Плач о прошлом
Фритц Рингер. Закат немецких мандаринов

Не только в Германии, но и в других европейских странах некоторые ученые опасались, что материальный прогресс будет представлять серьезную угрозу, прежде всего для культуры. Определенный пессимизм в этом отношении был распространен среди образованных европейцев, в особенности в 1920-е гг. Нет ничего удивительного в том, что утонченные и высокообразованные люди были склонны рассматривать начало века масс и машин с изрядной долей скептицизма. Можно попытаться объяснить их опасения, сославшись на то, что они, вполне естественно и не без оснований, беспокоились за свою систему ценностей и за традиционные ценности в целом. Они подозревали, что их идеалы Bildung будут отвергнуты новой эпохой как устаревшие и ненужные. В технологическую эпоху политика и экономика приобретают некоторую обезличенность, автоматизм, что ставит под сомнение претензии образованного меньшинства на руководство обществом. В области культуры неизбежное приспособление ко вкусам масс, по всей видимости, порождает чрезмерную вульгарность, которой нигде не удается избежать. Более того, пророкам нет места на фабрике, а ведь для интеллектуала гораздо более привлекательной всегда была роль мудреца, нежели простого технического исполнителя.

...мандарины-ортодоксы всегда имели определенную склонность к "безжалостному морализаторству". И чем больше они чувствовали угрозу своему положению, тем более эта тенденция овладевала ими. Они преисполнились такого презрения и настолько лишились чувства юмора, что в их морализаторской риторике стало невозможно пробить брешь. Столкнувшись с их самоуверенностью, потенциальный оппонент был вынужден перейти к приемам радикального разоблачения. Ярость Астера и ирония Вебера были отчасти следствием их отчаяния. Размышления о Марксе или о Бертольте Брехте, о Ницше или о Фрейде приводят к выводу, что идеализм всегда сам порождал своих врагов. Веймарский период отличался лишь степенью напряженности отношений. Разоблачительный тип критики постепенно становился господствующим на левом фланге ученого сообщества, а опасная карикатура на общинный идеализм постепенно вырисовывалась на правом. Старая социальная философия образованной элиты начинала распадаться.

...Особенно в 1918-1925 гг. академической средой, независимо от политических ориентаций, завладело тревожное ощущение кризиса морали. "Ужасающий распад всякого чувства солидарности, всех естественных моральных чувств проявляется повсюду, полное пренебрежение, почти что ненависть ко всем духовным и моральным ценностям, которое ранее было нам совершенно незнакомо". "В жизни политических партий, так же как и в профессиональных организациях и экономических союзах, общественные проблемы в настоящее время рассматриваются по преимуществу с эгоистических и материалистических позиций. Для оздоровления обстановки требуется пересмотреть всю ориентацию с этической точки зрения"

...Слишком многие вопросы, вокруг которых велась борьба, казались им пагубными и недостойными обсуждения, так что они очень часто поддавались старой привычке мандаринов "быть выше" политики. Они осуждали весь конфликт, а не только вовлеченные в него партии, и поскольку новая парламентская организация с гораздо большей отчетливостью обнажила всю глубину и ожесточенность антагонизма разных групп, нежели это имело место в бюрократической монархии, они так и не могли полностью избавиться от представления о том, что сам по себе республиканский режим виноват в удручающих свойствах новой политики.

...Ничто другое так не способствовало утверждению этого мрачного образа в умах образованных немцев, как инфляция начала 1920-х гг. Этот опыт пошатнул все привычные представления. В то время как немногие капиталисты процветали, чудовищная механика потерявшей управление денежной системы практически разрушила немецкую науку и образование. Уязвимость науки внезапно представилась с ужасающей ясностью, пусть даже мандаринам пришлось осознать свою непопулярность у приобретших теперь влияние масс.

...В 1928 г. в своей речи о "кризисе в медицине" ректор Мюнхенского университета поведал аудитории о том, что никогда раньше немецкая медицина не подвергалась столь жестокой критике. Он перечислил обвинения в ее адрес: была предана забвению взаимосвязь души и тела, слишком большой интерес вызывали технические детали, специализация привела к тому, что оборвались все связи между врачом и больным, медики стали лечить органы и симптомы болезни, а не больного в целом, принесенными в жертву "ошибочному представлению о том, что медицина принадлежит к числу естественных наук", оказались "целостное восприятие" (Anschauung) врача, его интуиция, все врачебное искусство. <...> Человека все еще рассматривают как "машину с рефлексами", что делает невозможным "сочувственное понимание" (mitfЯhlend zu verstehen) его жалоб.

...Синтез, целостность, понимание, видение - лозунги были все время одни и те же. Биологи и медики намеревались изучать весь организм в совокупности [11], педагоги и физиологи - всего человека. В социологии и экономике речь шла о всем сообществе, общине. В каждой отдельной дисциплине ученые объявляли войну индивидуализму, натурализму, механистичности и тому подобному. Новые методы в гуманитарных дисциплинах, интуитивный и феноменологический подходы распространялись молниеносно.

...Кризис науки был подобен семантической болезни. Сам немецкий язык был затронут страстями эпохи. Слова превратились в эмоциональные стимулы. За каждым из них тянулся длинный шлейф подразумевавшихся неопределенных смыслов. Аудитория была подготовлена к тому, чтобы реагировать на все расширяющийся круг неясных антимодернистских и антипозитивистских аллюзий. "Синтез" указывал на "целое" и все, что было с ним связано. "Синтез" предполагал сравнение с "симфонией". Он был тесно включен в традиционные типы аргументации через негативное определение и "высший третий путь". Спасение, которое сулил "синтез", было "все преодолевающим".

Умные, но бедные: ученые в современной России
А.В.Юревич
Москва: Моск. обществ. науч. фонд, 1998, cерия "Научные доклады"

Давно подмечено, что ученые - очень специфическая социальная группа, обладающая особой психологией и своеобразным профессиональным самосознанием.
...Уважительное отношение к науке было свойственно не только
власти, которая использовала естественную науку для наращивания
военной мощи страны, а гуманитарную - для укрепления своих
идеологических позиций, но и основной части населения. Проводившиеся
в советское время опросы показывали, что профессия ученого была одной
из самых престижных, и большая часть родителей мечтала видеть своих
детей учеными и космонавтами

...С определенной, но не чрезмерной, долей упрощения можно
констатировать, что человек в течение всей своей жизни накапливает,
главным образом, две вещи: деньги и социальный статус. В результате
наших реформ ученые лишились и того, и другого, а их труд превратился
не только в один из самых низкооплачиваемых, но и в один из наименее
престижных. Как показывают опросы, нынешние родители могут увидеть
своих отпрысков учеными разве что в страшном сне, а сами ученые
нередко жалеют о своем выборе профессии и не желают своим детям его
повторить

...Но дело не только в нелегкой жизни и в том, что обидно быть
людьми «второго сорта», в которых ученые превратились в нашем
обществе - беспрецедентно и для мировой, и для отечественной истории.
Как отмечалось выше, российской интеллигенции всегда был свойственен
усиленный мессианским самосознанием культ служения нашему
обществу, сознание того, что они ему нужны и многое для него делают.

...Все эти атрибуты профессионального самосознания ученых плохо
совместимы с отношением к науке в современной России. Опросы
демонстрируют, что в отличие от советских граждан, нынешние россияне
весьма неблагосклонны к науке и в большинстве своем считают, что она
нашему нынешнему обществу вообще не нужна. Так, один из опросов
показал, что 70 % наших сограждан считают полезными только
медицинские науки, 46 % - только инженерные, и лишь 14 % видят пользу
от фундаментальной науки. У 74 % населения разговоры о бедах нашей
науки вызывают сильное раздражение, особенно у коммерсантов,
домохозяек о руководителей государственных предприятий

...В среде ученых, как показывают опросы, распространена
ностальгия не только по своему прежнему статусу и по престижности
научного труда и в советском обществе, но и по характерной для него
атмосфере интеллектуализма - по тому культу интеллектуальных
занятий, идей и соответствующих людей, в результате которого такие
мыслители как М. Мамардашвили пользовались популярностью,
сравнимой с популярностью звезд эстрады. Подобная ситуация была сколь
парадоксальным, столь и естественным результатом тоталитаризма:
культура развивалась не "вовне", а "вовнутрь, развитие материальной
культуры было практически парализовано, что приводило к предельной
концентрации интеллектуальных ресурсов в духовной культуре и
повышенному интересу к ней. Утрата атмосферы интеллектуализма,
растаявшей в «ларьковом обществе», равносильно разрушению одной из
главных психологических предпосылок научного творчества, ведь
«ученому нужны не только деньги, но и совершенно специфическая
атмосфера научного поиска, которая возможна только в определенном
окружении, только в обществе, обладающем достаточно высоким уровнем
культуры - не только научной, но и просто культуры в широком смысле
слова»