Христа убивал сатана. Руками людей, конечно, но действовал он в первую очередь. В тонком мире произошел Армагеддон, решающее, как принято говорить, сражение великой и единственной войны. Выигранной без всякой дипломатии и без всякого сопротивления Одним Единственным Пленным. Вот в эти три дня – с пятницы по воскресенье.

Вот вопрос – зачем сатана так спешил свести Христа в ад? И еще – чисто теоретический вопрос – мог ли сатана не убить Христа? То есть тут не так что: раньше – позже, а вообще – отказаться?

Ну не будем, наверное, думать, что сатана был на тот момент полный валенок и совсем не догадывался что ему сулит встреча со Христом в аду. То что Христос не имеет в Себе причину смерти – тоже знал. «Смертию умрешь» сказано Адаму.  Христос умер не смертью. Умер – да, но смерть в Нем не осуществилась. Не функционировала, и ад не имел ячейки для смерти не смертью.

Из двух для себя зол сатана выбрал - убийство. Потому как отказ сатаны от убийства Иисуса из Назарета, означал бы примирение с Богом. Готовность поклониться и служить, то есть – освободить тварь от своего влияния, умалиться и покаяться.

Христос же говорил, что власть сатаны – централизована, там нет «анархии», царство это не делится, оно – делит,  это мощная, прочная власть, с добротной иерархией.  Демонический мир весь держится одной волей. Христос возмущался бесовской пронырливостью и бесцеремонностью и выгонял бесов из людей, но Он с ними в общем и не сражался, просто выгонял их также как целил болезни. Одного поля ягоды-то…

Ну не убить Христа означало – освободить сердца людей от себя. Это было в его силах. Это было бы воскресением всего мира. Освобождением. Но этот вариант сатана и не рассматривал.

Но вот что он ожидал от встречи?

Ну вот в первую очередь он ждал отказа Самого Христа от своей миссии. Что страх Его сломит. Что даже в последний момент хоть на судилище, хоть даже с Креста, но Христос попросит пощады. Ведь Господь очень боялся смерти. Мы так не боимся и не можем бояться, потому как имеем часовой механизм от сатаны, «помогающий» встретить смерть с некоторой апатией. Уход Христа в смерть сопровождался смертельным ужасом: «около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? …. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух». Кричал же от страха, уходя в смерть…

Чего еще ждал? Продолжения незаконченного разговора в пустыне? Что – вот они какие люди. Предали, продали, порадовались; даже ученики разбежались как зайцы. Мелкие, ничтожные людишки, полностью во власти своих похотей, гордости и страхов. То есть – это люди Тебя сдали в плен. Ну что – шарахнем по ним вдвоем? Ясно же – чья взяла.

«Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен». Чаепития не состоялось. Ну сколько можно повторять:  «Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее».  То есть кто там кого продавал, над кем смеялся – имеет значение глубоко второстепенное в сравнении с тем, что – всё, приехали. Заключенные - свободны: «и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли  и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим».  Вот этой добровольности смерти сатана, вероятно, так и не понял. В чем добровольность-то, раз все было сделано по порядку. Выследили, арестовали, судили, казнили. Попался же! Не поняв даже – кто попался и почему. Вовсе не потому что легионы ангелов могли прийти на помощь – совсем не в том состояла добровольность, что не попросил помощи у Отца. А в том, что показал людям Отца – кротким, так же идущим к жертвеннику с  той же покорностью перед  требованием людей принести Сына в жертву. Авраам получил по вере обетование. Отец получил по любви человечество. Сатана невольно выполнил волю Бога. «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом». Воля Отца – спасти людей. Добровольность же в том, что это жертва ни в чем не принуждаемого Бога.