СТИКС

В два часа ночи мы подъехали к центральному участку. Полицейская машина застыла на пороге. Ворота долго не открывались. Хотелось спать.
Стены КПЗ желтели полузатопленным куском янтаря, лежащим на берегу мёртвой реки. Или реки мёртвых... Границы. Границы между двумя состояниями одной системы. Мост, тоньше верблюжьего волоса.

Наконец-то открыли. Я выпрыгнул на блестящий асфальт. Окинул взглядом пустую улицу, канал, торговый центр Stocman, кольцо 6 трамвая. И пошёл внутрь, не удержавшись от глупой бравады сказать - "Вот моя деревня, вот мой дом родной". Охранявшие полицейские никак не отреагировали, видимо привыкли к дешёвым понтам. Двери закрылись. Насекомое нырнуло в каплю смолы.
На первый взгляд за два года ничего не изменилось. Те же грязные коридоры, те же сонные дежурные. Удивил обыск, раньше раздевали догола и заставляли приседать, чтобы никто не пронёс в заднице запрещённые препараты, сокращающие время... На этот же раз ограничились поверхностным осмотром одежды. Одевшись, привычно пошёл в сторону подвала, но дежурный вдруг остановил со словами - "Подожди, сперва возьми матрас и одеяло". Я резко остановился. Моя челюсть стремительно устремилась к обшарпаному полу. Ошеломление усилилось, когда я увидел вполне новые, туристические матрасы и почти домашние одеяла в чёрно-белую клетку. Всё-таки не зря заключённые дружно голосовали за вступление в ЕС, при независимости я спал в переполненной камере, на деревянном возвышении, накрывшись собственным пальто.
Нырнули в подвал. 101 камера, несколько шагов по грязному полу, затем на половине камеры резкое возвышение. Тот же пол, но на нём спят три человека. Отлично, камера рассчитана на четверых. Кинул матрас рядом с ними, и погрузился в нервный сон. Знакомство отложим на завтра, впереди целые выходные. Пять часов назад мне подписали постановление о трёхдневном аресте. Есть время обдумать, подготовиться и вспомнить...

            В кабинете, куда меня привели, уже сидели два отдалённо похожих на меня молодых человека. На мой вопрос:- "кого опознают, меня или вас?" , они ответили невнятным бормотанием по-латышски. Значит меня. Кроме них в кабинете я увидел симпатичную, но очень серьёзную девушку следователя, представившуюся Оксаной. Единственными знакомыми лицами, были арестовывавшие меня опера. Весьма весёлые и непосредственные ребята, по-ковбойски ворвавшиеся в квартиру моих друзей. Размахивая оружием во все стороны.
В глазах Оксаны и оперативников читалось нескрываемое торжество удачливого охотника. Возникло неприятное предчуствие. Кто же будет меня опознавать? Наверное какой-нибудь излишне бдительный житель улицы Дудаева, увидевший в окно подозрительные силуэты. Или...
Реальность оправдала самые худшие предчувствия. Открылась дверь, и ввели Павлика. Так я впервые его увидел. Формально мы были давно знакомы, но человек, которого я знал до этого, был совсем другим. Высокий, громогласный, самоуверенный мажор. Белокурая бестия. Мы не были с ним друзьями, слишком разные характеры. Но я очень ценил его болезненное самолюбие, желание состояться, желание быть. Были моменты, когда я действительно был очарован его наглой, молодой энергией. Но в том существе, что ввели в кабинет, не было энергии. В нём не было почти ничего, лишь медленно сдувающаяся оболочка. В первый раз я увидел действительно сломавшегося человека, и это было страшно. Я много чего страшного видел в своей жизни, но это был финиш.
- Кого из присутствующих вы узнаёте? - жёстко спросила Оксана.
- Его, - прошептал Павлик и показал на меня. В первый раз я услышал, что бы он так тихо шептал. Он всегда был очень громким...
- Как вы его узнали?
Вопрос явно поставил его в тупик. Он помолчал, и неуверенно произнёс - По лицу.
- И что вы с ним делали?
- Я же вам уже сказал! - с нескрываемым отчаяньем прошептал Павлик.

Было действительно видно, что ему больно. Что он не ожидал увидеть меня и не хочет повторять в моём присутствии. В этот момент его было жалко. Но Оксана твёрдо повторила вопрос, и он ответил. Казалось, вместе с произносимыми словами ему в кости впрыскивают сильнодействующую кислоту, растворившую весь скелет. Слова "улицу Дудаева" он говорил буквально стекая в обшарпанный стул. Сливаясь со стулом, растекаясь по нему, превращаясь в его мясо и кожу. Взгляд, устремившийся куда-то вбок, тихо затухающая улыбка...
 - Теперь я действительно вижу, что Аллах создал человека из глины.
Павлик никак не отреагировал, возможно он даже не услышал этих слов. Но Оксана услышала, и потребовала разъяснить. Я ответил, что это литературная аллюзия на одну книгу, которую он точно читал.
- Ну что, теперь то настроение ухудшилось? - ухмыльнулся полицейский в чёрной кожаной бандане, чем-то похожий на карикатурного пирата.
- Ни капли! - я как-то ухитрился усмехнуться в ответ, и подписался на постановлении о аресте...

Утро. Наверное, ничто не может сравнится с пробуждением в неволе. Вернее с тем коротким моментом, когда ты понимаешь: кто ты, где ты, и кто вокруг тебя.
Странно, но тот факт что рядом со мной воры, грабители и потенциальные убийцы, вызывал только спокойствие и умиротворение.
Их было трое. Я почти не запомнил их лиц и полностью забыл их имена. Остались только ощущения, исходившие от них. Наверное, если я встречу кого-то из них в толпе, то узнаю по ауре.

Первый был сильным. Уверенным. Было неясно, кто он и чем занимался. Хотя он и был вполне откровенен, но ухитрился не сказать ничего. Когда его прошлый раз сажали он победил. Остался на свободе. Но потерял жену. И ушёл в долгий амфетаминовый загул. У него появилась другая женщина, да и денег судя по всему хватало. По крайней мере на наркотики, витамин не очень мешает активной жизни, скорее даже ускоряет. Но я с трудом верю, что он мог годами постоянно быть на "белом", причём пускать по вене. Никакого здоровья не хватит. Хотя... Амфетамин - самый популярный наркотик в нашем регионе, как трава в Средней Азии или кокаин в Колумбии. Вроде бы и лаборатории, в которых его синтезируют, находятся где-то здесь. И мне встречались люди, которые были на нём очень долго. Они привыкали есть и спать, несмотря на то, что этого совсем не хочется. Привыкали жить на волне искусственной пассионарности...
Сейчас этого человека вновь сажали за хранение оружия. Он отлежался в КПЗ, пока не закончились заплёты, и придя в себя понял, что любит ту, с которой сейчас живёт. Вроде бы он даже признался для того, что бы её защитить. И всерьёз собирался просидеть весь предстоящий срок и вернуться к ней. В это я могу поверить, витамин - очень циничный наркотик. Под ним любви не чувствуешь, всё перебивает азарт и бешенная энергия. Зато на заплётах начинаются моральные терзания. Как было написано на стене обшарпаной остановки трамвая, далеко на окраине Риги, -"Кто заплёта не чувствовал - тот жизни не видел"...

Второй был спокойным. Молодой, здоровый латыш, сидевший по зонам с четырнадцати лет. Коренной обитатель тюрьмы. Не в первый раз встречаю таких людей, их личность сформировалась за решёткой и другой жизни они просто не понимают. Выходы на свободу подобных персонажей больше похожи на кратковременные набеги варваров. Очень кратковременные, этот погулял не больше месяца. Взяли на ларьке, но моментально раскрыли, что это он устроил ограбление школы. Вырубил охранника и вынес технику. Никакого волнения в связи с неизбежным возвращением домой он не испытывал. Какие-то эмоции вызывало только то, что его арестовали в старой и грязной одежде, и её нужно чем-то заменить. Парень очень надеялся на следственный эксперимент. Ведь можно договориться, чтобы ему разрешили зайти за вещами.
Среди его татуировок что-то делал знак "Инь-Янь". Когда на утренней проверке у него спросили значение - ответил что "добро и зло". У меня это тату вызывало ностальгические ассоциации с похожей наколкой у Микки Нокса, я как раз незадолго до ареста пересматривал с родными "Прирождённых Убийц". Но вряд ли деревенский грабитель даже слышал о подобном фильме...

Третий был нервным. Тоже бывший зек, но прошлая отсидка сделала его убеждённым христианином. И было видно, что он всерьёз готов вести праведную жизнь. Правда не очень удачно. Сейчас его задержали за компанию с другом, который пытался что-то из магазина вынести. Он всё время был напуган. Паника от возможности вернуться обратно на зону, плюс не меньшая паника от возможного заражения энцефалитом. Его за неделю до задержания клещ укусил. Он часами расспрашивал о симптомах заражения... В результате он для меня стал самым мутным и тяжёлым в общение жителем камеры. Но одновременно и самым светлым. Другое дело, что я не очень доверяю светлым людям...

И четвёртым персонажем выступил ваш покорный слуга, задержанный по обвинению в хулиганстве на политической почве. Никто из присутствующих не стал меня расспрашивать о подробностях, и я влился в этот маленький, сложившийся на два дня коллектив. Предстояли выходные, самое скучное время в этих краях...

На самом деле мне повезло, меня задержали в пятницу вечером. Поэтому до понедельника никаких следственных действий проходить не могло, нельзя ни судить, ни допрашивать. Здесь ты сам становишься чужой работой, и обрабатывать тебя не позволяет трудовое законодательство. Так что есть время всё обдумать и подготовиться. Зато в понедельник будет интересно, санкция трёхдневная, а значит до вечера мне должны будут либо предъявить что-то конкретное, либо выпустить под подписку. А пока будни. Заходящие утром охранники, раздевающие всех до трусов и обыскивающие помещение.  Три пластиковые бутылки, заполняемые утром водой. Попытки стрельнуть у охранников спички (сигарет, как ни странно, хватало). И разговоры.

Разговоры вращались в основном вокруг трёх тем. Это были женщины, разные виды наркотиков и еда. Нетрудно догадаться, что самыми страстными были рассуждения о последнем.   Казалось, что самым тяжёлым в ситуации ареста фактом является невозможность выйти и купить сгущёнку или грецкие орехи. Мы придумывали рецепты самых фантастических блюд и давали громкие обещания рано или поздно  выйти и испробовать все гастрономические фантазии на практике. Прекрасно зная, что никто из присутствующих на воле и не вспомнит об этом. Я больше слушал, хоть это мне не свойственно. Впрочем, я всё равно получил кличку Журналист и был вынужден отвечать на долгие расспросы «третьего» об энцефалите. И еле удержался от идеи рассказать бедняге про опасность слегка свихнуться,  приведя в пример историю с Летовым, писавшим в подобном состоянии альбом «Прыг Скок». Знаю, что он бы не понял, кто такой Егор, но это всё могло бы ещё больше снести ему крышу.

В одну из двух ночей я проснулся оттого, что третий молился. Он лежал с закрытыми глазами и нервно шептал «Отче Наш». Было почему-то противно, словно ты застал человека за мастурбацией. И я никак не показал, что слышу его...

Камера невелика. Я несколько часов хожу по одному маршруту, стараясь не шуметь. Люди спят, мы вообще стараемся спать как можно дольше. Мне же необходимо движение, это успокаивает. Вроде бы в Тибете есть похожая медитация. Это как условный рефлекс, который проявляется каждый раз, когда я попадаю в камеру. Круг за кругом. Душит злость на себя.

Совершенно неожиданно меня выдернули наверх. Следователи знали, что нельзя проводить никаких официальных действий, но им явно хотелось поговорить. Разговор не заладился. Они немного ошиблись с подходом, попытавшись взять меня на жалость. Я выслушал трагичную историю о мрачных перспективах, ожидающих пару молодых и проходящих по этому делу человек, которые себе обязательно сломают жизнь. Но я могу их спасти, взяв всю вину на себя. Причём ясно, что дело туфта и меня точно выпустят после признания, Павлик-то на свободе ходит. Но если я продолжу упрямится, то придётся передавать дело в суд, а там всё зависит от степени ебанутости судьи. Поэтому они предложили мне ещё чуток подумать и подписать в понедельник все нужные бумаги. Я вежливо сказал, что подумаю. Как то не хотелось высказывать своё реальное отношение к угрозам молодым, хотя меня самого удивил мой цинизм. Мне не было их жаль: выдержат – молодцы, не выдержат... Значит так надо. Однако, спустившись в камеру, я начал ходить кругами, пытаясь скрыть бешенство. Или стыд.  Я действительно думал.

Даже сейчас я не хочу объяснять причины, по которым я задумался о правоте своей картины мира. Скажу одно, на минуту я решил теоретически представить другую жизнь и другие решения. Я представил себе как даю показания и выхожу на улицу. Но я не смог представить эту улицу: за дверью была пустота. Эта пустота успокоила меня. Выбора не было. Всё идет как надо.

Вечер. Не помню, какой из двух. Арестованный за оружие стоит на голове, он занимается гимнастикой. Грабитель пытается дышать через узкую дырку, ведущую во двор. Кажется,  там идёт дождь. Не помню, почему в тот момент мы заговорили о воде... Да и самого разговора почти не помню. Осталось лишь удивление, возникшее при монологе первого из трёх. Он с восхищением говорил о воде как неком первоэлементе, практически как о начале всех начал. На самом деле он просто посмотрел когда-то некую псевдонаучную передачу по «Discovery» и поверил в сказанное. Но я не встал ни вступать в спор, ни рассказывать о Фалесе Милетском или о «режиме воды». Я просто молчал, полулёжа в тёплой камере и вспоминал про прочитанную в раннем детстве брошюру с концепцией Фалеса, после которой меня прозвали «Философом». Про поэтический бред Штенберга из шестых Элементов и  о сходстве всего этого с шаманской болезнью, брошюру о которой я также прочёл в детстве.  И о холодной воде в реке мёртвых. На самом деле не хотелось ни о чём думать. Этот момент был настолько архаичным, что казалось будто не было построено никаких империй и что до античности остались тысячи лет. Что ничего не изменилось и что современности нет. Последний раз я такое чувствовал в тюрьме, в момент когда вся камера собралась и жгла так называемые «факела», длинные  полоски ткани, вырезанные из простыни, с огнём на краю, к которому приставили кружку с чифирём. Люди сидели на корточках и ловко перебирали руками, не давая огню приблизится к пальцам. И стояла тишина, словно вокруг продолжался неолит, и племя поддерживало огонь. Вот и сейчас, речь этого простого бандита-амфетаминщика казалась не глупой, а древней, намного древнее всех моих отвлечённых концепций. И намного более подлинной...

Утром нас раскидали. Один пошёл на допрос, второго отвезли на следственный эксперимент. Причём шансы собраться потом в одной камере минимальны, в КПЗ зеков тасуют словно колоду карт. Я тоже собирался, настраиваясь на тяжёлый но интересный день. До вечера должно было стать ясно, остаюсь ли я в этом мире, или возвращаюсь туда. До шести меня либо закрывают , либо... Открылась дверь. Я шагнул в пустоту, оставив за собой третьего, лежащего в пустой хате. И услышал в спину тихое пожелание удачи...

Когда я вышел из суда, то в глаза бросился мокрый асфальт. Ливень закончился...

Первое что я сделал на воле – купил банку сгущёнки. Она оказалась неожиданно невкусной.