учиться? Да я в своей Одессе – маме, без всякого образования, после войны кумом королю буду!‛.

Таки одесский биндюжник- кум королю, да-с...

Г.К. – Вы сказали, что Красная Армия в 1945 году была совершенно другой, чем в 1943. В чем, по Вашему мнению, были эти отличия?
М.Ш.- Война стала другой. Условия ведения боевых действий, подготовка командиров, наше оснащение и вооружение, наши потери, боевой настрой, солдатская психология, и так далее - все изменилось в лучшую сторону.</i>

Ну еще-бы, с таким кошерным пополнением...

Нашему взводу достался американский грузовик „шевролле‛. Машина уникальная. Кузов мы засыпали толстым слоем соломы, а сверху положили огромный трофейный ковер, края которого свешивались с бортов. Под сиденьями стояли ящики с трофейными консервами, а ближе к кабине размещалась бочка спирта, но мы сами сильно пили весьма редко, эта бочка была нашей „разменной монетой‛. Перед нами немецкая дымовая завеса и поступает команда – „Проверить противогазы!‛. А откуда они у нас? Сразу на этот спирт стали менять противогазы у пехоты. И хлеб на спирт у них иногда выменивали. Под сиденьями многие стали держать свои трофеи. У меня был чемодан немецкого шелкового белья, которое я менял каждый день, спасаясь тем самым от вшей. Мы воевали сытыми, не чувствовали нехватки в боеприпасах. У солдат появился новый фронтовой „сленг‛. Друг друга стали называть только „братьями –славянами‛, невзирая на национальность бойца. Солдатский котелок или любая другая емкость стали именоваться исключительно следующим словом – „параша‛. Появился другой фольклор, „заповеди русского солдата‛.

Вот такие вот галахические "братья-славяне". С грузовиком трофеев.
Уставной порядок от этого, разумеется только креп:

Колонна машин стоит на дороге перед боем, а мы дурачимся, катаемся на трофейных велосипедах, или, многие напяливали на себя взятые в прусских домах старинные офицерские мундиры и шлемы, и устраивали „цирк‛, строем маршировали с песней перед машинами в этом маскарадном обличии.

И вот эти "герои", оказывается, и были рабочими войны, командуя вместо тупых и трусливых русских командиров:

В Германии мы уже не видели, чтобы наша пехота отступала в панике. Пехота уже только „пятилась‛, огрызаясь огнем от контратакующих немцев. Нас сразу бросали „в заслон‛, мы останавливали отходящих стрелков — „Ложись здесь! Стреляй отсюда!‛, указывали пулеметным и минометным расчетам, где им занять позицию.

Останавливали они, гниды, автоматными очередями в затылок...
И не иссякал героизм, крепло воинское мастерство:

Вспоминаю один бой под Маренбугром. Мы вышли из леса, и пошлю по снежному полю к населенному немецкому пункту. А там, на окраине, залегли немцы в маскхалатах, и стали нас „угощать‛ огнем из пулеметов. Мы упали в снег. Только кто пытается подняться, сразу косят из пулеметов. Так пролежали несколько часов. Потом наступила какая-то передышка, немцы не стреляли . Подыматься не хотелось, все знали, что скоро войне конец. Но тут мой товарищ по школе ВМФ и по ФПУ Мыркадыров, встал со снега в полный рост, положил автомат на плечо и пошел прямо на немецкий пулеметный заслон. За ним, постепенно, поднялась вся рота. Стыдно было отставать, если кто-то уже пошел вперед. Встали в рост, готовые на рывок. Тихо, не стреляют. Дошли до окраины, а немцев след простыл, снялись пулеметчики с позиций.

Вот такой еврейский путь к победе. Немецким пулемётчикам и надо-было всего-то остановить их минут на несколько. Отход они прикрывали чей-то...
А для еврея- ПОДВИГ!

Г.К.- Есть у нас несколько стандартных вопросов к фронтовикам. С Вашего разрешения, я их задам. Каким было Ваше отношение к политработникам?
М.Ш.- Комиссаров в бою я ни разу не видел. Начальником политотдела бригады у нас был грузин, подполковник Баланчивадзе, и среди бойцов имел хорошую репутацию. Но его заместитель, майор Головко, был всем известный подлец, конченый трус и жадная сволочь, просто – дерьмовый человек. В Германии обходил немецкие дома и набирал трофеи, заставляя несколько бойцов тащить на себе награбленное добро в „личный грузовик товарища майора Головко‛. А в это время, в километре от „места сбора трофеев‛, шел бой, и эти бойцы нужны были в передовой цепи, но это чертов политрук использовал их в качестве денщиков – носильщиков. Мародер. В каждой роте был свой парторг и комсорг из простых солдат. Они воевали как все остальные бойцы, никаких поблажек себе в бою не делая. Нашим парторгом был Вилен Мусин.

Свой был парторг, галахический. Трофеев, видать, не собирал...
Не ослабевала и воинская дисциплина:

В Польше, в районе Остров – Мазовецки, наш взвод поставили на охрану перекрестка. Мы выменяли белье на самогон у поляков, приготовили картошку с тушенкой. Крепко выпили. Сидим в доме рядом с дорогой и видим, как подъезжает к перекрестку сам Рокоссовский. У нас сразу возникло желание „пригласить маршала в гости‛, но хорошо, что нашелся кто-то трезвый и „остудил наши горячие головы‛, а то бы получилось не хило — пьяный взвод на охране „идет обниматься‛ с командующим фронтом…

Помня, что каждый солдат- агитатор, пытались общаться с мирным населдением:

М.Ш. – В Пруссии, в краю Фридриха Второго, мы видели, как колонны немецких фур уходили на запад. Богатые немецкие бюргеры, повозки груженые отборным добром. Мы их не трогали, а наоборот, говорили им -„Зачем вы убегаете? Почему вы бросаете ваши особняки и хозяйства? Оставайтесь! Не бойтесь! Вы будете жить в новой Германии, без фашистов! Никто вас не будет преследовать!‛. Но они не возвращались, интуитивно делая правильный выбор.

Вот именно. Как увидят жидовские морды, с бочкой спирта укрытой "трофейным" ковром, призывающие оставаться: так сразу и делают правильный выбор...

Г.К.-„Наградной вопрос‛. Судя по фотографиям Набокова и Фридмана в Вашем альбоме, бойцов в бригаде награждали достойно и щедро. Да и в бригаде были свой ГСС, Акимов, например, или полные кавалеры орденов Славы, такие, как разведчик Стазаев.
А история с Акимовым „покрыта мраком тайны‛, никто точно не знал, это „Герой по разнарядке‛ — „слепленный Политотделом‛, или получил ГСС за конкретный подвиг. Слухи ходили разные…

Ну конечно. Раз Акимов: то герой по разнарядке....
Трофейная тема. Трофеями-то евреи не интересовались, только совсем немножко:

М.Ш. – Трофеями не интересовался, по брошенным немецким домам в поисках добычи не рыскал. У меня была роскошная офицерская немецкая шуба и когда солдатам разрешили посылать посылки на Родину, товарищи меня заставили „организовать‛ одну посылку домой. Положил в нее эту шубу, ребятами добавили какую-то скатерть, и я отправил это „добро‛ родителям.

Вот такая вот история, из которой следует один очень поучительный вывод:
Евреи! Как можно чаще приводите примеры своего героизма!