Instruments and Experimentation in the History of Chemistry. edited by Frederic L. Holmes and Trevor H. Levere. 2000 Massachusetts Institute of Technology. 415 р.
Anderson
Gabriel Francois Venel, в статье о химии в Encyclopedie Дидро и д’Аламбера, объясняет: "Chemistry is a science which occupies itself with the separations and union of the constituent principles of bodies, whether these are effected by nature, or the result of the operations of art, with a view to discovering the properties of bodies, or to render them suitable for a variety of uses."
Химические инструменты и химлаборатории менялись медленно. С одной стороны, надо подчеркнуть, какое значение имеют технические, инструментальные революции в развитии науки. С другой – в последней трети 18 века химическая лаборатория выглядела примерно так же, как и за 400 лет до того. Например, можно убедиться, - в той же Encyclopedie на рисунках показаны аппараты, очень похожие на те, с которыми оперировал Libavius в своей Alchemia 1597 г. Даже лаборатории Лавуазье, Берцелиуса и Кекуле в 19 веке содержат во многом сходное оборудование.
Тексты по дистилляции: Thomas Norton «Ordinal of Alchemy» 1477 г. Norton (1433-1514) из Бристоля. Hieronymus Brunschwig «Liber de arte Distallandi de Compositis» 1512 г. =Grosses Distillierbuch, много изданий - Brunschwig (ca. 1430-1513), из Страсбурга. John French «The Art of Distillation» 1651 г. French (1616-1657) – английский военный врач. Johan Joachim Becher «Tripus Hermeticus Fatidicus» 1689 г., Becher (1635-1682), приехал в Англию из Германии в 1679, умер в Лондоне.
Много изображений сохранившихся тиглей, перегонных кубов и пр.
Hieronymus Brunschwig, Book of Distillation. With a New Introduction by Harold J. Abrahams (New York: Johnson Reprint, 1971), xiv. The Moor's head still appears in some late editions of Brunschwig but not in the 1527 English translation.
J. R. Partington, A History of Chemistry, vol. 2 (London: Macmillan, 1961
Reidy, ed., Thomas Norton's Ordinal of Alchemy, 86
Johann Joachim Becher, Tripus Hermeticus Fatidicus, seu I Laboratorium Portabile (Frankfurt: Johann Georg Schiese, 1689). See also Pamela H. Smith, The Business of Alchemy. Science and Culture in the Holy Roman Empire (Princeton: Princeton University Press, 1994)

William R. Newman
Имевшиеся у них техники оперирования и очистки минералов не использовались средневековыми алхимиками как эмпирическое средство для получения чистых металлов. То, чем занимались алхимики, было совершенно иным, не химией – техники имелись и разрабатывались, но использовались как-то иначе, чем сегодня можно представить. Лишь в конце средних веков эти техники стали использоваться для экспериментального исследования природы.
Kopp исследовал значительную часть средневековой алхимической литературы. Происхождение материалов – явно арабское. Всё это – наследие Muhammad ibn Zakariyya al-Razi (c. 854-925). Razi «Kitab al-asrar» =Book of Secrets была переведена на латынь как Liber Secretorum. Текст Рази пользовался величайшей известностью. Еще более известна работа Liber de Aluminibus et Salibus.
«Ars Alchemie» Michael Scotus, в 13 веке врач и придворный философ у Frederick II von Hohenstaufen. Это тоже книга в традиции Razi.
///Алхимическая традиция была насквозь арабской, в основном от Рази. Парацельс так же отличается от алхимиков, как от ученых.///
Theatrum Chemicum Britannicum - Elias Ashmole, F.R.S., printed in 1652. Подробные рисунки алхимической лаборатории with an alembic, a pelican, and an analytical balance
Одна из самых влиятельных алхимических работ - De Anima in Arte Alkimiae, ошибочно приписывалась Авиценне. Анонимного арабского автора. Переведена на латынь, имела большой успех. Была одним из источников для Р. Бэкона.

Lawrence M. Principe
Юнгианцы считают, что алхимические тексты в первую очередь предназначены не для действительных преобразований химических веществ, но скорее для изменения самого алхимика. Алхимическеи тексты имеют не химическое, а психологическое значение.
///Можно сказать так: любой эксперимент меняет и объект, и субъекта. Влияния могут быть очень малыми, но они имеются. И отсюда два пути – один, научный. Связан с фиксацией внимания на происходящем с объектом исследования. Другой – ятрохимиченский и. шире, алхимический – когда обращают внимание на происходящее с актором, с экспериментатором. Более того – может быть спланирован эксперимент, столь же строгий, как научный в котором превращается именно экспериментатор. «Объективный» эксперимент направлен на понимание закономерностей природы и подтверждение или опровержение определенных мыслей, гипотез о её строении. «Внутренний», «субъективный» эксперимент направлен на планомерное изменение экспериментатора в какую-либо сторону. Это «человекоделательный» эксперимент. ///
Автор считает, что такая интерпретация не подтверждается.
Многие современные историки науки придерживаются противоположного взгляда. Steven Shapin и Simon Schaffer в Leviathan and the Air-Pump чем-то вроде пустых суеверий, противопоставляя их программе Королевского общества.
Principe считает это двумя крайностями. Ненаучный путь Юнга и очень уж мизерабильная трактовка алхимии у Шейпин-Шаффера.
Если юнгианцы правы и алхимические действия имеют результатом психические изменения, а не открытие химических законов, мы должны найти, что алхимические операции непродуктивны. Реакции. Ими проводимые – только видимость, фальшивка. Тогда алхимики не должны изменять свою технику, совершенствовать химические устройства. Однако при исследовании мы находим совершенно иное – реакции, проводимые алхимиками, могут быть рационально объяснены, многие процессы имеют смысл и в современной химической лаборатории. Можно считать, что психологическая школа трактовки алхимических реакций ошибочна.
///Аргумент: раз речь о психике, алхимики не должны бы совершенствовать технику, не должны проводить «настоящие» реакции. Это ошибка: были разные алхимики, это раз, и два – алхимик достигал результата, внутренне вникая в происходящие изменения с веществом. Он не маскировался рядом с ретортой (от кого?), он в самом деле проводил опыт по дистилляции и т.п., и изменение вещества вызывало определенные изменения в душе, которые и были целью. Разумеется, при этом нужно, чтобы нечто происходило с веществом в тигле – так что и технику развивали тоже.
Многие алхимические рецепты выглядят с точки зрения химии довольно бессмысленно – длительное повторение, ритмичное, с паузами, не приводящее ни к чему новому – осадок прокалить, растворить, выделить, прокалить… На деле рецепт направлен на ритмы психической жизни (типа утра вечера мудренее» и пр.). Наблюдение подчеркивается – эти процессы, с точки зрения химии, не нужно наблюдать – там всё повторяется, алхимик же должен был многие часы с полным вниманием следить за этими прокаливаниями и осаждениями. Это способствовало именно развитию определенных душевных качеств, результирующий «философский камень» в виде неприятного вида массы в пробирке можно смело выбрасывать – камень оставался в душе.///
The chemist who finally defined the gaseous state at the end of the century was Antoine Lavoisier. Frederic L. Holmes shows that the experiments through which Lavoisier constructed his new theoretical structure were carried out mainly with relatively simple apparatus, based primarily on combinations of Hales's pneumatic devices and traditional chemical equipment.

Jan Golinski
The thermometer was first brought systematically into chemistry in the 1720s by Herman Boerhaave, who reiterated Boyle's arguments in defense of the reliability of the instrument. For Boerhaave, then, the thermometer was a sure and unique indicator of the quantity of elemental fire present in a body. This entity was to be distinguished from the "vulgar fire" fueled by combustible matter and manifested in flame. Boerhaave's elemental fire, as Helene Metzger and Rosaleen Love have detailed, was a universally distributed, subtle matter, with an inherent power of expansion and an ability to cause motion in the particles of other bodies.
Unlike Boyle, then, Boerhaave saw fire as an agent of change revealing the chemical components of bodies and their properties rather than disrupting the continuous existence of chemical substances. For Boerhaave, the thermometer was thus a crucial chemical instrument, key to the mastery of fire. It was, so to speak, a second-order instrument, the artifact that gave humans the control of the cosmic instrument of fire that was the basis of chemistry's claim to the status of an art.
Lavoisier's experimental practice established a model for generations of subsequent chemists. The thermometer remained an indispensable tool in chemical laboratories; lists of the apparatus in stock at Oxford and Harvard universities in the 1820s record numerous different types of thermometers. 61 However, the device was used by chemists to establish and monitor the physical conditions for experiments or to determine the physical characteristics of substances.