По источнику
Потом, не завтра - нет, зимой, зимой, не раньше, прозрев и устремив к былому взгляд и разум,
в былом найдёшь ты ад, конечно, ад - не рай же. Глубин тщеты коснёшься ты и разумом, и глазом.
Но тем верней метнёшься к ней - в ущерб всему и разом. Начнёшь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа, блуждать среди теней во временах богемных, в дымах и облаках, на чердаках Парижа, в чумных пирах, в иных мирах, подлунных и подземных, и вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных.

Уйдёшь, уйдёшь к теням в арондисман вчерашний. К дверям, что всё скрипят - никто никак не смажет.
Они не на замке, за ними зверь домашний, качнётся дверь, очнётся зверь, но ничего не скажет.
Хвостом вильнёт, потом зевнёт и спать опять заляжет. Входи, однако знай - нельзя войти в те воды, в каких уже тонул, - река течёт исправно. Темна страна теней. Оттуда жди невзгоды, оттуда звук - уже испуг, а если знак - подавно, а если блик, то лишь на миг - неясно и неявно.

Сверкнёт былой хрусталь, и звон его хвалёный на миг вернёт тебе огни, пиры, гаремы.
Камзол блеснёт златой, мелькнёт берет зелёный, и снова тьма, зима, зима, и никакой богемы.
Вот и ответ - её ведь нет, и, значит, нет проблемы. А в том, что пуст архив, что каталог бессвязен, Париж не виноват - уж он давно не рядом. Давно не помнишь ты, как он спесив и грязен, но помнишь ты - мосты, мосты, в саду фонтан с каскадом, и постамент, и монумент, воздевший длань над садом.

Пред ним, облюбовав одну из трёх ступенек, стоят седой старик и мальчик-воробейчик. Слепых не щуря глаз, поют они для денег. У старика гармоника, у мальчика бубенчик. Пять первых нот, и вот он, вот, мотивчик тот, рефренчик. А ты уже не слеп, уже ты сам из тех, кто платит. Скучай хоть вечер весь в бистро, один среди стекла и пробок. Encore, опять encore! Третий стакан, шестой, седьмой, восьмой - хватит! Не хочет твой близнец былой ни устриц, ни похлёбок, он - тень в толпе, но с ним тебе всё так и жить бок о бок.
Гарсон возник из тьмы, принёс ещё спиртного. Спросил, подать ли счёт. И отошёл, не понят.

А те слепые два, то замолчат то снова: "la boheme, la boheme...", - а дальше слов не помнят.