«Страшно впасть в руки Бога живаго!»
Zwntwn – живой.
- что страшного? и что это за страх?
А то что Бог – живой. Не кристалл алмазный, сверкающий «потоками благодати», а сама благодать, как живой неприступный лес, бьющая потоками жизнь, закрутит в салатный лист, как сосиску трусливых и предателей, и выжмет всю злость до последней капли, что останется войдет в этот рай. – Нет, не причесанный сад с лужайками и придурками- арфистами, а в целую толпу зверей, которые будут обнюхивать, обгавкивать, метить, сущий ад, короче, для шутов и тапкиных. Никакого порядка, никаких причастий с ложечки, рот открой, рот закрой, придурок, иди. Сверху всякая гадость сыпется – жучки навозные – где тут навоз? Вот он навоз – стоит трясется, щас весь этот психоматериал шутовский укатают в один гладкий шарик и в ямку. Не ад разве? – ад натуральный. Стра-а-ашно та как, неожиданно, короче. Ни те любимого Паламы в знакомом виде – Палама переоделся в индейца и бегает за девственницей, охотится. Живые инстинкты восстанавливает, хоти страшно. А что поделаешь? – Дурь надо выгонять. Ни те аввы Дорофея обожаемого, авва жмет виноград, от трезвости ретивой избавляется. «И столь ужасно было это видение, что и Моисей сказал: "я в страхе и трепете"».
Тьма, мрак и буря для любящих закон и порядок, царство «Бога живаго, дающего нам все обильно для наслаждения». Там плюсиком не отделаешься, за плюсик могут расплющить двумя килотоннами кокосовых орехов от святых отцов с ближайшей пальмы. Там тезисы чугунные из ушей полезут, когда по пузу слон попрыгает, крича не человеческое: «не получается, на по—о-омощь, бра-а-атья, наля-а-ажем!».