Итак. Середина восьмидесятых, социализм в загнивающей стадии. Я учусь в аспирантуре на кафедре экономики, стипендия - 100 рублей.


У меня имеются на тот момент жена, кажется уже двое детей, комната в общежитии и перспектива получить через энное количество лет квартиру как молодому специалисту (якобы вне очереди, эдак так через 5-8 ). На хлеб насущный, а скорее на музыку (потребности в "хлебе" были довольно скромны) я зарабатывал фарцой в виде покупки-продажи пластинок и аппаратуры типа Шарпов.

На кафедре у нас в тот момент работает молодой перспективный и весь из себя галантный по отношению к женщинам секретарь парткома института, которого прочат на место ректора (что-то вроде аналога Немцова при Ельцине). На весь институт у него единственного престижная "девятка". Этот секретарь зажигает массы при посылке народа в колхоз и на сенокос словами "Накал высок" и прочей лабудой. Секретарь правильный, пришел из "Спутника", где работал руководителем направления поездок по кап. странам (а туда ставили проверенных и выдержанных людей, я так думаю, откуда надо), женат второй раз на правильной жене, а именно дочери то ли директора "Березки", то ли еще чего из этой иерархии повыше.
И вот как-то угораздило мне возмутиться, что меня слишком часто уж посылают в колхоз, чем я, оказывается, перевел себя в стан врагов социализма вообще и этого главного нашего коммуниста в частности. Вся эта преамбула приводится здесь как для создания антуража тех времен, так и для того, чтобы было понятно, как повлияли на меня в дальнейшем развернувшиеся события.

Дисками и аппаратурой мы занимались как на воскресной вечно гоняемой так называемой "Балке", так и в будние дни часов в 6 вечера напротив магазина "Мелодия", там была музыкальная тусовка. Народу приходило довольно много, и среди мужиков тусовалась одна как бы девушка роста в полтора метра, которая увлекалась попсой и т.п. Отношения у меня с ней были никакие во всех смыслах, но тем не менее здоровались и все. И вот в один день она подходит ко мне и спрашивает, не мог ли бы я достать ей Акай 4000, так как она решила писать музыку на хорошем аппарате. Я пошерстил знакомых и через друга нашел такой аппарат за 1900 рублей. Рыночная цена на тот момент его была 2000 рублей. Товарищ мой сбил еще полтинник с продавцов и мы с ним были вполне бы удовлетворены заработком в 75 рублей на человека. Я инвестировал в это свои деньги, цена с покупательницей была оговорена и аппарат был куплен.
И тут начались так называемые неувязки. Покупательница заявила, что на данный момент у нее в силу разных причин только 1600 или 1700 рублей, уже сейчас и не помню, но остальные деньги она отдаст со временем, в растяжку. Мне этот Акай нужен не был, а, напротив, деньги как раз были нужны, искать других покупателей можно было бы долго, так как аппарат на любителя, и я был вынужден согласиться на эту негоцию. И действительно, в течение нескольких месяцев эта особа мне выплатила остаток суммы.
Однако то ли через 6, то ли через 8 месяцев при встрече она мне заявила, что я ей подсунул "паянный" аппарат, его открыли ее специалисты и сказали, что он никуда не годится и стала требовать, чтобы я его забрал назад. Так как Акай брался новейшим из первых рук, причем эти руки были далеки от паяльников, я, естественно, от реверса отказался.

И вот тут в дело вступает опять КПСС. Эта личность проживала в общаге со стервозной подругой, которая была каким-то парторгом на заводе, и они вдвоем решили действовать через идеологические каналы. на следующий день заявились они в партком института и попали, разумеется, к моему заклятому "другу". Ну и зовут меня беспартийного и не сочувствующего на ковер. Ну и "Накал высок", и деньги назад, и вот тебе сутки, чтобы не было тебя в институте, и вот тебе неделя, чтобы и в Харькове духу не было (причем одно ко второму, до сих пор не пойму). Попытки замять через моего партийного друга, который на парткомах терся с ним, не увенчались успехом, товарищ пришел со словами: "Дело швах ".

Однако выяснилось, что ректор, до которого дошла эта история, довольно лояльно отнесся к этому происшествию - ну продал, ну магнитофон, ну и что? Второй мой приятель аспирант посоветовал забить на все это, что я и сделал.
Естественно, ни о какой дальнейшей карьере в научной среде с клеймом спекулянта речи быть не могло, я стал персоной нон грата в институте и все колхозы-сенокосы были мои по причине того, что "Накал высок". Держался еще несколько лет в институте ради призрачной квартиры, но потом началась перестройка, кооперативное движение, появились денежки, квартиру купил и из института ушел.

Акай я, конечно, тогда выкупил назад (о чем жалею), он был в косметически неважном состоянии, довольно поцарапанный. Открыв его, я увидел, что эти личности имели в виду под словом "паянный". Дело в том, что вся плата паяется методом окунания в ванну с оловом и пайка получается ровненькая. А вот разъемы "тюльпаны" припаиваются уже вручную, так как они находятся в другой плоскости и автоматическая пайка их невозможна. Через месяц-два я его продал в студию под роспись знакомому за 1600 рублей.

Судьбу персонажей этого действа по жизни я старался наблюдать. Перспективного секретаря ректор, почуяв дыхание в затылок, вышвырнул из института. В кооперативные времена через свои партийные связи этот секретарь понаоткрывал несколько точек типа кафе, магазин "Секонд хенда" и еще что-то, которые благополучно все и закрылись, потому как волшебные слова "Накал высок" здесь уже не работали. В начале двухтысячных пришел он в состоянии обсоса к моему приятелю, который тогда хлопотал за меня перед ним, в том же партийном костюме и с той же "девяткой" проситься хотя бы шофером. Друг пожалел его, взял кем-то там, пользы с него было ноль. Правда потом он ушел и вроде по партийной линии уже "Партии Регионов" где-то там трется, кто-то его видел даже на "Прадо".
Вторая личность так и осталась никем, максимум ее достижения - приватизация комнаты в заводской общаге, где жила в те времена. Так же трется на "балке", вернее, что он нее осталось, замуж не вышла, подурнела и растолстела, пьет горькую, что имел возможность сам наблюдать на той же самой "Балке". Вот судьба ее стервозной партийной подруги не известна.

Вот так 4000-й Акай резко поменял мою судьбу, был бы я научным работником в институте, боролся бы за "часы" и дрожал бы в ожидании сокращения, как мой другой друг, с которым вместе поступали в аспирантуру. А так стал тем, кем стал.