| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Лекция Сергея Кургиняна Полит.ру: Мы публикуем стенограмму публичной лекции руководителя... А мы публикуем конспект стенограммы (давно я так не смеялся, живот даже заболел). Метод: вырывать из контекста. Тогда осыпается шелуха и остаются одни перлы чистого разума. Полит.ру: Данная лекция, на наш взгляд, – блистательный пример мировоззренческого текста. А когда дело доходит до оснований, до картины мира, до мировоззрения - тут уже бессмысленно полемизировать по мелочам. Лейбин. ...в театре “На досках” в свое время происходили очень важные лекции и обсуждения – они были одним из прототипом того, что мы пытаемся делать в рамках «Публичных лекций». Выступление ...я услышал о «Билингве» и о том, что это такое, от Саши Неклессы. ...После лекции моя жена Маша может раздать вам приглашения на наши новые спектакли. ...Какой аппарат описания можно применить, что с ним можно сделать — в общем, что я здесь собой представляю, какую школу, какой подход, какую логику репрезентации происходящего. ...Мне приходится последнее время довольно часто иметь дело с иностранной аудиторией. Недавно мы стали ассоциированными членами ООН, проходят какие-то ооновские программы; мы все время ведем диалог с кругами, связанными с так называемой борьбой с международным терроризмом. ...Все возможности описания расщепляются и представляют собой, как я это вижу, вот такое дерево. Первой и знаменитой возможностью описания является conspiracy theory, она же теория заговора. ...Это некая сила, которая на долгом промежутке времени очень могущественна, чего-то там делает и к чему-то волочет. Этот принцип подхода обладает двумя характеристиками. Во-первых, он заведомо ничего не описывает, во-вторых, он нечто возбуждает. Второй способ описания процесса — это некое академическое описание. Один из международных специалистов был на международной конференции, где я присутствовал. ...Смысл здесь заключается в том, что академическое описание применительно к ряду вопросов является абсолютно беспомощным. Первое возбуждает и мистифицирует, а второе вообще ничего не описывает. Просто — ничего. И посреди всего этого дела есть третье направление, которое я называю теорией элит. Восемь или девять лет моей жизни я потратил на то, чтобы в сознании тех, с кем я говорю — за границей и в России, — провести железное различие между зоной конспиративных теорий и теорией элит. Собственно говоря, теорию элит невозможно скомпрометировать. Питирим Сорокин, если мне не изменяет память, успел получить Нобелевскую премию или что-то в этом роде. Эта теория действительно что-то описывает. Ереванское радио спрашивают, что такое снег, оно говорит: “Ну как тебэ, дорогой, объяснить? Ты что такое пэрсик, знаешь?” — “Да”. — “Снег — это совсем наоборот”. Смысл заключается в том, что это две совершенно разные вещи. Все, чем мы занимаемся, находится в этой зоне теории элит, ничем другим мы попросту не занимаемся. Занимаемся мы этим давно; судьба, театр “На досках” и все прочее позволили мне сформировать довольно плотный коллектив. Поверьте, что когда есть это терпение, люди и способность систематически чем-то заниматься, то лет за десять-пятнадцать можно сформировать и базу данных, и представление о процессе. Кстати, на западе есть специалисты по сложным дисциплинам, как, например, вайолентология — теория насилия, — которая связана с изучением полукриминальных государств Латинской Америки. Или параполитика — изучение непрозрачной части политического процесса, не сводящейся к институтам демократии, парламента, прессы и всего остального. Следующий вопрос, который я должен обсудить, перед тем как перейти к России, заключается в том, что такое элита. Это некая взвесь, студень, в котором есть люди с большими деньгами и разнообразными наклонностями... Самый главный вопрос заключается в том, что в элите происходит образование неких социальных тел, которые обладают способностью самоудерживаться, самовоспроизводиться и саморазвиваться. И это есть главное качества элитного процесса. ...А я считаю, что советская элита воспроизводится в постсоветской фазе. Она, в сущности, и ликвидировала государство (я имею в виду СССР) ради воспроизводства в новых формах. ...Если есть социальные системы, то эти социальные системы определенным образом устроены. Социальная система не в состоянии воспроизводиться, если она не имеет ядро и периферию. Каждый раз, когда мы говорим об элитной социальной системе, мы имеем в виду ядро и периферию. В этом смысле элитная социальная система всегда закрыта. По крайней мере ядро ее закрыто, если оно не защищено какими-то оболочками... ...Это можно показывать, есть теория закрытых элитных организаций — социальных тел. Это же касается конфессиональных институтов. Можно называть их “ордена”... В конце концов орден иезуитов существует, пойдите на сайт и посмотрите — оно там есть. Эти системы должны каким-то образом себя воспроизводить. Воспроизводят они все-таки всегда смысл. ...Суть для меня в том, что эта власть во всех ее инкарнациях или новых модификациях одинаково чурается двух основополагающих вещей: идеологии и стратегии. Она не хочет ни идеологии, ни стратегии и любой ценой выходит из всей зоны, в которой существуют идеология и стратегия. Каждый человек, который пытается навязать этому процессу идеологическое и стратегическое содержание, вызывает ужас, оторопь и отторжение, потому что зачем же это нужно? Чего именно? Некой философии выживания, согласно которой слишком обременительно иметь стратегию, иметь идеологию, и высшее выражение стратегии и идеологии — проект. Под проектом я имею в виду не project, когда проекты все одинаковы, хоть белье, хоть историко-культурные ценности. Нет, я имею в виду исторический проект. О том, что я под этим имею в виду, я буду говорить дальше. ...Подождите три-четыре года. Собрались люди, они еще не освоились по-настоящему, но пройдет три-четыре года, и у каждого из них появится свое Я: кто главный, кто не главный, кто ближе, как говорят, к телу, к каналам принятия решений и ко всему, что из них вытекает, кто дальше. ...Если считать, что мегатренды в России позитивные, то можно сколько угодно работать византийским методом на сдержках и противовесах. Но если считать, что тренды негативные, а я убежден, что они негативные, начиная с демографии и заканчивая всеми остальными, то поворачивать мегатенденции можно, только имея мобилизационную команду. Неважно, в какой идеологии — в любой. Но она должна быть сплочена. ...Если нет стратегии, идеологии и проекта, то не может быть команды. Если нет команды, то не может быть мобилизации. Если не может быть мобилизации, начинается стагнация в ее ухудшенном варианте... ...Россия никогда в жизни не жила без проекта, более того, без проекта глобального. У нее нет опыта такой жизни. У мира нет опыта восприятия России вне этого проектного модуса. Мир не понимает, как с этим себя вести, он не понимает, что это такое. Ладно, там сажают в тюрьмы, ужасный режим, Сталин — не Сталин, но какие-то новые образцы кинематографа, образцы какой-то научной деятельности — мы через это общаемся, мы понимаем, что жизнь ужасна, но вот это есть. А теперь ничего нет... Зимой позапрошлого, кажется, года, в районе Нового года я с семьею был в Италии. Мы устали, зашли в какой-то ресторан, который по неожиданности оказался довольно высокого класса. Мы сели, официант что-то нам подает, потом говорит: “Извините, вот мы видим: какие-то приличные люди... Вы из России?” Я говорю: “Да”. — “А можно я задам вопрос, который выходит за пределы моих обязанностей?” — “Да ради Бога, сколько угодно, присаживайтесь”. — “Да нет, я не хочу присаживаться, спасибо, я не имею права. ...У России нет глобального проекта. Глобальных проектов на большом временном промежутке было два: православный и коммунистический. Любой из них был мировым. Как только этот глобальный проект кончался — крест на Святой Софии или Царство Божие на всей земле, — у всего этого кончались силы, и оно так или иначе разваливалось. Все годы существования российского общества пронизаны этой глобальностью. Ею пронизан язык. Я не буду показывать, как это реализуется семантически, просто без этого ничего нет. ...может быть нормальный национальный проект. “Почему его не может быть, почему все попытки его создать провалились?” А я убежден, что некоторая часть элиты именно ради реализации этого национального проекта пожертвовала империей, потому что национальное государство и империя — это разные вещи. ...И в сущности, сегодняшняя фаза системного кризиса означает кризис самой национальной государственности как таковой. И недаром все чаще и чаще появляются некоторые намеки на то, как именно это будет распадаться. Вот сегодня еще один появился. ...Основополагающий проект, в пределах которого живо человечество последние несколько столетий, — это проект модерн. Именно проект модерн со светским национальным государством, гражданством, парламентской властью, народом-сувереном, нацией как субъектом модернизации. Кто субъект модернизации? — Политическая нация нового типа. Новая для того времени. Рядом с этим проектом всегда был конкурент. Конкурентом этого проекта был контрмодерн. В последнее время рядом с этим проектом находится еще один проект, называемый постмодерн. Постмодерн — сложная конструкция, и я буду говорить о совсем простых вещах, используя Джеймисона, его книги о постмодернизме как культурной формуле позднего капитализма. ...Две более широкие вещи, вводимые постмодернистской моделью, — это практикабль и симулякр, которые рассматриваются философией Фуко и всеми, кто идет за ним. ...Практикабль — это простая вещь, это перевязь Портоса. ...Симулякр — это более сложная конструкция. ...Мне они все безразличны, я ни о ком из них не хочу говорить ни хорошо, ни плохо. Что утверждается? Что население всегда будет реагировать на симулякры, неотличимые от действительности. ...То есть, в сущности, это вторичная архаизация. В одной из среднеазиатских стран с очень просвещенным демократически избранным вождем его ближайшая европейски образованная элита утверждала, что ее главная задача — это вторичная юртизация своего населения, без этого нация построена не будет. Но это не нация! ...Над чем трагическим как бы мучается и во что развивается мысль западных интеллектуалов? Над чем она мучилась и мучается в связи с проблемой объединенной Европы? — Нельзя создать сильную Европу, не разрушив сильные национальные государства. Нельзя одновременно иметь сильные Францию и Германия и сильную Европу. Значит, Европа, если и будет объединяться, то как Европа регионов. И эта формула существует. Поезжайте на Францию посмотрите на все это, от Бретани до Окситании: “Американцы, помните: Окситания — это не Франция”. Уже начался процесс вторичной регионализации. Он будет происходить в Германии: Бавария и так далее; в Италии: Падуания и что-то еще. Нельзя объединить Европу, не разрушив национальные государства. А дальше начинается самое интересное, связанное со всеми этими открытыми обществами и всем прочим. ООН публикует данные, по которым для нормального развития Европы в ближайшие десять лет необходимо ввести 500—700 миллионов мигрантов. Гайдар публикует данные по России: сколько нам нужно, какая здесь экономическая депрессия. Что есть сочетание всех принципов открытого общества с этой тенденцией к миграции в рамках глобализации? Это значит, что надо быстрее привозить с юга рабочего, быстрее давать ему гражданство, быстрее обеспечивать интеграцию. ...Коммунизм — естественная часть модерна по всем своим основным характеристикам, и фашисты это хорошо знают. Если мы говорим о том, что модернизационная диктатура возможна, — а модернизационная диктатура возможна: бонапартизм — это модернизационная диктатура — то мы не будем говорить о том, что главный вопрос заключается в том, какие институты работают, потому что эти институты могут сформироваться в таком людоедском консенсусе, что нам вся эта демократия покажется Бог знает чем. Стало быть, вопрос заключается в том, что демонтаж этого коммунистического модуля обнажил то, что единственное, что осталось, — это как бы либерализм. Либерализм в западном проекте, то, что могло бы спасать западный проект модерн. Но либерализм в ауте! Что с этим сволочным постмодерном-то организовалось? И что теперь? Остались консерваторы — Буш. А что такое консерваторы в собственном соку? Это уже не консерваторы. Так в чем же проект? В чем мы участвуем? Что происходит на территории России и будет происходить там? — Так и происходит эта архаизация. Она [Россия] катится вниз, потому что нет ни идеологии, ни стратегии, ни формулы мобилизации, ни команд, ни каких-либо активных методов, при помощи которых можно все это организовать. Обсуждение Вопрос из зала: где в вашей картине находится глобализация? Кургинян: Постмодерн. Вопрос из зала: Просто постмодерн? Кургинян: Просто постмодерн. Из зала: Понятно. ... Лейбин: Как мне кажется, оппозиция состоит в том, что есть картина мира, в которой, в вашей терминологии, постмодерн создает коалицию с целью разрушения модерна, но и есть и другая, и в мировоззрении многих людей в Европе и в России, которые связывают себя с либеральной идеологией и так называемыми демократическими ценностями, мир выглядит по-иному... Но ваша картина мира: она для этого такая? Или это действительное убеждение, действительный итог анализа? .... Кургинян: Все прочитать невозможно: это сотни авторов; например, я не читаю свободно по-итальянски, а они не все переведены. Но все, что я мог прочитать, — а это порядка сотни книжек — все пронизано одним: ненавистью к модерну, желанием его стереть с лица земли. Вопрос из зала: Сергей Ервандович, хотелось бы услышать небольшое уточнение вашей точки зрения на предмет истоков или ведущих факторов формирования того отчуждения, которое вы прекрасно описали: отчуждения к разного рода идеологиям и системе выдвижения концепций. Курнинян: Класс как целое действует не по совокупной логике его составляющих. Если каждый человек ворует, это не значит, что весь класс ворует, — он делает что-то другое. ...Повышайте пенсию до тысячи долларов в месяц. Это нормально, пусть люди пользуются, как хотят. Повышайте зарплату, это нормально. Это сфера свободы. ...Что такое рынок? Рынок — это очень сложный механизм управления. С точки зрения сложности механизма управления, это другие возможности управлять. ...Кто-то из этих безумцев уже договорился до того, что будет производственный контур менять с помощью рынка. Мне звонили с запада, спрашивали: “Это что, пьяные? Что они там себе надумали?” Кто в мире менял производственный контур с помощью рынка? Вопрос из зала: Из ваших довольно противоречивых высказываний не совсем понятна ваша позиция: то вы говорите о необходимости контрмодерна, то говорите о том, что проекты не нужны... Лейбин: Нет, все было как раз наоборот! Вопрос из зала: Ладно, тогда я переформулирую свой вопрос. .... Кургинян: Для меня нация есть субъект модернизации. Под нацией я имею в виду политическую форму существования общества в XIX веке, чуть раньше и в дальнейшем. Нации могут делиться на политические и культурные. Во Франции нация политическая, в Германии культурная. Понимаете, если верить в реальность, то вся эта декомпозиция будет сметена первым контрмодернистским импульсом, первым хозяином, который придет с правдой и любой свирепостью. Это нежизнеспособно — я так считаю. ... Вопрос из зала: Жестче сформулирую вопрос: почему я обречен на развитие? Почему я не имею права брать и не развиваться? Кургинян: Живая система построена так, что не развиваясь, она деградирует. .... Вопрос такой: перед каким вызовом модерн вдруг обломился? Что вдруг такое случилось, что он не смог взять эту планку и стал уступать место постмодерну? Кургинян: Я хочу прежде всего сказать, резервирую здесь свое особое мнение, что конвульсии Буша после 11-го сентября есть конвульсии модерна. Я настаиваю на этом. Идиотские конвульсии модерна. Я людям из его ближайшего окружения говорил в такой формулировке, имею право здесь это повторить. Но вы задали гораздо более интересный вопрос: что произошло лет сорок назад, когда все это произошло и что возникло. Я считаю, что модерн — не модерн, а сами силы истории спасовали перед игрой. Я ввожу такой термин — игра. До какого-то момента история существовала как абсолютность. Игра — более важное понятие, чем постмодерн. Она началась где-то в 50-е годы. Это неоколониализм и возможность управления уйти-и-остаться, это особый тип спецслужб, который сформировался на рубеже 50-х... Свою роль сыграла экспансия восточной философии - буддизма, прежде всего - в тело протестантской культуры. Это имело огромное значение. Я убежден, что фактически — амбиции были на другое: на меритократию, на то, чтобы похоронить этот капитал вообще. А фактически финансовый капитал взял эту интеллектульную элиту к себе в карман и натравил ее на промышленную буржуазную элиту. Это был раскол промышленно-буржуазной и финансовой элиты. Дальше. Я упоминал некие очень неоднозначные процессы с космосом и с крупным техническим проектированием XXI века. Как и с термоядерной энергией. Поверьте, я знаю, что говорю. ... Пока смыслы держали государство, все было нормально. Как только смыслы рухнули... Когда они начали рушиться? Неправда же, что в 60-е. Тогда они еще были. Наверное, все-таки в 70-е, а с 60-ми сложный вопрос. Лейбин: К сожалению, наше время на исходе, и пора заканчивать... |
|||||||||||||
![]() |
![]() |