Запись про историческую цикличность в становлении и падении лимитрофных государств вызвала неожиданно большой резонанс. Я, при написании короткой, в общем-то, заметки (просто в виде комментария к "Восточноевропейской шпаргалке") выпустил бОльшую часть аргументации и теоретической базы. Но - раз пошла такая пьянка, придётся всё делать по науке. Вероятнее всего, дело растянется на несколько постов. Тогда вот этот будет первым.

Итак, цикличность в развитии лимитрофных государств - лишь часть общеисторической цикличности, свойственной для России как цивилизации. А её наличие, в свою очередь, связано с особенностями Российской цивилизации как таковой. Кстати, если кого интересует, что я подразумеваю под локальной цивлизацией, то это - здесь. В общем, чтобы не растекаться мысью по древу, среди всех особенностей "цивилизационного кода" России нас сейчас будет интересовать одна - существование такого уникального являния, как интеллигенция.

Сугубо подчёркиваю: я веду анализ с онтологической точки зрения, а не с аксиологической. То есть, оценочный подход – полностью исключён. Я не собираюсь рассуждать на тему того, что «истинные интеллигенты – это не все высоко образованные, а только люди «высшей умственной и этической культуры»» или же, напротив, противопоставлять «интеллигентов-образованцев» и «настоящих интеллектуалов». Термин интеллигенция я собираюсь использовать во вполне определённом смысле: особая группа людей, занятых по преимуществу в сфере умственного труда. Понятно, что такая группа может быть выделена в любой стране. Однако в России интеллигенция отличается особыми свойствами: прежде всего, очень сильной корпоративной солидарностью и высоким социальным влиянием. 
Интеллигенция в России, как социальная группа, отличается от большинства населения («народа») и традиционно противопоставляет себя государственной власти. Это совокупность людей, работающих в области производства, хранения, переработки, передачи информации. К ней обычно относят «работников умственного труда», число которых можно грубо оценить через число людей, получивших высшее образование: это преподаватели всех уровней, мелкие чиновники, инженеры, юристы, экономисты, врачи, деятели науки и искусства и др. Крупные чиновники – вся высшая бюрократия – хотя формально и могут быть отнесены к интеллигенции, обычно в качестве ее представителей не воспринимаются. Неформальный статус интеллигенции в России традиционно очень высок. 

Можно предположить, что причины возникновения этой социальной группы связаны с природными особенностями России. Россия существенно отличается от похожих на неё по многим параметрам западноевропейских стран в климатическом отношении: климат России не только холоднее, чем в Западной Европе , но еще и более континентальный, с более резкими перепадами температур в течение года и более частыми заморозками. В связи с этим, все экосистемы в России отличаются намного меньшей биологической продуктивностью (что чрезвычайно важно для аграрной цивилизации) . Из-за этого мера эксплуатации низшего класса со стороны высшего была еще выше, чем в Западной Европе, для которой исторически тоже была характерна ярко выраженная двухклассовая социальная структура. 
В Европе в эпоху аграрной цивилизации из-за очень малого прибавочного продукта из сферы аграрного производства можно было изъять лишь очень ограниченное количество людей. В результате, социум чётко разделился на большинство – крестьян, занимающихся аграрным трудом, и узкий слой феодальной элиты, занимающейся всеми остальными сферами деятельности. Двухклассовая социальная система оставалась свойственной для Европы и позже – вплоть до XX века, когда, в конечном счете, всё население метрополий становится коллективным «господствующим классом», а практически всё население колоний – подчиненным. Еще позже, колониальный тип эксплуатации сменяется неоколониальным.
Первоначально для России была свойственна похожая классовая дихотомия. Однако в XVIII веке, после реформ Петра I, между высшим и низшим классами Российской империи сформировалось ещё и чёткое культурное различие. Уточняю: «после того» - не значит «вследствие того». Известный исследователь истории русской культуры И.В. Кондаков замечает, что процесс формирования этого различия шёл постепенно, и признаки его можно обнаружить уже в XVI веке . Тем не менее, именно в XVIII столетии оно принимает свою классическую форму: между «народной» и «господской» культурами пролегла пропасть. Например, характерно, что в тюрьмах и в ссылке все заключенные в имперский период спонтанно делились на шесть групп в соответствии с этническими и субэтническими признаками: кроме основной массы православных («русских»), отдельные группы образовывали «поляки» (все католики), «татары» (все мусульмане), евреи, староверы и – «образованные», то есть дворяне и интеллигенция. Таким образом, различие между простонародьем и образованным слоем воспринималось как минимум как субэтническое. 
Л.Н. Гумилев даёт определение национальности как группы, обладающей уникальным стереотипом поведения, который, в свою очередь, диктуется условиями существования. Условия существования высшего и низшего классов в России оказались столь различны, что у них возникли разные стереотипы поведения. Это привело к совершенно специфической именно для России социокультурной изолированности высшего и низшего классов.
Можно иногда встретить утверждение, что это явление связано с особенно быстрой модернизацией России («европеизацией») при Петре I. Это явно не так: модернизация Японии и ряда азиатских стран была ещё более резкой, но похожих эффектов там не было. Кроме того, именно социальное расслоение при Петре I особо не усилилось: император в целом «закрутил гайки» (крепостные крестьяне прикреплены к службе у дворян, дворяне – к государственной службе). Характерная для Империи социокультурная ситуация – всевластное дворянство и бесправное крестьянство – сложилась постепенно, на протяжении всего XVIII века, при наследниках Петра.
Так вот. Если рассматривать образованный (то есть высший) класс именно как отдельную этническую (субэтническую) группу (игнорируя всех, кто к ней не относился), то следует отметить, что её положение в имперский период – совершенно беспрецедентно. Для нее характерны стопроцентная грамотность (по меньшей мере, с конца XVIII века), почти стопроцентное среднее и очень распространённое высшее образование. Так же беспрецедентна её материальная обеспеченность. Фактически, при конфликте этой группы с верховной властью, у последней крайне мало возможностей «давить» на первую: дворянин максимум может быть сослан в своё имение (что, совершено точно, позволит ему ни в чем не нуждаться). Позже, интеллигент (специалист с высшим образованием) получает настолько значительную заработную плату, что за своё материальное положение он может быть спокоен при любых обстоятельствах . Разумеется, оставались возможности чисто силовых мер (арест, ссылка и т.д.), но силовые структуры тоже нужно контролировать, а их руководство (весь офицерский корпус) – это тоже часть интеллигенции (которую нужно контролировать). Чрезвычайно важно, что «образованные», несмотря ни на что, оставались друг для друга «своими». Образованный в ссылке сразу же оказывался в элите местного общества: местные образованные его принимали как «своего» (каковы бы ни были отношения между метрополиями в Европе, в дебрях Экваториальной Африки европеец не бросит другого белого на произвол дикарей…). 
Благодаря такой разграниченности «верхов» и «низов», в рамках образованного класса появились свои высший и низший слои. Занимающие самое низшее социальное положение «образованные» сравнивали свой статус не с положением крестьян (крестьяне – «чужие»), а со статусом дворянства (дворяне – «свои»). 
Интеллигенция сформировалась именно как большинство образованного класса. Это – «черновые» «работники умственного труда», совокупность людей, работающих в области производства, хранения, переработки, передачи информации. Интеллигенция постоянно пополняется за счет прошедших социокультурную переработку выходцев из «народа» (основной, не «европеизированной» части населения). Она постоянно активно борется против государственной власти, защищая права «народа» (как она их понимает), а в значительной степени – свои собственные.

Государственная власть в любую историческую эпоху опирается на контроль над наиболее важным для данной эпохи ресурсом. В аграрный период власть принадлежит землевладельческой аристократии. После того, как экономика развилась настолько, что смогла гарантированно обеспечить продовольствием всех членов общества, власть земельной аристократии пала (ресурс перестал быть дефицитным: «пусть всё будет… но пусть чего-то – не хватает…»). В индустриальный период государственная власть оказалась под контролем того социального слоя, который обеспечивал промышленное производство (основным ресурсом для которого являются промышленный и финансовый капитал). Но что произойдёт, если потребность в промышленных товарах тоже окажется удовлетворена – хотя бы в той же мере, что потребность в продовольствии к началу «индустриального перехода» (Северная Европа XVI-XVII веков)? Ясно, что: индустриальная элита потеряет власть, и последняя перейдёт к некой «постиндустриальной элите». Обычно под этим термином подразумевается «информационная элита», то есть социальный слой, который контролирует производство, накопление и применение информации. То есть – интеллигенция. 
Одним словом, когда субэтническая группа «образованных» оказалась этнокультурно отделена от основной массы населения (фактически превратившейся в обслуживающий механизм), она превратилась в маленький и недоразвитый, но всё-таки – оазис «информационного общества». С одной стороны, вследствие этого там начали вырабатываться элементы нормального информационного общества (с соответствующей системой ценностей, особенностями поведения, трансформацией языка и т.д.). С другой стороны, так как страна в целом находилась ещё на индустриальном этапе развития, неизбежной стала постоянная борьба между индустриальной и информационной элитами, иначе говоря – «властью» и «интеллигенцией». С одной стороны, в соответствии с правилом «фазового доминирования», в большинстве случаев побеждать должна именно интеллигенция . С другой стороны, попытка управлять страной в целом как информационным обществом (в то время как ни о каком удовлетворении базовых потребностей в промышленных, а первоначально – и аграрных товарах для большинства населения не было и речи) неизбежно приводила к тяжёлым последствиям. 
В связи с этим, выработалась столь характерная для любой страны Российской цивилизации историческая цикличность. Стандартный цикл состоит из трёх этапов: 
1)интеллигенция выигрывает борьбу с прежней государственной властью и занимает её место (не вся интеллигенция в целом, разумеется, а какая-то наиболее сильная на данный момент группировка в ней); 
2)вследствие попыток управлять в соответствии с имеющимися у новой власти представлениями вскрывается их неадекватность для индустриального (неинформационного) общества;
3)власть, научившись науке реального управления, по факту переходит на сторону индустриальной элиты – и, в конечном счёте, вступает в конфликт с интеллигенцией;
4)после новой победы интеллигенции всё повторяется.
Очевидно, выход из цикличности лежит только на пути окончательного перехода к информационному обществу, что уничтожит почву для конфликтов. 

Подобное положение вещей для России характерно, по крайней мере, с начала XVIII века. Это – уникальная особенность Российской цивилизации. Для Запада, например, не было свойственно существование социокультурного расслоения высшего и низшего класса, потому и «маленького информационного общества» на базе высшего класса там не возникло («третье сословие», несмотря ни на что, не воспринималось как состоящее из «чужих»). 

Итак, в соответствии с эффектом «фазового доминирования», интеллигенция в периодически повторяющихся столкновениях практически всегда должна побеждать. Посмотрим, как это выглядело на практике. Рассмотрим взаимодействие интеллигенции и верховной власти, начиная с окончания царствования Петра I. В XVIII веке функции интеллигенции выполняет мелкое дворянство (составляющее большинство «образованного класса»). На общегосударственном уровне его интересы выражала, в частности, Гвардия. Поэтому конфликты принимают форму «гвардейских» дворцовых переворотов (с 1725 по 1801 гг. их произошло шесть). 
Первый случай имел место сразу после смерти Петра I, в 1725 г., когда Гвардия «продавила» кандидатуру Екатерины I на трон. Второй случай – в 1730 г.: именно опираясь на Гвардию, Анна Иоанновна разорвала «Кондиции» (договор, подписанный с высшей аристократией – Верховным Тайным Советом) и стала править самостоятельно. В 1740 г. Гвардия свергает преемника Анны Иоанновны Бирона, приводя к власти Анну Леопольдовну. В следующем, 1741 г., другая фракция гвардейцев, сажает на трон Елизавету Петровну. Следующий конфликт, уже пятый по счету, имел место в 1761 г., когда Гвардия свергает наследника Елизаветы Петровны Петра III и сажает на трон Екатерину II. Обратим внимание, что Гвардия действует именно как выразитель интересов мелкого дворянства как такового. Ограничение власти монарха в пользу высшей аристократии – как в случае с Анной Иоанновной – ущемило бы именно возможности мелких дворян. Павел I – жертва шестого конфликта в 1801 г., становится объектом «черной легенды» именно после того, как выступает в роли защитника крестьян (сокращает барщину до трех дней в неделю – явное нарушение интересов дворянства).
Единственное поражение при попытке смены власти интеллигенция потерпела в 1825 г. Седьмой конфликт – и первое (и единственное) поражение интеллигенции. Дело не в декабристах как таковых: в этот период законного наследника Александра I, Николая, по сути, заставляют присягнуть брату Константину (утратившему право на власть после морганатического брака). Но Константин, проявив неожиданную твердость, отказался принять власть. Декабристы попытались воспользоваться возникшей сумятицей. В итоге, Николай I впервые смог занять трон вопреки сопротивлению «информационного слоя». Он, в качестве императора, организует ряд реформ, фактически заменяя дворянство – в качестве основы образованного класса – разночинцами (первоначально – именно в надежде, что те станут опорой режима). В этот период возникает «интеллигенция» в собственном смысле слова. Она сразу же становится еще менее лояльной к трону, нежели когда-либо было дворянство. Именно под мощным давлением разночинной интеллигенции в 1861 г. отменяется крепостное право (помимо всего прочего, это удар по дворянству, сопернику «новой» интеллигенции). Это – восьмой эпизод борьбы «интеллигенция против власти». 
Далее начинается длительная эпоха политической борьбы, завершающаяся падением Империи в 1917 г. Девятое столкновение в 1870-х гг. заканчивается убийством императора Александра II в 1881 г. В общем-то, с этого момента верховная власть уже не самостоятельна: она лавирует между разными группировками интеллигенции, опираясь на некоторые из них (например, консерваторов Победоносцева). Десятое столкновение – это вся совокупность революционных событий начала XX века (1905-1917). Как известно, интеллигенция побеждает и на этот раз.
События Гражданской войны – это, по сути, борьба между собой разных фракций интеллигенции. Она заканчивается победой одной из них – большевиков. После революции ситуация меняется: теперь доминирующая фракция в интеллигенции, а в следующем поколении – и вся интеллигенция вообще – определяется через партийность. Основной выразитель интересов интеллигенции теперь – Коммунистическая Партия (это только в 90-х стало принято считать, что 99% образованного слоя в 1930-50 гг. ненавидели коммунизм; на самом деле подавляющее большинство его вполне разделяло коммунистические убеждения или, по меньшей мере, не испытывало к ним идиосинкразии). Фактически, в этот период идёт процесс, аналогичный замене дворян разночинцами: образованный слой стремительно разрастается (за счёт мер по «ликвидации безграмотности» и т.п.). В результате, с 30-х гг. большая часть интеллигенции – это воспитанная уже в советский период молодёжь, обязанная советской власти самим своим существованием. Вообще же в этот период в Российской цивилизации социокультурное расслоение, просуществовавшее по меньшей мере весь имперский период, преодолевается. «Дворянско-интеллигентская» культура верхов окончательно частично вытесняет, частично асиммилирует «народную» культуру. Это происходит как за счёт становления системы всеобщего среднего образования («универсального», а не «технического» типа), так и за счёт возникновения в этот период первых «электронных СМИ» (радио). Унифицируется язык (язык дворянина Пушкина современной России гораздо ближе, нежели язык крестьян начала XIX века…). В результате выработанные за века в рамках дворянско-интеллигентского «информационного оазиса» элементы информационного общества внедряются в единую теперь русско-советскую культуру. При этом интеллигенция сохраняет за собой статус защитника народа, «народной совести» («поэт в России больше, чем поэт» и всё такое).
Следующие столкновения интеллигенции с государственной властью имеют место в 1950-х гг. Внутрипартийная борьба 1920-30 гг. – это противоборство разных фракций интеллигенции и разных сил в государственном руководстве, поэтому в статистику столкновений «интеллигенция – власть» мы эти события не включаем. Одиннадцатый эпизод – это период 1952-53 гг., когда И.В. Сталин, на тот момент как глава уже не партии, а государства (с момента упразднения поста генсека на XIX съезде), пытался «отодвинуть» от власти (и привилегий) Партию (в значительной степени представлявшей собой интересы большинства интеллигенции). В 1952 г. ему это не удается, а в 1953 г. вождь неожиданно умирает. Его преемник в качестве лидера государства (а не Партии) – Л.П. Берия – проигрывает аппаратную борьбу и погибает. Очередной эпизод – двенадцатый – 1957 г., столкновение Партии (во главе с Н.С. Хрущёвым) с Армией (во главе с Г.К. Жуковым). Партия одерживает победу и на этот раз.
Однако уже в конце 1960-х гг. в коммунистическом движении появляется реформистское крыло. После того, как происходит силовое подавление ревизионизма («Пражская весна» и всё такое), интеллигенция постепенно отходит от традиционных коммунистических идей. Теперь уже руководство окостеневшей в своих воззрениях Компартии занимает место государственной власти Советского Союза и становится объектом критики со стороны интеллигенции. Симптомом этого становится внесение в Конституцию СССР 1977 г. (и Конституцию РСФСР 1978 г.) упоминания о направляющей и руководящей роли Компартии: теперь КПСС – один из государственных институтов, не более того (прежде, когда Партия реально выражала взгляды интеллигенции, говорить о «руководящей роли» в государственных документах не было нужды). Борьба продолжается до середины 1980-х гг, когда «власть» снова сдается. Это – тринадцатый в послепетровскую эпоху случай столкновения интеллигенции и государственной власти. 
В постсоветский период интеллигенция теряет партийную окраску и снова определяется через вид деятельности (работа с информацией). В этот период происходит ещё одно, последнее на настоящий момент столкновение с «властью» - четырнадцатое по счету. При раннем Ельцине в среде либеральных радикалов появилась идея «либеральной диктатуры»: либеральные реформы в экономике при жестком автократическом политическом режиме «а ля Пиночет». Эта идея совершенно не понравилась большинству интеллигенции вне зависимости от политической ориентации. Силовой переворот против Верховного Совета осенью 1993 г. с последующим ограничением работы прессы и СМИ был воспринят именно как шаг в этом направлении. В связи с этим, когда началась первая чеченская война, это было воспринято интеллигенцией как «последняя тренировка» перед установлением «либеральной диктатуры». В результате вся интеллигенция выступила против Б.Н. Ельцина и «ястребов» в руководстве единым фронтом («демократы» – несмотря на то, что Ельцин – «их» президент, а «коммунисты» – несмотря на то, что в данном случае Ельцин защищал государственные интересы). В результате активной информационной кампании первая чеченская война была проиграна, а фракция «ястребов» в российском руководстве получила сокрушительный удар и надолго ослабла.
В 90-е годы в качестве нового социального феномена появился слой так называемых «новых русских». Первоначально даже казалось, что этот слой способен модифицировать социокультурную структуру России. Однако впоследствии стало очевидно, что это не так. Экономическое доминирование «новых русских» образца начала 90-х оказалось временным явлением. Кроме того, уже следующее поколение бизнесменов восприняло в значительной степени стереотип поведения интеллигенции: для них стало считаться чрезвычайно желательным профильное (экономическое, юридическое, менеджерское) высшее образование (желательно, полученное за рубежом). Получившие его специалисты претендовали на обладание неким «сакральным знанием», неведомым профанам; возник высокоинтеллектуальный профессиональный сленг (основанный на специальной лексике англоязычного происхождения) и т.п. Фактически, таким образом, бизнесмены превратились в ещё одну группу в составе интеллигенции. Характерно, что, в случае утраты бизнеса такого рода деятели без проблем вливались в ряды интеллигенции (например, критикующей власть…).

Итак: примерно за триста лет имеют место четырнадцать столкновений интеллигенции с государственной властью. В тринадцати из них интеллигенция побеждает. То есть, в среднем государственная власть сменяется под давлением интеллигенции раз в двадцать-двадцать пять лет.

Что касается современного положения вещей, то, если говорить о Российской Федерации, то хотя протестные настроения в среде интеллигенции нарастают, до критического уровня им далеко. В этом контексте принципиальное значение в российской истории 90-х и нулевых годов имел технологический фактор. Одна из базовых ценностей информационного общества – свобода информации. Несмотря на все экономические трудности 90-х, уровень свободы информации в стране повышался – просто за счёт компьютерно-коммуникационной революции последних трёх десятилетий (то есть динамика в области доступности информации, несмотря ни на какие провалы в экономике, оставалась для большинства интеллигенции положительной). Хоть это и не заслуга «демократической» власти, но, в целом, это стабилизировало ситуацию. 
Нынешние власти активно способствуют «интернетизации» страны. Это для интеллигенции как социальной группы – достаточно важный фактор, свидетельствующий, что «пока всё нормально». В будущем же огромное значение будет иметь судьба модернизационного проекта. Техническая интеллигенция, в значительной степени остающаяся не у дел после развала советской промышленности и деградации науки, чрезвычайно заинтересована в ней (в общем-то, её усилиями эта идея и была «продавлена»). В случае успеха власть в целом будет поддерживаться интеллигенцией в ближайшие годы (тем более, что окончательный постиндустриальный переход, который устранит цикличность, теперь уже близок). 

Таким образом, история России как цивилизации носит цикличный характер. В следующем посте – продемонстрирую, как эта цикличность выражается в разных странах Российской цивилизации и в «государственном цикле» России и лимитрофов в целом. 
 

Продолжение следует.

 

Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru