Гете и русская биология XX века (А)

Имя Гете довольно часто упоминается в различных обобщающих исследованиях. Однако «поминают» его в начале, в литературном обзоре - содержательно идеи Гете не используются. Гете - фигура, важная для истории биологии, автор термина «морфология», создатель теории прарастения, один из «этапов» в разработке концепции архетипа, но все эти воззрения, как кажется, «не работают» в современной науке. Теории эти почитались не то что неверными, а просто непонятными - поэтическая вольность, не более того, всерьез о них говорить не представлялось возможным. Описанию взглядов Гете посвящены несколько работ Лихтенштадта (1920), Канаева (1964, 1966), Бляхера (1959, 1962, 1976). Взгляды Гете на биологию разъясняются в ряде работ Р. Штейнера (Штейнер, 1992, 1993; Steiner, in: Goethe, 1884-1897) и Свасьяна (1989). В дальнейшем изложении полагается, что читатель знает основные черты взглядов Гете на теорию морфологии и теорию типа.

Гете был наглухо затянут в парадный мундир «поэта-классика» и как литературному генералу ему было можно капризничать - быть также и любителем-биологом. В таковом качестве капризного барина, который дома что-то такое изобретал и непрофессионально увлекался, он и вошел в «святцы» учебников по истории науки. Именно поэтому особенно важны те случаи, когда реально работающие над какой-то естественнонаучной проблемой исследователи обращаются к теориям Гете не из пиетета перед именем корифея, а в поисках ответа на конкретные вопросы. Каждый случай такой «помощи» со стороны Гете особенно интересен.

Практическая работа систематика состоит в определении уже известных и описании новых живых форм, помещение их в надлежащее место системы живых организмов. По мере развития систематики окрепло убеждение, что помещение в системе рядом друг с другом сходных форм является недостаточно обоснованным и живые формы надо классифицировать не по поверхностному сходству, а исходя из более глубоких оснований.

Со времен Дарвина и Геккеля принято полагать, что таким глубинным основанием для систематики является родство. Родственные организмы следует помещать в соседних «клетках» системы, а неродственные должны в системе располагаться далеко друг от друга. Однако непосредственных свидетельств родства не существует, имеются лишь косвенные данные, нуждающиеся в многоступенчатой интерпретации.

В особом положении находятся систематики-энтомологи. Насекомые - самая многочисленная группа живых организмов. На Земле живет несколько миллионов видов насекомых. Другие группы животных и растений на порядок менее разнообразны. Это значит, что энтомологу, занимающемуся классификацией конкретного семейства насекомых, предстоят не десятки и сотни, а тысячи или даже десятки тысяч живых форм. Это подавляющее многообразие нуждается в упорядочивании и классификации. Ни в одной области науки задача классификации не стоит с такой остротой, и в этом смысле систематик-энтомолог по уровню стоящих перед ним задач находится на переднем крае науки. При этом помощи со стороны «косвенных свидетельств» родства (данных эмбриологии, палеонтологии) энтомолог, как правило, не имеет.
Энтомолог-систематик ищет глубинные основания для классификации изучаемого многообразия живых организмов. Эта работа подводит его к концепции архетипа, с помощью которого можно упорядочить многообразие форм по существенным признакам, а не по поверхностным сходтсвам, и тем самым усмотреть «истинную» (в некотором смысле) систему природы. Поэтому некоторые энтомологи обращаются к взглядам Гете. Их интерес к его концепции архетипа, разработанной в виде «прарастения» и «праживотного», питается задачами, вырастающими из конкретной работы по классификации форм. «Галилей сотворил механику именно открытием в ней закона... Гете повторил деяние Галилея сообразно специфике самой органики. Он открыл, что в отличие от закона, действующего в пределах неорганического мира, в органическом действует тип» (Свасьян, 1989, с. 138).

В отличие от схематизаторских попыток послекантовской биологии Гете создал удивительный понятийный конструкт - тип, или конкретную идею, вечно подвижную и вбирающую в себя все многообразие конкретных «образцов». В этом смысле архетип принципиально отличается от привычного в науке общего понятия, вырезающего из многообразия только общие для сравниваемых образцов черты.
Далее мы обратимся к некоему кругу ученых-энтомологов, которые различными путями решали задачу упорядочения разнообразия. Это небольшая группа связанных дружескими связями и перепиской людей, особых чинов не достигших и интересных тем, что биология интересовала их не только узко-профессионально, но и с философских, методологических позиций. Их интересовало, какой должна быть биологическая мысль, как следует мыслить себе живой организм. Однако следует сделать замечание, касающееся проявленности результатов работ этих ученых.

Подпольная биология
В русской биологии послеоктябрьского периода сложилось уникальное положение. Причин этому было много - и гонения на инакомыслящих в Советской России, и смена идеологической парадигмы. Но в результате возникло две биологии - официальная и подпольная, хочется анахронично сказать - диссидентская. Уникальным это положение было потому, что ученые раскалывались на разные непримиримые лагеря и в других странах, но всегда это было внутринаучным делом, во-первых, и никто накрепко противникам рот не затыкал - во-вторых. Любые «внутринаучные» гонения - затрудненное публикование статей проигравших соперников, трудности с защитой и т.д. - не идут ни в какое сравнение с тем давлением, которое испытывали инакомыслящие в Советской России.
Но за «официальным» слоем «современной» биологии продолжались изыскания некоторых биологов. Эти работы не публиковались и зачастую и не предназначались для печати. Они и по сегодняшний день практически не опубликованы - лежат в архивах, в лучшем случае в историконаучных журналах публикуют редкие отрывки. Работы такого рода были личным делом ученых-биологов, почти что хобби, которым занимались параллельно работе, для души. Разговаривали об этом только в кругу друзей. Не то чтобы всерьез полагали, что за такие беседы «посадят» (хотя и это бывало), но просто сам язык и стиль подобного обсуждения стал чужд официальной среде - в институтском коридоре или тем более лаборатории и слов-то таких вымолвить не удастся.

Иной Гете, живой, с которым яростно спорили и яростно восхищались, жил только «на задворках». на кухнях, на дачах, где встречались биологи, размышлявшие о соответствующих проблемах. Этот круг людей, обсуждавший идеи Гете, состоял из нескольких замечательных биологов - Александра Александровича Любищева, Владимира Николаевича Беклемишева, Бориса Сергеевича Кузина, Евгения Сергеевича Смирнова и нескольких других. Это они писали статьи в стол, переписывались, ругались, приходили к согласию и замолкали на годы, отвлеченные важными делами - написанием «профессиональных» книг, командировками, ссылками и отсидками, семейными проблемами - всем вместе.

Белый рыцарь рационализма
Первым в этом списке назван Александр Александрович Любищев - человек, слава которого для биолога просто непомерна. Как-то так получилось, что многие люди из биологов знают двух - Дарвина и Любищева. Феномен этой славы заслуживает специально осмысления. Почему Любищев сделался столь знаменитым в последние годы? Несомненно, помогла слава «диссидента», помогла талантливая книга Гранина и «маркетинг». Однако если эти «косметические» слои убрать, станет очевидным, что Любищев знаменит как единственный известный широкой публике биолог-рационалист.

Такая слава является симптомом парадоксальной ситуации. По инерции считается, что наука - это та область знания, где принято заниматься размышлениями, думать, что наука и рационализм - это почти одно и то же. Многие люди интересуются биологией, их самым наивным образом интересуют вопросы - как развилась жизнь на Земле? как изменяются виды? правда ли, что человек произошел от обезьяны? В большинстве популярных книг люди не находят ответов, аргументация которых их бы удовлетворяла. Они пробуют читать специальные биологические работы - и оказываются завалены горами фактов, чудовищным объемом непробиваемой эмпирии, в которой крайне тяжело разобраться и еще труднее найти что-нибудь, напоминающее мысль. Кроме таких эмпирических работ, забитых непереваренными фактами, в некотором количестве присутствуют еще работы схематизаторские. В них мысль подменяется предзаданной схемой, все ответы даны еще до начала исследования. Схемы эти жестки и неизменны, и несмотря на уверения «научных методологов» в целое не складываются, сколько их не заклинают «многоаспектностью».
И вот на этом фоне они встречают человека. который четко ставит вопросы и пытается логично на них отвечать. Аргументированно критикует и последовательно отстаивает свою точку зрения. Такие работы среди биологов - редкость, и работы А.А. Любищева резко выделяются на окружающем биологическом (научном и особенно известным широким слоям читающей публики) фоне.

А.А. Любищев - энтомолог-систематик, занимался классификацией жуков-листоедов (Coleoptera: Chrysomelidae) из подсемейства Alticinae (земляные блошки), искал математические методы построения естественной системы организмов. Группа эта очень трудна для таксономического анализа, в ней присутствуют многочисленные перекрывающиеся ряды изменчивости, параллели между неродственными родами. По этой причине группа эта весьма соответствовала настрою А.А., интересующемуся поиском математических оснований теории классификации и периодической системы организмов, критикой эволюционной теории Дарвина. Анализ постулатов дарвинизма («тихогенеза», «селектогенеза», в терминологии Любищева), вызвал в 70-е годы большой интерес среди эволюционистов.
Любищев был верным рыцарем логического подхода и рационализма; можно даже сказать - Белым Рыцарем, которого так часто приходилось подсаживать на боевого коня трудолюбивой Алисе. Любищев принадлежит к классической декартовской традиции рационализма, в которой предполагается, что весь мыслительный процесс может быть без остатка проговорен, логизирован, в пределе - математизирован (Шрейдер, 1991). По этому поводу имела место дискуссия Любищева с другим героем этого очерка - Кузиным, который полагал, что имеется интуитивно-чувственная сторона мышления, которую можно с очевидностью созерцать, но не логически доказывать и тем более ее нельзя считать. Формализовать (желание Любищева) интуитивную (Кузинскую) линию пытался С.В. Мейен, создавая мерономию - другой вопрос, с каким успехом.

Работам А.А. свойствен неистощимый энтузиазм, любопытство, с которым он набрасывался на различные области знания. Любищев развивал математические методы диагностики таксонов, отстаивал возможность построения периодической системы живых организмов - и рассуждал о стиле живых форм, едва ли не первый заговорил о роли стилистики в морфологии. Непосредственно взглядами Гете на биологию А.А. не интересовался, гетевская теория типа не могла привлечь ориентированного на математическое знание исследователя. Свое отношение к этим взглядам Любищев выразил в переписке с Б.С. Кузиным (Кузин, 1983).

Традиция Кювье
Гораздо более значительной фигурой являлся другой член упомянутого «незримого колледжа» - Владимир Николаевич Беклемишев. Это был крупнейший ученый, морфолог. каких со времен Кювье, наверное, наука не знала.

Беклемишев к взглядам Гете приближался, скорее, от «идеалистической морфологии» Нэфа и Тролля. Так, Тролль писал: «Тип, облик (Gestalt) - по существу, равнозначные термины - являются понятиями целостности... Организм должен быть воспринят как целое, в своих существенных чертах, как система планомерно вложенных частей» (Troll, 1925, цит. по: Канаев, 1966). Сходным образом высказывается Нэф (Naef, 1931, цит. по: Канаев, 1966): «Тип - это та воображаемая природная форма внутри <систематической> категории, в связи с которой можно мыслить все известные формы этой категории связанными простейшим соответствующим ее природе метаморфозом».

Методом изучения органической природы Гете полагал «точную фантазию», примером которой может служить такой образ: наблюдая семя растения, человек может точно представить себе взрослое растение, сокрытое в этом семени, может мыслить еще незримое в сокрытом от внешнего взора. В.Н. Беклемишев (1994) полагал, что, наблюдая различные живые существа, обратив внимания на их план строения, эти существа можно организовать в эволюционный ряд, с помощью «точной фантазии» угадав путь реальной эволюции.

Итак, Беклемишев полагал, что выведенная рациональными, логическими средствами картина преобразования планов строения будет соответствовать тому, как на самом деле происходило развитие живых существ. Здесь заложено очень смелое допущение о том, что природа обязана следовать человеческой логике. Но можно отыскать и иной оттенок этих рассуждений. Обычно предполагается, что исследователь занимает в познавательном процессе положение «субъекта», наглухо отделенного от «объекта» (предмета природы). Но возможна и иная точка зрения: исследователь является частью совокупной системы, включающей его и живую форму. В результате те мысли, те концепции, которые возникают у углубленного исследователя при познании природы, являются как бы продолжением заложенных в живой форме природных закономерностей. Такой строй мыслей о природе очень близок гетевскому мировоззрению.

Беклемишев, как и Любищев, пытался внести в биологию рационализм. Гете интересовал их именно в этой связи, как основоположник теории архетипа - и в этой же связи, если можно так выразиться, разочаровал - стройных схем у Гете, естественно, не найти. Только Гете-морфолог оставил след в работах Беклемишева...

Гетеанство
С Александром Александровичем Любищевым, Борисом Сергеевичем Кузиным, Ю.А. Вермелем дружил и переписывался, беседовал, спорил Евгений Сергеевич Смирнов (1898-1977). В 1916 г. он поступил на биологический факультет Московского Императорского Университета, в 1920 г. оставлен при кафедре для подготовки к профессорскому званию. Затем, защитив докторскую диссертацию, профессор Е.С. Смирнов с 1940 по 1970 гг. руководит кафедрой энтомологии Биофака МГУ. В 1970 г. он ушел на пенсию, но до 1977 г. оставался профессором-консультантом той же кафедры.

Область научных интересов - систематика мух, теория и методы классификации живых организмов. Основные научные труды: «Этюды по теории эволюции» (1924, соавт. Вермель, Кузин), «Таксономический анализ (1969). В монографии «Таксономический анализ». Е.С. Смирнов разработал метод взвешивания признаков на основе их сходства, а не различия, как в большинстве других методик взвешивания признаков. В поисках «меры сравнения» таксономических категорий Е.С. Смирнов пришел к необходимости использования «типа группы организмов». Он мыслил этот тип как среднее арифметическое и посвятил большое количество работ доказательству полезности и объективности такого понимания типа (Смирнов, 1938, 1963). Задача систематика - найти законы, «которые определяют взаимное расположение изучаемых явлений. Выражение этих закономерностей в виде математических формул - вот высшая цель, к которой стремится систематик» (Смирнов, 1923).

Смирнов состоял в дружеских отношениях и переписке с энтомологами А.А. Любищевым и Б.С. Кузиным. Всю жизнь увлекался вопросами теории эволюции живых существ: склонялся к теории наследования приобретенных признаков Ж.-Б. Ламарка (Смирнов, 1957). Смирнов полагал: «Мимолетные, сменяющие друг друга изменения условий жизни не оставляют следа в наследственной основе. Если же эти изменения становятся регулярными и длительными, они влекут за собой более или менее стойкие изменения наследственности. В случае резкого нарушения условий жизни происходит расшатывание наследственности, и на фоне усиливающейся изменчивости и смертности естественный отбор сохраняет наиболее удачные, прогрессивные варианты». Это, по сути, понимание наследственности, описываемое эффектом Болдуина и использованное в теории стабилизирующего отбора.

Смирнов критически относился к тому сплаву теории естественного отбора Дарвина и математической генетики, который получил название неодарвинизма, или синтетической теории эволюции (СТЭ). «... Провозглашен лозунг: «систематика должна быть филогенетической»; это значило, что отныне биолог-систематик вместо объективного изучения должен был исследовать соотношения воображаемых предков» (Смирнов, 1923: 359).

Е.С.Смирнов интересовался морфологией Гете, закономерностями изменчивости, типологией, «идеалистической морфологией» Нэфа и Тролля. Исследования А.Г. Гурвича (и Дриша) вдохновили Е.С. на собственные исследования в рамках теории морфогенного поля (Смирнов, 1937), которое он понимал как фактор, который «не имеет материальной природы, но локализован определенным образом в зародыше и активно воздействует на него, побуждая клетки к различного рода передвижениям» (1937: 113).
Смирнов отличался завидной последовательностью в работе. Основные цели своих научных занятий он сформулировал в самых первых своих статьях и потом всю жизнь осуществлял этот план. По некоторым поздним работам Смирнова трудно понять, зачем он разрабатывает то или иное направление или методику, и лишь после знакомства с его ранними статьями становится виден общий план, которому была подчинена вся его научная деятельность.

В 1924 году Смирнов (Smirnov, 1925) пишет, что он ставит свой целью найти простой и точный метод систематики. Для этой цели он обращается к теории типа, среди основателей которой называет Гете, Сент-Илера, Окена и Оуэна. Смирнов отмечает, что перечисленный в этом списке Гете представляет в в этом отношении особый интерес, поскольку он точно установил фундаментальные вопросы и наметил некоторые пути их решения.

Далее Смирнов кратко излагает гетевскую теорию типа по статье «Erster Entwurt...» (Zur Morphologie, Bd. 1, H. 2, 1795). Для Смирнова важно то положение Гете, что ни одно конкретное животное не может быть использовано как «образец для сравнения». Вся систематика пронизана сравнением с типами - но не типами в смысле Гете, а типовыми экземплярами, образцами, по которым впервые был описан данный вид животных. Смирнов, вслед за Гете, выражает недоверие обоснованности такого сравнения одного конкретного экземпляра с другим. В статье 1796 года Гете продолжает разрабатывать теорию типа, указывая на «мысленно видимый план» строения различных существ. («Vortrage uber drey ersten Capitel des Entwurfs...», Zur Morphologie, Bd. 1, H. 3). С точки зрения Гете, тип необходимо представлять себе синтетическим, который в целостном единстве содержит в себе всевозможные вариететы и формы, специально отмечая, что в представление о типе должны включаться не только устойчивые постоянные формы, но и всевозможные виды изменчивости. Подчеркивая единство типа, Гете говорит, что тот существует как метаморфоза своих вариаций, непрерывное взаимопревращение форм и поясняет это примером метаморфозы растений (Die Metamorphose der Pflanzen. Zur Morphologie, Bd. 1, 1807). Другие примеры метаморфоза могут быть найдены у позвоночных - например, формы позвонков от первого до крайнего хвостового. Гете, по мысли Смирнова, полагал метаморфозу ограниченным и постоянным, фиксированным процессом, никоим образом не беспорядочным - короче, гетевская метаморфоза для Смирнова есть закон природы. Природа, по мысли Гете, не отклоняется от своих принципов в каждом отдельном случае, и это позволяет нам найти типы многочисленных родов и видов животных.
Смирнов придерживался убеждения, что законы природы следует выражать в математической форме. Поэтому главной целью теории типа, по его мнению, было найти такую единицу, такую меру, которая бы содержала в себе все многообразие форм - точнее, поскольку речь для Смирнова идет не о Природе, а о науке как отражении природы, то эта искомая мера должна включать в себя, конечно, не сами формы, а результаты сравнения их описаний.

Часто при такого рода исследованиях пользуются методом абстрагирования, выделяя признаки постоянные и игнорируя изменчивые. Если не находится таких признаков, соотнесенных с одной определенной морфологической структурой, используют индексы - соотношения нескольких структур. Однако Смирнов отмечает, что тип не может быть абстрактным, как это неоднократно подчеркивал Гете. При внимательном исследовании проблемы меры сравнения оказывается, что абстрактные признаки любого вида работают лишь на чрезвычайно ограниченном материале и не исчерпывают реальное богатство живых форм. а значит, не могут быть использованы для надежного различения форм и построения системы.
Проведя все эти рассуждения, Смирнов предлагает свое решение проблемы типа - представление меры сравнения в виде среднего арифметического. Согласно Кетле, некоторые признаки, например, признаки, связанные с размером живых организмов, дают биномиальное распределение, и среднее арифметическое хорошо представляет его и является его «типом». Затем Смирнов показывает, что и многие другие признаки могут быть хорошо представлены этой мерой - средним арифметическим, заключая, что им найдена простая мера сравнения, чем решена проблема типа, ссылаясь при этом на работы Гейнке (Heinke, 1897), который показал, что сумма квадратов отклонений от «идеального типа» (средней) постоянна внутри «расы». В дальнейшей работе на протяжении многих лет Смирнов неоднократно развивает эту мысль, показывает объективность средней арифметической, возможность применять эту меру к множеству признаков, представительной меры в статистическом смысле и т.д. «Мы получим совокупность средних арифметических всех признаков нашего вида. Эта совокупность обозначается как видовой тип... Это - некоторый идеальный средний индивид». (Смирнов, 1938: 390)
То, как мыслилась система Смирнову в начале его жизни в науке, очень близко к взглядам К. Бэра: закономерные круги форм, выделенные по сходству, с центральной «типичной» формой посредине каждого круга и «переходами» на периферии (Смирнов, 1923: 363). В этом отношении отметим сходство с высказанной кратко С.В. Чебановым, С.В. Мейеном и развернуто Ю.В. Чайковским (19 ), а также некоторыми другими авторами мыслью о ядре и периферии, составляющем любое разнообразие. Отметим, что здесь имеется аналогия с центральной и периферической (центростремительной и центробежной) тенденциями, выделенными Гете при изучении формообразования у растений.

Центральные, типичные формы, образующие как бы «ядра» изменчивости группы, Смирнов именовал «конгрегациями», выделяя, кроме них, периферические группы, переходные между различными конгрегациями. Смирнов придерживался концепции полифилии, множественного возникновения каждой таксономической группы - конгрегации. В этом его убеждало независимое развитие сходств между членами конгрегации, то есть, попросту, множественность параллелизмов, обнаруживаемых им среди изучаемых таксонов. Этим взглядам Смирнов, по сути, не изменял до конца жизни. Целью его было привнесение в эти взгляды математического порядка и объективности.

Смирнов совсем не известен в качестве «подпольного мыслителя». О «подпольной» деятельности Любищева теперь очень хорошо известно. После выхода в свет нескольких книг с теоретическими работами В.Н. Беклемишева и он стал менее таинственным. От Кузина остался большой архив, хранящийся в ПФН РАН. А о Смирнове кроме «внешней» биографии не известно ничего. Внешне все выглядит вполне прилично и привычно. Биолог, в 20-е годы разрабатывал антидарвиновскую теорию эволюции. Статьи... Мысли... Книга по теории эволюции... Статьи... Потом - статьи по теории систематики и завершающая жизненный путь книга... В книге - математический метод сравнения признаков, позволяющий, по мысли автора, сближать различные группы живых организмов не субъективно, на основе «хорошего взгляда», а объективно, путем подсчета общих и различных признаков.

Смирнов полагал Любищева своим союзником в борьбе против филогенетического подхода в систематике (Смирнов, 1938 - Конструкция вида с таксономической точки зрения, с. 388). Как всегда, союзником чьи-либо взглядов А.А. Любищев оказался только в негативном аспекте, в справедливой критике - не в позитиве.

За этим фасадом скрывается Смирнов неизвестный. Дневники в архиве Московского отделения РАН позволяют сделать вывод, что Евгений Сергеевич в молодости состоял в теософском кружке, затем заинтересовался антропософией Рудольфа Штейнера. В предвоенные годы (1936, Крым - дата не проверена) он был знаком с членом Антропософского общества Еленой Саввишной Волынец (устное сообщение Александра Борисовича Ланге; членство Е.С. Волынец в Антропософском обществе не проверено). Волынец, по-видимому, входила в круг друзей Максимилиана Волошина, была знакома с ним. После войны, в 40-50е годы, Е.С. не потерял связь с Волынец и, возможно, с кругом, близким к Волошину. В библиотеке Смирнова имелись книги Р. Штейнера на русском языке «Как достигнуть познания высших миров», «Порог духовного мира», «Из летописи мира». Книги несут рукописные пометки Е.С., составленные им поясняющие текст схемы и рисунки.

С 1949 по 1952 год Смирнов интенсивно работал над переводом книги Р. Штейнера «Философия свободы». Книга эта излагает философию в совсем особенном ключе, рисует путь свободного научного познания. В книге содержится образ науки и научной мысли, которым может следовать естествоиспытатель, если он хочет продвинуться по пути познания природы.

Кроме «Философии свободы», Смирнов перевел также книгу Р. Штейнера «Мировоззрение Гете» (1897). Перевод этой книги осуществлен Е.С. Смирновым в 1953-1956 годах. Точнее, с 28 мая 1953 года по 25 сентября 1956 года. Уникальный перевод - не перевод, не пересказ - воссозданный на другом языке оригинал. Работа потрясающей квалификации, многолетняя - создан словарь биологических терминов, преодолены особые сложности перевода философского текста на русский, где не всем понятиям есть адекватные замены. При изучении архива Смирнова бросается в глаза характерное изменение почерка. Обычный почерк Смирнова изменяется при работе с текстами Штейнера, становится более тщательным и каллиграфическим. Это даже чисто внешнее изменение свидетельствует, с какой любовью и тщательностью относился Е.С. к этому переводу.

Книга эта издана по-русски только в 1993 году (Штейнер, 1993), и в другом переводе (Н. Боянуса). Перевод Смирнова пока не издан. Кроме упомянутых книг Штейнера, Е.С. Смирнов перевел также некоторые из «Введений в естественноисторические работы Гете» по соответствующему тому Полного Веймарского издания сочинений Гете. Этот перевод, как и прочие, не издан. Эта работа многих лет не нашла отражения во внешних публикациях.

Смирнов продолжал заниматься антропософией до последних дней жизни, как можно установить по записям в его личном архиве, но интенсивность этих занятий в 60-е и особенно в 70-е годы резко снизилась. Наиболее продуктивно занимался Смирнов естествознанием с духовно-научной точки зрения в конце 40-х - начале 50-х годов. Потом его поглотила огромная работа над книгой «Таксономический анализ» (Смиирнов, 1969), где он разрабатывал некоторые математические методы классификации организмов. Из черновиков книги видно, что Е.С. стремился внести в текст некоторые представления, почерпнутые им из работ Штейнера. Сначала в книге планировалось небольшое теоретическое введение, судя по черновым дневниковым записям, вполне одиозное и не слишком углубленное, но потом и это введение было в окончательной редакции заменено просто формальным вступлением в нескольких абзацах. В опубликованном тексте книги отыскать следы каких-либо философских «вольностей» уже невозможно. Статьи Смирнова 60-х годов и завершающая монография рисуют облик ученого, всецело поглощенного математизацией систематики («программа Любищева»). И только по дневниковым записям можно выяснить, что и в это время интересовали его философские проблемы сущности биологического знания, но во «внешней жизни» эти мысли уже никакого отражения не находили (Смирнов, 1974).