|
| |||
|
|
Религия пестует своеобразную форму жестокости, которая напоминает неизживный подростковый комплекс суеверий и страхов. Я вам не отомщу за свои обиды, но Бог, которому я служу и предан - Он отомстит. Вчерась какой-то очередной тоскливый раздаватель морали у Кирилла в журнале, поведал, как в детстве с наслаждением наблюдал отстрел волков, как от них шерсть летела клочьями, сладострастно так описал, как он наслаждался зрелищем. Священник, пишет, смотрю, в своем журнале, выразительно, но такая тоска в записях, что впору вешаться. Почитал. Он наблюдатель. Наблюдает, в каком упадке вокруг него мораль, и делает, естественно, кой какие выводы. Сам он только вопрошает, тоскливо так вопрошает, художественно. Но какая то печеринская отвлеченность. Не холодность, не горячность. Работник морга (в простой московской клинике (с)), осматривающий трупы и убеждающийся что трупы не встанут, но ведут себя как положено - не разлагаются на глазах, но вот вот начнут. Потому что холодно, славабогу скоро их заберут и прикопают. В религию тыркаются в основном люди, которые ищут службы у могучего господина. Защитника. Который защитит, если ты сольешь ему свои страсти. Они учатся бесстрастию, становятся вот такими, как в народе говорят "исусиками", пародиями на грозного господина, прятавшего под смирением необычайную сверфизическую мощь. Гласки в землю, голосок тиханькай, ручки в рукавах, плечики съёжены, но гаспадин мой тебя дружок расплю-у-ущит, если ты будешь с иеговистами в обнимку шастать. Именно вот такие персонажи наименнее "экуменичны". Они как раз желают оставаться в относительном меньшинстве. В своем конфессиональном муравейнике. Кругом одни сатанисты, обидчики. Они обижают Бога неправильным обращением, и Он их уничтожит. Говорится это всегда тихим голосом, резонно, безапелляционно. Убьет. Хочется сказать: "убью", но нету возможности. Подождем до очень страшного суда. Там поубивают грешников. Они удивительно умеют косить под художественный -церковный образ Христа. Вялый, гермафродитный, мазохистский - сигаретку не прикурит, хулигана не ударит, щеку подставит и скажет прастихоспади. Мне всегда было неуютно в среде такого фарисейского типажа. Они как раз то, что и называется - тонкая прелесть. |
||||||||||||||