История естественной истории
Начать с самого начала никак не получится. Самое начало теряется в глубине бесписьменной культуры – в народной таксономии того или иного региона, в обычаях племён, выделяющих в мире некие растения и животных и их специально именующих, включающих в группы более общие. Это начало мы можем в большинстве случаев только предполагать. Но нам надо выбрать какое-нибудь начало – пусть это будет начало естественной истории.

Та область знания, в рамках которой шел процесс становления будущих «биологии» и «биологической систематики», называлась естественной историей. Это довольно старое, ещё аристотелевское обозначение. В применение к реальности знаний Средних веков естественная история была, по сути, не очень четко определённой областью, где-то рядом с натуральной философией – и включающей медицину. Так понималась естественная история ещё в XV веке. В начале XVII в. – у Ф.Бэкона – естественная история уже не более чем просто промежуточная форма знания, что-то недостаточное, устаревшее, что должно быть заменено знанием современным, индуктивным. То есть расцвет и упадок естественной истории укладывается в XVI в., до того это лишь пустое сочетание слов, после – отжившее обозначение.

Конечно, единого понимания естественной истории у всех авторов не было. Иногда в неё включали «агронауки», говоря современным языком, а также «горное и лесное дело». У Жуана Вивеса (Juan Luis Vives, 1492-1540), автора энциклопедии De tradentis disciplinis 1531, естественная история не отдельная область знания, а результат научного исследования всех предметов природы (The Science of Describing. Natural History in Renaissance Europe. B.W. Ogilvie. The University of Chicago Press. Chicago and London. 2006). Это не дисциплина и не метод, а особенная стадия исследования природы. Выделение областей знания в то время происходило совершенно не так, как сейчас. В XIX веке привычно было классифицировать науки по предметам, которые они изучают. Сейчас – скорее, по проектам, направленным к определённым целям. А в то время знание классифицировалось по «областям деятельности», на которые «естественно» членится человеческое поведение. Тогда исследование было прежде всего – речью об этом исследовании, и как речь являлось частью искусства риторики – именно в этом качестве охватывая все предметы. Вивес нападает на схоластику, которая испортила чистую науку древности, указывает на несовершенства Аристотеля, на его ошибки, которые позднее были исправлены. Для гуманистов XVI в. естественная история была не «научной дисциплиной», а литературным жанром.

Привычным нам образом естественная история начинает выглядеть после своей смерти – уже в XVII в. У Ф. Бэкона в «Новом Органоне», в первой части – «The Advancement of Learning” естественная история – это вид истории, располагается среди гражданской и экклезиастической историй. Бэкон дал естественной истории устойчивое отдельное место среди энциклопедических дисциплин. В XV веке естественная история была стилем, формой, жанром сочинения, а в XVII – предметом, содержанием сочинения. Естественная история как дисциплина - продукт XVI века. К 1600 году ренессансные натуралисты распознали себя не только создателями особенного вида знания, естественной истории, но и членами «сообщества натуралистов». Естественная история стала специфической техникой взаимодействия с миром, особым образом жизни, интересом и формой социальной активности.

Итак, естественная история была «изобретена» в XVI в., она появилась до того, как возникла наука (=современная наука, после научной революции). И потому очень многое в ней было устроено совершенно иначе, чем сейчас в науке, очень непривычным образом. Совсем иначе проходили границы между профессиональной и любительской наукой. В социальном смысле «учеными» были те, кто входил в это вот «сообщество натуралистов». Оно – после могучего воздействия Парацельса – рекрутировало желающих из очень разных «профессий», гильдий, занятий. Туда мог войти аптекарь, издатель, вельможа, юрист, врач. Современная наука характеризуется прежде всего социальными барьерами, возведенными на входе в научное сообщество (образование, формальное место работы и пр.). В этом старинном сообществе натуралистов ситуация была совершенно иная – они же не получали средств непосредственно за работу в области естественной истории, и потому там были приняты высокие стандарты работы (оценивались авторитетными членами сообщества) и открытые границы – стать членом мог любой, порог при входе был невелик.

Далее, «работой» в этом сообществе, значимым делом было совсем не «собирание фактов» (этого понятия в современном смысле просто не было) и не открытие нового. Эти первые натуралисты собирали не факты – они собирали курьезы, артефакты, диковины. Именно это было заслуживающим внимания собранием, коллекцией. Кроме того, для практических нужд собирали в ботанических садах – растения. Работой в сообществе было и издание книг по естественной истории, и иллюстрирование этих книг – издатель, печатник и художник с гравёром были такими же членами сообщества натуралистов, как сборщик растений, аптекарь или коллекционер.

Теперь, в XVI в., естественной историей именовалась ветвь натуральной философии, общей науки о природе, которая отличалась «неподзаконностью». То, для чего существовали законы, было областью натуральной философии, а там, где можно было лишь наблюдать и описывать – работала естественная история. Конечно, разделение это было не очень чётким, и до математизации натуральной философии было ещё далеко, как и до математического идеала всякого совершенного знания. В естественной истории тоже находили множество закономерностей. Но чёткого разделения не проводили, удовлетворяясь старинным представлением, что где-то в этой области граничат три разные традиции – натуральная философия, фармация и агрикультура, то есть самые общие представления о работе с природными объектами (мы бы, наверное, называли это теорией) и две крупные области «прикладного» знания. Конечно, рождение «естественной истории» было относительным – в мире знания ничто не появляется из ничего: ренессансные натуралисты находили для своих работ древних и средневековых предшественников. Другое дело, что античная и средневековая традиции сами были частично изобретены ренессансными гуманистами.

Итак, в XVI веке – во многом под влиянием работ Парацельса и созданной им ятрохимической традиции, но также и в связи с другими источниками - возникла «мода» на естественную историю, которая будет длиться ещё долго – примерно до XVIII века. Мода – потому что в это время стало привычным называть «такие» сочинения – историями. Возникает множество «историй» о… Довольно трудно обозначить предмет того, о чем пишутся эти истории, но сами сочинения выделить нетрудно. Это истории о «природе» - так, как её понимали в то время. В это время Белон написал «Естественную историю птиц», Дюре — «Чудесную историю растений», Альдрованди — «Историю змей и драконов», Джонстон - «Естественную историю четвероногих». Довольно полный перечень «Историй» можно найти у Н.А. Коробкова (Коробков Н.А. Палеонтологические описания. Л.: Изд-во ЛГУ, 1966. 126 с.) – это и Сальвиани «История водяных животных», и Моуфет «Театр насекомых», Ронделе «О морских рыбах», Сваммердам «Библия природы», Рей «История растений»…

С современной точки зрения важно заметить, что предмет для такой истории – как сейчас бы сказали, объект природы – был выделен принципиально иначе, чем современный объект познания. В XVI веке отличаются от современной науки прежде всего не методы познания (детские игры в индукцию, практику, опыт, дедукцию, гипотезу, неизмышление сущностей – были свойственны людям очень давно и, конечно, не это отличало науку). Отличие – и важнейшее – состояло в том, как именно выделялся объект исследования.

В тех описаниях, которые встают со страниц многочисленных «Историй», встречаются не только «объективные» признаки «существа самого по себе», но также и семантические, социальные, антропологические характеристики, которыми существо обладает в связи с его определённым размещением в мире. Тут и происхождение названия этого существа, и истории, с ним связанные, в том числе буквально – охотничьи истории, и его лекарственное значение, пищевая ценность, и мифы, и упоминания в древних книгах. Всё это перечисляется вместе с признаками размера и окраски, формы и способов поведения – как равнозначимое, равноинтересное и в равной степени относящееся к этому живому существу. Мифологические, экологические, семантические связи приписываются живому существу с той же обязательностью, что и его морфологическое строение. Ведь зверь не случайно съедобен и вкусен, не случайно так себя ведёт – всё это связано с его строением, его характеристиками, приготовляемые из него лекарства прямо связаны с его формой. Существо нельзя выделить из его истории и историй о нём, существо можно показать только в единстве с его средой – в которой оно обитает и в которой встречается человеку – в том числе со средой литературной, в которой оно непосредственно дано человеку, о нём узнающему. Объект вырезался из природы не «по самому краю», а «вместе со связями», со своим «заграничьем». Отделения «самого по себе объекта» от «всего прочего, не относящегося к делу», к которому мы привыкли – не было. Потому что такое деление возможно лишь после чрезвычайно сильной познавательной операции, очень субъективной – когда человек решает, что нечто из относящегося к рассказываемому существу «не имеет значения». В мире, столь великом и премудро устроенном, сам человек решает, что интересно, а что не имеет важности. Этой крайне меняющей познание установки ещё не было и объект исследования брался в истории «наивно» - как есть, со всеми к нему прилипшими дополнительными историями, которые были его частями – как листья, цветки или ноги и повадки.


http://ivanov-petrov.livejournal.com/1301032.html
http://ivanov-petrov.livejournal.com/1296859.html