Даже если православные начинают тяготеть к православию, и объявляют Хлеб и Вино – освященными Дарами, то таковых или обзывают протестантами, или неизбежно высовывается из шкапа дух Паламы, и освящение мыслится как присутствие энергий, а следом за энергиями природа вырисовывается сама собою, поскольку Дамаскина еще никто не отменял. А уж сколько там природы – тут фантазия может разгуляться по полной, ибо Христос есть еще и Человек.

Допаламистское богословие не знало энергии, как связи с трансцендентным Богом. Ноу хау паламистской схоластики – Бог пребывает всей Полнотой Своего Божества в мире в качестве Своих нетварных энергий, действий. Не знаю – въезжает кто-нибудь или нет, что Палама, собственно, малоотличим от оппанента своего Варлаама. Они говорят примерно об одном…

«Но мы не должны, братья, мыслить это телесно и вещественно, как многие ученики, слыша слово это, соблазнились, говоря: “Как может Он плоть Свою дать нам есть?” (Ин. 6, 52). Ведь истинная плоть жизни, которую вкушают христиане, и кровь, которую пьют, есть Слово Его и Дух Святой, и Он вселяется и обитает в хлебе Евхаристии, и освящает его силой духовной, и хлеб становится Телом и Кровью Христовой» - Макарий Великий не знает о поздневизантийском богословии и пользовании им слова - «энергия». Для него Дух Святой входит и вселяется в «хлеб Евхаристии», и «хлеб» становится и Телом и Кровью. Но для Макария само христианство есть «пища и питие»: «Христианство есть пища и питие. И чем больше кто вкусит его, тем более возбуждается сладостию ум, делаясь неудержимым и ненасытимым, более и более требующим и вкушающим». То есть «хлеб евхаристии» есть Церковь, как буквально сказано у Павла: «потому один хлеб (oti eis artos), одно тело  (en swma)  –  (oi) многие (polloi)  мы есть (esmen) -  (oi) ведь (gar) все (pantes) из  (ek) - (tou) одного (enos) хлеба (artou) часть имеем  (metecomen)» -  «потому один хлеб, одно тело  –  многие мы есть -  ведь все из  - одного хлеба часть имеем». – «Часть имеем» - причащаемся. То есть – мы один хлеб и одно тело, потому что причастники одного хлеба: «Посмотрите на Израиля по плоти: те, которые едят жертвы, не участники ли жертвенника?»

«Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины».  Макарий прекрасно понимает это равенство Евхаристических Слова и Плоти, где: «Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь».

У Павла все понятно, у «протестанта» Макария – тоже. Совсем непонятно у всех этих потешных подвижников и их сподвижников, для которых Христос приходил только для того, будто, чтоб сверкнуть на Фаворе, и чтоб они расчухали про нетварные энергии. Для них Христос не ходил по земле и не любил тварное. Для них стало важным:

«Созерцать, любить Нетварность
Отрешиться совершенно
От всего, что возникает
И тотчас же исчезает,
И умом соединиться
С Безначальным, Бесконечным,
И Нетварным и Незримым.
Вот любви и суть и сила».

Для Симеона и Паламы нет Христа-Человека. Есть «Путь Обожения». Тео-буддизм. Войти в созерцание Нетварного, Безначального, увидеть свой член светящимся и порадоваться. Евхаристия – да, принятие внутрь «энергий» всей Троицы.

Мейендорф о Паламе:  «Во Христе Божество и человечество едины "по ипостаси" (халкидонское определение 451 года) и каждое сохраняет свое собственное "действие", "энергию" или "волю" (Шестой Вселенский собор 680 года). Если бы соединение их совершилось "по природе", или "по существу", оказались бы правы монофизиты, сливающие Божество и человечество в единую природу. С другой стороны, человечество Христа, оставаясь отличным от Божества по природе, обожено в силу своего ипостасного единства с Логосом: такое (то есть ипостасное) обожение, конечно, недоступно людям, но им доступно - путем приобщения к обоженному человечеству Христову - обожение по благодати, или по энергии. Палама именно в этом смысле понимает причащение Телу Христову в таинстве Евхаристии. В Церкви человек получает единство во Христе с Божественной жизнью, но единство не по существу (ибо тогда человеческие личности приравнялись бы лицам Св. Троицы и Бог стал бы многоипостасным)и не по ипостаси (ибо ипостасное, то есть личное единство Бога и Человека совершилось только в личности Единого Богочеловека Иисуса), а по благодати, или по энергии. То есть паламитское различение между сущностью Бога и энергиями необходимо уже в силу традиционной православной христологии, утвержденной вселенскими соборами. Поэтому собор 1351 года определил учение Паламы как развитие постановлений Шестого Вселенского собора о двух волях и двух энергиях во Христе».

То что Евхаристия подгонялась под соборные определения – это понятно. Человек приобщается «Божественной жизни» по благодати. «Божественная» же жизнь рисуется как ни забавно – безлично. Некая невиданная Природа, получаемая в Энергиях. Почему–то ее надо съесть, как можно сильнее до этого очистившись. Понятно, что сочинить такое возможно только в условиях полного богословского упадка.

Мейендорф: «С одной стороны, Палама со всей определенностью утверждает, что между Богом и тварью существует реальное общение, что Божественные свойства действительно сообщаются твари; с другой стороны, он хорошо понимает, что отождествление Бога с тварью означало бы пантеистическое их смешение и исчезновение твари как таковой в бездне Божественного бытия. Именно поэтому ему необходима мысль не только о присутствии Бога в твари, но и о Его существенной трансцендентности. В этом и состоит различие между усией и энергиями. Оно реально, а не фигуративно, поскольку Божественная трансцендентность и Божественное присутствие в тварном мире одинаково реальны, но различие это не предполагает, что энергии сводимы к неоплатоническим эманациям, которые представляют собою несколько "низшее" или "растворенное" состояние Божественного бытия. "Каждая энергия есть сам Бог", - пишет Палама».

То есть богословие Паламы это спор с мшистой философией, попытка объяснить что Бог в мире – действует.  Это - спор с саддукеями своего времени. Языком и понятиями саддукеев же…  Надо сказать, что вся эта фигня имеет корни в христологической апофатике, и идет от непонимания – что же такое Природа Бога во Христе. «Неслитные-нераздельные» энергии шестого собора – очевидный богословский промах.  И тянется он от халкидонской недосказанности «неслитных-нераздельных» природ…

Во Христе не было никакой иной «Божественной природы» кроме Личности-Логоса-Слова. «И СлОво было – Бог». Цельный, Неделимый, Изначальный. И Слово действовало в нашем мире – от начала до конца – одной Человеческой природой…