| 
    | |||
  | 
    | 
 
 Бросив взгляд... Молодец skotik! После его записи пошел, разыскал, раскрыл, застыл. Выписываю подчеркнутое (пометы разными карандашами, лет за 20 накопилось): - Марфа Тимофеевна ходила живо, держалась прямо и говорила скоро и внятно, тонким и звучным голоском. - "Глядит таким смиренником... голова вся седая, а что рот раскроет, то солжет или насплетничает. А еще статский советник!" - Да ты, полно, не сочиняешь ли? - Никак нет-с, я их самолично видел. - Ну, это еще не доказательство. - Отец... человек со сладкими глазами, помятым лицом и нервической дерготней в губах, весь свой век терся между знатью, посещал английские клубы обеих столиц и слыл за ловкого, не очень надежного, но милого и задушевного малого... ... который сам терпеть не мог музыки, но держал оркестр из чванства. ... что-то доброе, честное, что-то необыкновенное виднелось в этом полуразрушенном существе. ...провалились, словно их кто ночью в реку бросил (об изданных другом за свой счет двух сонатах Лемма). С чего бы ни начинал он разговор, он обыкновенно кончал его тем, что говорил о самом себе, и это выходило у него как-то мило, мягко, задушевно, словно невольно... [задолго до Зощенкиных героев]: Узнаю вас в этом вопросе! Все никак не можете сидеть сложа руки... ...о котором недавно прочел две французские брошюрки, и с спокойной скромностью принялся излагать из содержание, не упоминая, впрочем, о них ни единым словом. [прям про учреждения наши - помета 1974 г. ; еще бы им не тосковать - помета 1994]: обширные, теплые и неопрятные хоромы; все это наедалось чем попало, но досыта, напивалось допьяна и тащило вон, что могло, прославляя и величая ласкового хозяина... велела сказать ... через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти верст. без ее разрешения сахару не выдавалось... При свидании с сестрою он с первых же слов объявил ей, что намерен ввести коренные преобразования, что впредь у него все будет идти по новой системе. Глафира Петровна ничего не отвечала Ивану Петровичу, только зубы стиснула и подумала: "Куда же я-то денусь?" В сущности же власть Глафиры нисколько не уменьшилась: все выдачи, покупки по-прежнему от нее зависели; вывезенный из-за границы камердинер из эльзасцев попытался было с нею тягаться - и лишился места, несмотря на то, что барин ему покровительствовал... [Ельцин и Немцов, помета 1997]: дедушка изредка гладил его по головке и допускал к руке, но называл его букой и считал дурачком.  | 
|||||||||||||