Что касается стран Средней Азии, то они (не считая Казахстана, разумеется) принадлежат к числу лимитрофов первого типа: в них уже создана прослойка интеллигенции, но процесс социокультурной переработки населения далёк от завершения. Всё ещё видны следы клановой организации. В связи с относительной слабостью интеллигенции в позднесоветский период она отнюдь не так уж и стремилась к сепаратизму: в целом, после Беловежских соглашений эти страны были "поставлены перед фактом". Вследствие этого, охранительный прорусский полюс местной интеллигенции был деморализован, и к власти пробились отчасти местные националисты. Впрочем, следует отметить: несмотря ни на что, прежние маргинализованные элиты всё-таки нигде так к власти и не вернулись. По крайней мере, прошлый раз (после революции, в Гражданскую войну) была предпринята гораздо более серьёзная попытка. Обращаю внимание на фактор времени:  страны региона вошли в состав Российской Империи в 1860-х – 1880-х годах, то есть всего за 30-50 лет до революции. Тем не менее, интеллигенция сумела пустить там достаточно глубокие корни для того, чтобы удержать этот регион в составе Российской цивилизации. В целом, можно отметить, что Средняя Азия явно завершает нынешний цикл и в целом близка к возвращению во Внутреннюю Россию.

Что касается Казахстана, то он оказался в составе России существенно раньше, и потому должен рассматриваться как лимитроф второго типа. В настоящее время он близок к полной интеграции во Внутреннюю Россию.

Кавказ. Вопреки географической близости, тут в разных странах и регионах ситуация выглядит достаточно по-разному. Армению мы рассмотрим чуть позже. Азербайджан и Грузия, сочетающие признаки лимитрофов первого и второго типа (Азербайджан ближе к первому, Грузия – ко второму), пытаются превратиться в лимитрофы третьего типа. Вытеснение русского языка способствует их переходу на более высокую «орбиту». Однако, в связи с малой численностью населения обеих стран, все негативные черты лимитрофов третьего типа тут тоже оказываются выражены очень чётко, что препятствует дерусификации. Скорее всего, в дальнейшем ситуация не изменится, и обе страны станут лимитрофами второго типа.
Чечня – чистый пример лимитрофа первого типа. Она, за счёт малого размера, уже успела завершить цикл. События по окончание первой войны включительно – это "уход" (конечно, в значительной степени победу тут одержала не местная интеллигенция, а общероссийская - в рамках четырнадцатогого конфликта с властью). Однако в процессе самостоятельного существования выяснилось, что контрэлита («ваххабиты») претендует на контроль над населением и устранение влияния местной интеллигенции (бОльшая часть из которой и так оказалась за пределами Чечни). Это привело к изменению её позиции, и во второй войне местная интеллигенция уже поддерживала федералов (произошёл "возврат"; начало второй войны, кстати, связано как раз с попыткой властей лимитрофа удержать контроль над страной – как оно часто и бывает - с помощью войны против России). В какой-то степени похожий путь, только в несравненно более мягкой форме, проделывают и некоторые другие автономии (не только кавказские – Тува, например).

Также достаточно чистый пример лимитрофного цикла демонстрируют прибалтийские страны. Литва отличается меньшим процентом нетитульного населения, и потому степень русофобии (по факту – скорость деградации государственной власти под давлением антигосударственного полюса местной интеллигенции, в которую в значительной степени выдавливаются нетитульные по происхождению интеллигенты) тут меньше. Эстония находится в несколько лучшем экономическом положении, нежели Латвия и Литва, но цикл там идёт практически так же, как и в Латвии. В целом, прибалтийские страны, за счёт членства в ЕС, получили достаточно мощную внешнюю экономическую и политическую поддержку. Однако – не настолько мощную, чтобы это позволило им избежать общей судьбы лимитрофов.

Украина. Украинская ССР в своё время была целенаправленно «нагружена» явно не имеющими отношения к украинцам (в любом понимании этого этнонима) областями. В итоге в период "незалежности" это привело к возникновению чрезвычайно мощного антигосударственного полюса. Собственно, до «оранжевой революции» украинская власть даже не решалась откровенно позиционировать себя как часть Внешней России (антирусские элементы в местном государственном строительстве были не столь явными, а строгость законов компенсировалась их необязательностью). «Оранжевая революция» же привела к переходу конфликта в открытую фазу, что, учитывая наличие многочисленного нетитульного населения, привело к тому, что борьба протекает в значительной степени внутри страны (а не между Лимитрофом и Российским государством). Дальнейшее продолжение следования по этому же пути приводит либо к возвращению страны во Внутреннюю Россию, либо – к распаду и возвращению во Внутреннюю Россию по частям. Уточняю: в связи с тем, что украинский язык по сути отличается от русского в пределах диалекта (возможно понимание между людьми, один из которых говорит на украинском, а другой – на русском), превратиться в лимитроф третьего типа Украина в принципе не может ни при каких обстоятельствах.

Белоруссия. По формальным признакам, она должна рассматриваться как часть Внутренней России. Её уход при Шушкевиче и возвращение практически сразу после прихода к власти Лукашенко можно, в принципе, рассматривать как завершённый цикл.

Что касается Финляндии, то она в своё время удачно трансформировалась в лимитроф третьего типа. После обретения независимости после революции, она прошла стандартный цикл в межвоенный период и, в соответствии с общей логикой развития лимитрофов, должна была по итогам войны оказаться в сфере влияния СССР. Однако, в силу случайных исторических обстоятельств, этого не произошло, и Финляндия прибилась к скандинавскому «острову стабильности». В послевоенный период она весьма активно взаимодействовала с СССР в экономическом и культурном отношении и, в целом, висела между Внутренней Россией и Внешней. В постсоветский период стала удаляться, хотя культурные связи сохраняются. В целом – пример искусственно удержанного от реинтеграции лимитрофа. На его дальнейшую судьбу это не влияет: как только исчезает удерживающее внешнее воздействие, цикл "ухода-и-возврата" возобновляется.

Восточная Европа. Даже такие восточноевропейские страны, как Чехия, Словакия и Венгрия, находившиеся под прямым влиянием России только в советский период в составе ОВД, согласно нашему определению должны считаться лимитрофами: влияние на них СССР бесспорно оказывал огромное, а времени между 40-ми и 80-ми прошло даже больше, чем в между вхождением в состав Российской Империи некоторых среднеазиатских территорий и революцией (при этом, однако, то, что все среднеазиатские страны к моменту начала революционных событий относились к числу лимитрофов, сомнений не вызывает). То есть, времени для начала процесса социокультурной переработки было достаточно. Польша длительное время пребывала в составе Российской Империи, и её цикл вполне чётко виден: получение независимости после революции, сдвиг в сторону всё большей русофобии, что приводит её к прогерманской ориентации – и гибели в войне при отсутствии союзников (как прямое следствие русофобии).
Страны православного юга Восточной Европы тесно взаимодействовали с Россией ещё в досоветские времена. У них идёт стандартный цикл: отход в межвоенный период (в частности, под влиянием белой эмиграции), возвращение после войны в форме ОВД. Теперь – новый уход.
Югославия же, в отличие от других стран региона, в послевоенный период становится частью Внешней России, и в дальнейшем движется в противофазе относительно соседей – сближается с Россией в 90-е (по крайней мере – что касается православной части экс-СФРЮ).
Так как Восточная Европа в 40-х – 80-х гг. представляла собой часть Внутренней России, то и процессы, там происходящие, были, в общем, теми же, что и в СССР. Столкновения власти и интеллигенции в 50-х - 80-х гг. имеют место не только в Союзе, но и в странах ОВД. Например, одиннадцатый эпизод, когда  в 1952-53 гг. Партия, репрезентирующая на тот момент интересы «информационного слоя», одерживает победу над государственной властью "сталинистского" периода. В 1956 году прошёл XX съезд КПСС, на котором победа была институциализирована. Едва ли подлежит сомнению, что обще-восточно-европейское обострение 56-го года связано именно с этим событием, включая венгерское восстание в октябре 1956-го. В свою очередь, «Пражская весна» и её подавление также оказали влияние на всю Внутреннюю Россию, приведя к началу тринадцатого конфликта, завершившегося уже в 80-х.
Как и следовало ожидать, Польша, наиболее долго и плотно связанная с Россией из всех восточно-европейских стран, наиболее выражено из всех восточно-европейских лимитрофов следует в кильватере России. В 1956-м Б. Берут умер через несколько дней после доклада Хрущёва на XX съезде. Вскоре в Польше начались волнения: в руководстве столкнулись две группировки – «натолинская» и «пулавская». В частности, они различались в интерпретации выводов из «Познанского июня» 1956 года (в значительной степени спровоцировавшего осенние события в Венгрии): «пулавские» выступали за демократизацию, «натолинцы» - за расследование и наказание виновных в злоупотреблениях, спровоцировавших волнения, а в дальнейшем – за акцент на социальном равенстве. СССР поддерживал "натолинцев", к которым склонялся, в частности, и министр обороны Польши К.К. Рокоссовский. В ответ "пулавская" группировка подняла лозунг национальной независимости. Именно её возглавил В. Гомулка (коммунист, при Беруте – политический заключённый, сидевший за правонационалистический уклон). В итоге в Польшу прибыла внушительная советская делегация во главе с Н.С. Хрущёвым, и… если и не поддержала напрямую Гомулку и «Пулавы», то, по меньшей мере, «умыла руки». В итоге бОльшая часть «натолинцев» потеряла свои посты, в том числе и Рокоссовский, который вернулся в СССР. В Польше произошла вполне полноценная «оттепель»: на некоторое время была практически отменена цензура на ТВ, сменился состав партийного руководства на предприятиях, в школах даже вернулось преподавание религии. Форсированная модернизация была свёрнута, сельхозкооперативы на селе – распущены. Линия Гомулки получила широкую поддержку, он – возглавляя ПОРП – выиграл выборы. Однако через несколько лет он же начал активно «закручивать гайки», местная «оттепель» закончилась. Представители «пулавской» группы были постепенно выведены из руководства, а опорой власти стали националисты (антинемецкого и антисемитского толка). Однако в 1968-м году конфликт возобновляется. Интеллигенция снова выступает против власти, опираясь в значительной степени на католическую церковь (для Польши католическая церковь – это интернациональный институт, находившийся в сугубой оппозиции к националистам Гомулки). Тогда же в СССР, напомню, начинается многолетнее противостояние власти и интеллигенции, когда в принципе большинство интеллигенции уходит от традиционного коммунизма. Ясно, что события 68-го года в Польше – реакция на происходящее в Чехословакии и в СССР. В итоге Гомулка и его союзники-националисты были низложены, а ПОРП и ПНР возглавил Э. Герек, представитель более мягкого течения. Это законсервировало конфликт, однако не разрешило его. Обострение 80-х в Польше началось раньше, чем в СССР – сыграли роль избрание Папой поляка, а также острота экономических проблем (связанных с незавершённостью модернизации). Введение военного положения новым руководителем В. Ярузельским привело к временной стабилизации – и по факту польская «революция» совпала именно с советскими схожими событиями. Таким образом, совершенно очевидно, что события в Польше практически отражают на местном уровне, с небольшими поправками, события в остальной Внутренней России.

Китай. По формальным признакам, Китай тоже является лимитрофом, как ни странно: влияние СССР на КНР – бесспорно, вхождение его в определённый период в общую с Внутренней Россией военно-политическую структуру – тоже. Так что – придётся рассмотреть и Китай.
Прежде всего, следует отметить, что «культурный код» Китая в частности и Восточной Азии в целом в некоторых отношениях изначально был близок к российскому. В первую очередь, речь идёт о высокой социальной ценности образования и сильном влиянии образованного слоя ("шэньши"). Причина – вполне очевидна: особенности письменности. Даже достаточно простую умственную работу – низового уровня – связанную с необходимостью уметь читать и писать – можно выполнять, только зная несколько тысяч иероглифов. Это требует намного более продолжительного обучения, нежели усвоение фонетической азбуки европейского типа. Для работы действительно квалифицированной счёт необходимых иероглифов идёт уже на десятки тысяч. Соответственно, обучение в Китае традиционно представляло собой прежде всего обучение письменной речи. Обучение это идёт через чтение, усвоение классических текстов и т.п. (обучение чиновников классической поэзии - вовсе не блажь, а необходимость: иначе учащийся не освоит грамотность на достаточном уровне). Каждый переход чиновника с одного иерархического уровня на другой сопровождался экзаменами, и т.п. В общем, власть в Китае – это всегда власть хорошо образованных людей. Особую важность имела сама система образования/контроля. Даже уже в послереволюционный период, например, согласно политологической концепции Сунь Ятсена, в государстве должно быть пять ветвей власти - одной из дополнительных (в сравнении с классическим тройственным делением) была власть "экзаменационная" - контролирующая именно квалификацию чиновников. Понятно, что совпадение с положением дел в России (где только через образование можно попасть в состав "интеллигенции") - достаточно случайное, но, как бы то ни было, это совпадение имело далеко идущие последствия.
В результате, воздействие со стороны России было воспринято Китаем с большим энтузиазмом, зёрна упали на весьма плодородную почву. Следует отметить, что воздействие было довольно продолжительным. С момента активного экономического проникновения России в Китай (начало XX века: КВЖД, «Желтороссия») до формального разрыва в Культурную Революцию прошло больше 60 лет. После революции в России возникла крупная харбинская колония белоэмигрантов, одновременно шло и активное проникновение коммунистических идей. В 1931 году возникает Китайская Советская Республика, которая, после ряда трансформаций, превращается в современную КНР. После официального объединения материкового Китая под властью просоветского режима Мао, начинается чрезвычайно активная и масштабная помощь со стороны СССР в подготовке китайских научных, производственных, образовательных, военных кадров.
Неудивительно, что, в ходе столь серьёзного взаимодействия, российский "культурный код" был достаточно успешно пересажен на столь хорошо подходящую ему почву (тем более, что местный образованный слой уже изначально был довольно близок к интеллигенции в нашем понимании). И вполне естественно, что сразу же после XX съезда начинается конфликт местного руководства с советским. Китайская государственная власть, наблюдая за событиями в СССР, уяснила себе опасность, которую может представлять собой интеллигенция - и нанесла упреждающий удар.
В общем и целом, ситуацию в Китае можно описать достаточно просто. Социальная структура социалистического Китая была в основном «списана» с СССР. После того, как в 50-х интеллигенция выиграла серию столкновений с властью в Союзе, Мао вполне правильно оценил ситуацию и понял, что не сегодня-завтра нечто в том же духе угрожает и Китаю. В китайском руководстве вырисовалось две линии развития: одна – с упором на «вовлечение масс» и «трудовой энтузиазм», вторая – с большей опорой на образованных специалистов и помощь СССР (а значит – признание хрущёвского курса и т.д.). Проблема заключалась ещё и в том, что «народные массы» в Китае были реально неграмотны, и, соответственно, чрезвычайно малоквалифицированы. За первой линией стоял Мао Цзэдун, за второй – Лю Шаоци и Дэн Сяопин. С целью «набора очков» в борьбе с идеологическими конкурентами Мао принял программу «Большого скачка», которая провалилась с большим ущербом для страны. Как следствие, позиции Мао ослабли, а интеллигентской линии – усилились. Итогом стал переход к «культурной революции» - фактически, антиинтеллигентский переворот. «Кадры» и «интеллектуалы» отправлялись на «трудовое перевоспитание» в деревню (в лучшем случае) и т.п.

Это, конечно, отчасти идеализация. «Чёрные» и «красные» хунвейбины, а также цзаофани представляли собой существенно разные силы, зачастую находящиеся в остроконфликтных отношениях между собой. Но на данном уровне анализа это не принципиально. 

Разгром образованного слоя, однако, нанёс тяжелейший удар как по экономике, так и общей государственной стабильности – по сути, большая часть страны оказалась под контролем разрозненных молодёжных банд с примитивными политическими лозунгами. После фактического уничтожения хунвейбинов силами Армии идёт попытка выстраивания новой системы управления, но… Как и следовало ожидать, это требует возвращения к активной политической деятельности свергнутых и «перевоспитуемых» интеллигентов. Дэн Сяопин дважды возвращался в правительство – и вновь отстранялся: обойтись без него было очень трудно, но он представлял собой именно ту линию, с которой боролись, пуская «огонь по штабам». Но сделать ничего не удалось: уже после смерти Мао Дэн взял окончательный реванш.
Короче говоря, интеллигенция, несмотря на понесённые тяжёлые потери в начале противостояния, по сути, выиграла конфликт (это притом, что Китай тогда был намного менее развит, чем СССР даже в начале своего существования, то есть - представлял собой лимитроф первого типа, хотя и чрезвычайно крупный). Сейчас, похоже, КНР вошла в длительный период индустриализации: численность образованного слоя разрастается по мере повышения уровня экономического развития (которое, в свою очередь, требует всё большего количества образованных людей), и потому интеллигенция в среднем вполне лояльна к властям. Аналогичный период в СССР продолжился около 30 лет – с 1920-х по 1950-е. В Китае активное развитие началось где-то на рубеже 70-х и 80-х и, если не произойдёт ничего неожиданного, должно продлиться не меньше времени (за счёт большей численности населения КНР – даже больше; с другой стороны, развитие компьютерно-коммуникационной техники облегчает процесс обучения… вероятно, лет за 40 можно ручаться). После его окончания, когда интеллигенция усилится ещё больше, практически неизбежен её новый конфликт с властью. Кстати, события на площади Тянаньмэнь явно представляют собой «тень» советской Перестройки, то есть, несмотря на все конфликты, Китай в значительной степени оставался в «ментальном поле» России.
Что касается "лимитрофного цикла", то, покуда в Китае продолжается индустриализация, серьёзные конфликты там всё же мало вероятны (пока он не достигнет позднесоветского уровня развития). Только после этого возникнет реальная угроза стабильности китайской государственности, и тогда станет понятно, насколько Китай подчиняется нормальному лимитрофному циклу.

Ну и, наконец, необходимо рассмотреть вопрос о «неполных» лимитрофах. Например, если часть какой-либо этнической территории длительное время входила в состав России и подвергалась соответствующему воздействию, а другая – не входила, является ли страна в целом лимитрофом?
Таких случаев довольно много. Например, Армения – вернее, армяне как народ: половина или больше (в зависимости от оценок численности армян в мире, которые варьируются в полтора раза) их была и остаётся связанной с Россией, но есть и группы, вовсе с ней не связанные. Практически то же самое можно сказать о евреях-ашкенази и о современных израильтянах. Ну и, наконец – самый серьёзный случай: Германия, в которой «осси» из ГДР, разумеется, были лимитрофным народом, в то время как «весси» старой ФРГ – вовсе нет; как же дело обстоит с современной единой Германией?
С точки зрения нашей концепции, все эти народы должны проявлять свойства лимитрофов. Сначала под влиянием российской структурной индукции аналог интеллигенции возникает только в лимитрофной части этнической группы. Однако потом сформировавшаяся национальная интеллигенция оказывает активное влияние (опять-таки через структурную индукцию) на прочих своих соплеменников. Логично предположить, что в процессе интеграции российская и иноцивилизационная часть неполного лимитрофа вступают в определённый конфликт: интеллигенция российской части вступает в борьбу за "место под солнцем" с элитами независимой части. Вероятно, тут будут проявляться особенности, свойственные также для некоторых лимитрофов первого типа в период независимости (когда интеллигенция сталкивается с неизжитыми ещё элитами иного происхождения). При этом часть интеллигенции активно пытается втянуть в свой состав информационный слой иноцивилизационной части (в основном, через посредство пропаганды русофобии), а часть - напротив, обнаружив, что общество в целом ещё не полностью контролируется интеллигенцией (слой "властителей дум" не оказывает на "народ" такого гипнотического воздействия, как она уже привыкла), в панике отшатывается и начинает искать помощи у Внутренней России (проявляя уже русофильские настроения). В итоге, после некоторых метаний, в конечном счёте, и власть, и оппозиция единой страны оказываются в значительной степени укомплектованными интеллигентами, которые ведут активную борьбу между собой (что приводит к планомерному повышению их статуса в рамках их группировок). В итоге, несколько позже (наверное, примерно через поколение после воссоединения разделённой этнической группы) уже вся эта этническая группа обретает свойства лимитрофа (хотя, вероятно, первоначально – не очень ярко выраженные).
Данное предположение необходимо проверить. К счастью, один эксперимент в этом смысле история уже поставила. Речь идёт о Польше. Ведь, несмотря на то, что в России как-то принято считать, что Польша после Первой Мировой войны получила независимость от России, на самом деле это вовсе не так. В состав «Второй Речи Посполитой» вошли территории, находившиеся прежде под контролем не только России, но и Германии и Австро-Венгрии. И в сумме «русские поляки» большинства не составляли. После складывания единого государства, помимо русофобских предубеждений, имели место и германофобские, а также антисемитские (на германофобии и антисемитизме пытался сыграть Гомулка уже в 1960-х гг, и не так уж к него это плохо получалось). Вообще, в современной Польше существует бытовое представление, что разные польские регионы как бы сродни тем странам, в состав которых они раньше входили (это – несмотря масштабные перемещения населения, имевшие место с тех пор).
Бывшая Варшавская губерния не воспринимается как какая-то особая построссийская часть (отношение, как в любой стране к столице – власть денег, "слезам не верит" и всё такое прочее). Вот Kresy (Кресы), приграничные территории, считаются обладающими каким-то особым менталитетом. Краков и вся бывшая Галиция считаются наследниками австрийского периода и в значительной степени носителями «духа свободы»: Краков долгое время оставался формально «вольным городом», и потому именно в эту часть Польши съезжались поэты, художники, а также убеждённые «самостийники». Относительно Познани и Велькопольски считается, что там народ по менталитету близок к немцам (существуют анекдоты о принципиальности местных жителей, педантичности и т.д.). Кстати, банковское дело и польско-немецкие банки и финансовые корпорации – в основном как раз в этом регионе (по крайней мере – так было до кризиса), несмотря на его общую скорее сельскохозяйственную ориентацию. Вроцлав и Силезия в своё время - после гибели значительной части местных жителей в ходе освобождения Польши в войну и депортации оставшегося немецкого населения в Германию - были в значительной степени заселены переселенцами с Восточных Кресов, при этом сейчас там также активно проявляет себя немецкий капитал; в итоге, регион считается очень толерантным к иностранцам (в частности, там развивается туризм и всё такое). Гданьск и Поморье воспринимаются не как «онемеченные» территории, а скорее как «оскандинавленные» (там как раз любят всякие исторические реконструкции…)… В общем, Польша – очень разнообразная страна на самом деле. «Построссийская» часть вовсе не доминирует.
Тем не менее, в межвоенный период поведение её вполне соответствовало поведению нормального лимитрофа. В выборе между антинемецкой и антисоветской ориентацией Вторая Речь Посполита после некоторых колебаний однозначно выбрала антисоветскую. Это притом, что антигерманский вариант, в общем-то, был перспективнее (стотысячный Рейхсвер – это не миллионная РККА, и против Германии у Польши были союзники; конфигурация границ с Германией очень неудобна для обороны, но отлично подходит для нападения; границы с СССР установлены, а вот "Данцигский кризис" в будущем практически предопределён). Как бы то ни было, такой вариант существовал и был не исключён. Тем не менее, выбор был сделан в пользу антисоветской политики. Что касается доминирования в политической жизни страны, то, с точки зрения здравого смысла, было бы естественным ожидать господства выходцев из Галиции, где ещё со времён вольного Кракова кучковались «самостийники». Процент выходцев из этого региона (Краков, Львов, прилегающие районы) среди политических деятелей действительно был довольно велик, но большинство глав государства межвоенного периода – выходцы из Российской Империи (что касается эмигрантского правительства, то там некоторое время доминировали «австрийцы», но в итоге и там возобладали выходцы из пострусской части). Неудивительно, что в итоге Польша повела себя как классический лимитроф.
Таким образом, польский пример подтверждает: неполные лимитрофы остаются лимитрофами. Соответственно, диаспоры этих народов – еврейские, польские и т.д. – есть часть Внешней России. Все страны, в которых они достаточно активны, находятся в процессе втягивания во Внешнюю Россию. Разумеется, не факт, что это удастся (по крайней мере, в обозримое время): иррациональная неприязнь к России в США (где существуют многочисленные внешнерусские диаспоры), например, имеет место быть, но отнюдь не такая уж сильная - большинство населения там вообще довольно индиферрентно относится к внешней политике. Тем не менее, интеллигенция пытается укорениться и там тоже.

Что касается Германии, то ситуация в ней, похоже, вполне соответствует нашему расчёту. Количество "пострусского" населения не превосходит четверти ("осси" плюс иммигранты), кроме того, экономически полностью доминируют "весси". То есть интеллигенция действует в условиях существования очень сильных и влиятельных альтернативных элит. Как и следовало ожидать, в таких условиях  возникают антигосударственные настроения у значительной части "осси" ("остальгия"), в первую очередь - именно у восточногерманской интеллигенции. Выходцы из этого региона обычно поддерживают оппозиционные партии, однако, при этом, нынешний канцлер - тоже "осси". Таким образом, в связи с очень сильным давлением остальных трёх четвертей населения объединившейся Германии, для местной интеллигенции в большинстве свойственна ориентация скорее на Внутреннюю Россию, нежели на Внешнюю.

Европа в целом (Евросоюз) тоже может рассматриваться как неполный лимитроф: некоторое изменение его политики по отношению к России после вступления в ЕС восточно-европейских стран - вполне очевидно.
 

Короткий прогноз:

Постсоветские лимитрофы в ближайшие годы в той или иной форме неизбежно «вернутся».

С большой долей вероятности "двинутся назад" и восточно-европейские.

Германия также благодаря осси испытывает тяготение со стороны Внутренней России. Уточняю: не рационально-обоснованное (оно тоже есть - в связи с общими крупномасштабными экономическими проектами), а именно эмоционально-иррациональное. В дальнейшем социокультурное влияние "востока" там будет расти, вплоть до "перелома", когда в западно-германском "информационном слое" также возобладает аналог интеллигенции. При этом, с большой долей вероятности, чем лучше будут идти дела у интеллигенции - тем больше относительная русофилия будет сменяться русофобией. В итоге Германия превратится в классического лимитрофа третьего типа. По всей видимости, превращение в лимитроф третьего или второго типа ожидает и Израиль.

В странах высокой активности внешнерусских диаспор будет продолжаться процесс втягивания их во Внешнюю Россию (Великобритания, США), но в обозримое время этот процесс далеко продвинуться вряд ли успеет.

Китай пройдёт индустриализацию, после чего вступит в новый интеллигентско-властный конфликт и, с большой долей вероятности, примерно повторит путь развития СССР (возможно, в смягчённой или, напротив, обострённой форме). К тому времени, как новый конфликт в Китае станет актуальным, скорее всего, Россия в той или иной форме существенно продвинется в процессе информационного перехода, вследствие чего для Китая будет выглядеть вполне приемлемым образцом для подражания (особенно, если контроль над постсоветским пространством будет восстановлен). В любом случае, для "построившего СССР" Китая Россия оказывается в его "абсолютном будущем".

Уффф, пока  - всё на эту тему. Придумаю что-нибудь новенькое - допишу.

Вряд ли сумею вовремя отвечать на каменты, так как бываю дома наездами, а издалека это делать трудно. Но со временем - отвечу на всё.)))