Ucropia o morte

Maison Dieu: в темноте да в коммюноте
Из автобиографии Бердяева "Самопознание":
Вспоминаю об аресте, как о пережитом большом подъеме, почти экстазе. Я никогда не испытывал больше такого чувства связи с communauté, я был наименее индивидуалистически настроен. При аресте и допросах, как и во всех катастрофических событиях жизни, я по характеру своему не склонен был испытывать состояние подавленности, наоборот, у меня всегда был подъем и воинственная настроенность. Так было и когда я был арестован в советский период. Но состояние, которое испытал я и многие другие, когда социал-демократы в большом количестве были водворены в тюрьму, заключало в себе что-то совсем особенное, что сейчас должно казаться смешным. У нас совсем не было такого чувства, что мы провалились, наоборот, настроение у нас было победное, нам казалось, что начинается новая эра в освободительном движении, что повсюду, и даже в Западной Европе, будет резонанс на наш арест. Без преувеличения могу сказать, что чувствовал себя в тюрьме очень приятно. Первые дни в огромном общем помещении я прочел ряд докладов и тд
То есть дело тут, надо понимать, не в самом аресте, ярости благородной от сознания, что ты сопротивляешься тирании и тп, а в вот этом вот групповом совместном пребывании в замкнутом пространстве.
Что замечательно -- перекличка с Сартром.
Point тут в их сексуальной ориентации (Бердяева и Сартра), которая была отнюдь не straight, чем, собственно, легко и объясняется их тяга ко всяческой "коммюнотé"
Молодой Сартр в "Тошноте" всласть поиздевался (но позже и сам стал частью этого цирка или церкви, этой соборности) над коммюнотарностью в лице Самоучки, сделав этого персонажа самопровозглашенным соци и тайным гомиком-педофилом. В одном эпизоде Самоучка рассказывает, как стал адептом коммюнотарности: оказывается, очутившись во время войны в немецком плену и будучи запертым в бараке в тесноте с другими пленными, он испытал что-то вроде оргазма:
Когда шел дождь, нас загоняли в большой дощатый сарай, и мы, почти две сотни человек, стояли там впритирку друг к другу. Дверь запирали, и нас, стиснутых со всех сторон, оставляли почти в полной темноте. /.../ Все эти люди находились рядом с тобой, ты их едва различал, но чувствовал, как они сдавливают тебя, слышал, как они дышат… Как-то раз – нас еще только начали запирать в этот сарай – теснота в нем была такая, что я чуть не задохнулся, и вдруг меня захлестнула неимоверная радость, я едва не упал в обморок – я почувствовал, что люблю этих людей, как братьев, я хотел их всех обнять. С тех пор каждый раз, оказавшись в этом сарае, я испытывал такую же радость. /.../ Этот сарай стал в моих глазах святилищем. Несколько раз мне удавалось обмануть бдительность часовых, я пробирался туда совершенно один и там, в темноте, вспоминая пережитые мной в этом сарае радости, впадал прямо-таки в экстаз.
То есть социализм для Сартра, Бердяева и им подобных это эвфемизм для группового секса, "свального греха". "Урок, позднее извлеченный Сартром... не нужно бояться «третьего», сторониться отчуждающего «взгляда», нужна готовность к свальному греху, который для него и есть коммунизм – марксистский горизонт истории. Философия позднего Сартра – теоретическое обоснование коммунальной практики, описанной Зощенко. (Сартра можно спроецировать и на Платонова: «обретение в голом порядке друг друга».)"
ЗЫ возможно, и в случае Достоевского -- с последовавшими после отсидки панегириками каторге -- дело тоже в этом. Возможно, в "Записках из мертвого дома" можно отыскать соответствующие пассажи (лень перечитывать)